Я не только готовил, но и закупал готовую еду в магазинах и столовых, в чебуречных. Чебуреков немало запас, как и хлеба. Но главное, сыра, сметаны и молока – дефицит. Большую часть на рынке брал, дорого, но я не экономил, несколько постоянных продавцов мне на квартиру приносили, получая деньги. Так постепенно запас молочных продуктов и рос. Скупал домашний творог, тоже солидный запас получился, почти пятнадцать кило. Заказал простоквашу или кефир, обещали бидон привезти. Пока мне всё нравилось.

Было второе апреля, когда я снова шёл из госпиталя к дому. Всё привычно, всё отработано. Позавтракал, отмахнулся от соседа, предложившего сыграть в шахматы, которые я ему на рынке купил. Я с ним играл иногда, но сейчас отказался, а он попросил раненого из соседней палаты позвать, они тут шахматные турниры устраивают. Направляясь на квартиру, по дороге зашёл в чебуречную, пополнил запас чебуреков, а в столовой забрал заказ из трёх пирогов с капустой. Вошёл во двор, уже видно было подъезд, и остановился.

Мне не понравились двое в подъезде, оба вооружены наганами, и ещё трое, укрывшихся за сараюшками, которые принадлежали жителям квартир этого дома. У одного из неизвестных был ППШ, скрытый полами шинели. Вооружены были все. Наблюдатель от неизвестных, который, в отличие от остальных, видел меня, насторожился. А следил он именно за мной, значит, их цель – я. Тут даже думать не стоит: на рынке засветился перед местным ворьём, расплачиваюсь хорошо, адрес квартиры можно от курьеров молочных продуктов узнать. Вот и решили пощипать.

Я был в полной форме командира Красной Армии, не той, что выдавали в гардеробе, а моей, ушитой по фигуре, со знаками различия, новенькой командирской форме, со всеми наградами на френче. На ногах были щегольские командирские сапоги, а на голове – фуражка. Я франт, и не скрываю этого. Документы, как и положено, хранились в секретариате госпиталя, а я продолжал ходить со справкой. От военных меня отличало отсутствие на ремне кобуры с табельным оружием.

Тут я заметил небольшую странность: двое в подъезде были в гражданском, а те трое, что снаружи у сараев, – в форме милиции. Если это действительно сотрудники органов, то, учитывая неприятный опыт общения с этими людьми, меня не прельщает встреча с их коллегами. Сунув руку в шинель, я призвал из Хранилища снаряжённый пистолет, это был вальтер, и приготовился. Если что, прямо из кармана буду стрелять.

У меня появилась новая догадка. Думаю, это Филатов, до которого у меня руки пока так и не дошли, продолжает пакостничать. Могут застрелить, оформив как сопротивление наряду. Но в таком случае в городе должен быть его человек. Филатов уже полгода в милиции работает, мог своими людьми обзавестись. Мне как-то нужно обойтись без захвата и не дать себя пристрелить.

Не так давно мне в голову пришла идея отправлять летящие в меня пули в Хранилище и потом в безопасном месте их выпускать. Я даже начал тренировки: в основном пытался окружить себя чем-то вроде сферы, которая могла бы поглощать всё вокруг меня. Но ничего не вышло. Вывод, больше теоретический, был следующий: если я выставлю ладонь, и пуля попадёт в неё, то отправится в Хранилище, а иначе будет попадание в тело. Открывать Хранилище я мог локально в небольших размерах, ладоней как раз хватало. Раньше я этого не знал, а с этими тренировками выяснил. Жаль, а так надеялся.

– Эй, за сараями? Кто такие? Выходите, или гранату кину!

Пистолет я оставил в кармане шинели, а в другом кармане вызвал гранату Ф-1, достал её, демонстративно выдернул кольцо, удерживая чеку двумя пальцами, и добавил:

– Считаю до трёх.

Считать не пришлось: из подъезда вышли двое в штатском, демонстративно держа открытые удостоверения. Ещё трое появились из-за сараев; автоматчик своё оружие так и не достал, но его можно было рассмотреть под шинелью, если приглядеться.

– Спокойно, – сказал один из сотрудников милиции; теперь я верил, что они настоящие, не ряженые: те бы не вышли. – Мы сотрудники горотдела милиции. Приехали по вызову одного из жителей этого дома. Сообщение было о подозрительном командире.

– То есть вы не собираетесь инсценировать моё нападение на вас и убить меня? Вы тут не из-за мести?

– Какой мести? – не понял он.

– В прошлом году пять сотрудников милиции напали на меня в Москве. Они были в штатском, не представились, удостоверения не показали, я оказал сопротивление, и меня вырубили. Избитого, без сознания меня бросили в камеру. У меня есть друзья, из боевых интендантов. Ночью две группы взяли штурмом здание отдела. Они ликвидировали всех, кого видели, эвакуировали меня и других страдальцев из моей камеры и отошли, закидав здание противотанковыми гранатами. Я в это время в коме был, и меня передали врачам городской больницы. Неужели об этом не слышали?

– Слышали, – с хмурым видом ответил он, играя скулами. – Я вас узнал. Смотрю, лицо знакомое, думал, по ориентировкам, а оказалось, из газет. Вы в каком госпитале лежите?

– В шестом. «Золотая» палата.

– «Золотая»?

– Палата для Героев Советского Союза. Нас там двое. Сегодня вроде третьего должны заселить. Койку занесли.

– Хорошо. Вопросов к вам больше нет. Не могли бы вы вставить кольцо обратно в гранату?

– Легко, – ответил я и убрал кольцо на место, после чего, подкинув гранату, как бы случайно её не поймал, отчего она упала на ледовый наст мне под ноги.

В результате двое упали, закрыв головы руками, а трое застыли, побледнев. Подняв гранату, я расхохотался.

– Чего вы её испугались? Она же ручная.

– Ну и шуточки у вас, товарищ лейтенант.

– Сам горжусь. И я не лейтенант, а техник-интендант второго ранга, попрошу не путать.

– Гранату сдадите?

– С какой это радости? Граната последнего шанса: окружат враги – подорву их и себя. Такие гранаты многие командиры и бойцы носят. Ладно, расходимся.

Я шёл к подъезду, когда меня догнал вопрос старшего опергруппы:

– Товарищ командир, а вам не жаль сотрудников милиции, погибших в том здании? У многих были семьи.

Я остановился, слегка полуобернувшись, и без раздумий ответил:

– Знаешь, у меня было много времени, чтобы подумать. Совершенно не жалею. Вам сколько инструкций написано? Во время задержания нужно представляться, предъявлять удостоверения. Эта ситуация не возникла бы, если бы ваши коллеги следовали инструкциям. Я, когда оклемался, два ящика вина парням выставил, благодаря их за спасение, потому что живым из того отдела я бы точно не вышел. Ну и попросил: если со мной произойдёт подобное, отомстить снова, но жёстче. И ситуация могла бы повториться, когда меня бросили в застенки Лубянки, пусть по ошибке, и по ошибке кулаками поработали. Но нарком Берия лично пришёл и извинился. Поэтому я остановил парней, а то они уже три огнемётных танка приготовили, решив устроить ночь огней и сжечь здание наркомата. Так что нет, не жалею. Учитесь исполнять инструкции, они кровью писаны.

Я развернулся и вошёл в подъезд, поднялся в квартиру. Опергруппа уже отбыла. Настроение они мне не испортили, и я занялся тем, что планировал: пирожными с заварным кремом. Надеюсь, получатся. Сосед продегустирует и выскажет своё экспертное мнение, я ему уже много чего скормил.

Уговорить лечащего врача отправить меня на полный медосмотр удалось только через две недели. Три дня меня мучили разными обследованиями и анализами, но всё же подписали заключение: годен к строевой. Я эти две недели продолжал делать запасы горячих блюд, наварил литров двести компота и много чего ещё. Ходил в Дом спорта, вернул себе физическую форму, занимаясь с боксёрами. Я выигрывал в спаррингах за счёт высокой скорости и убийственных ударов, как их прозвали другие боксёры. Благодаря этому, да ещё в сочетании с современной техникой бокса, равных мне не было. Развивал также свои умения. Взор уже почти на пяти тысячах работал, двенадцати метров не хватало. Хранилище качал, но слабо, около четырёх сотен кубов. Я доставал «эмку» и ездил за город, два дня потратил, приводя в порядок оба Т-35 и ещё пару танков. Вот пока их доставал да убирал, и прокачал чуток Хранилище. В Исцелении было уже сорок семь активных опций из ста.