Карта нашлась, и я за двадцать минут накидал схему расположения заслона немецких войск. А я там действительно всё изучил с помощью Взора. И сейчас описал, указал слабые и сильные стороны немецких подразделений, посоветовал, как тихо пройти. Объяснил, где находится госпиталь, командир которого отправил меня на задание. Посоветовал дождаться ночи в роще, а то наблюдатели засекут, и с темнотой выдвигаться. Задерживать меня не стали: видимо, были и этим довольны. Когда я уже собирался уходить, бригадный комиссар всё же спросил:

– Товарищ Гусаров, а боевые интенданты – это правда?

Вопрос был задан достаточно громко, все насторожились и прислушались в ожидании моего ответа.

– Байка, – невозмутимо ответил я. – Я сам недавно узнал. Парни из осназа НКВД были. Командир одной из групп, капитан Минск, пошутил про интендантов, а я поверил. Позже, когда в газетах статьи вышли, мне объяснили, что там и как. Правда, опровержение в газетах дать не просили: парней забавляет, что их теперь называют боевыми интендантами. Хорошее прикрытие. Хотя себя они зовут боевыми хомячками. И так и эдак смешно.

– Лучше бы боевыми комиссарами назвались, – пробурчал бригадный комиссар.

После этого я покинул расположение окруженцев. Когда я уходил, они в роще устраивались, два костерка запалили, дымных. Не-е, эти точно не выйдут: вообще нет опыта незаметного передвижения.

Покинув рощу, я добрался до противоположной опушки, метров двести до неё было. Придерживая висевший на боку автомат, устроился, прислонившись плечом к дубу, и осмотрелся. Чисто, только следы от множества сапог на податливой почве: тут штабисты и шли. Я вообще ночной охотник, и честно сказать, сильно стрёмно было выходить на открытую местность, так что пока раздумывал, как поступить. Да ещё два бойца со спины наблюдали за мной: может, хотели выследить, как я встречусь с «боевыми интендантами».

Вздохнув, я направился по следам штабистов вглубь котла. Открытая местность в данном случае была преимуществом и для меня: это позволит мне рассмотреть противника издалека, за пределами дальности огня из лёгкого стрелкового оружия, и даст мне возможность достать тяжёлое, тот же миномёт, и накрыть немцев. Бойцы за мной не пошли, вернулись обратно. Взор уже на тысячу восемьсот один метр работал, следующая опция пока не открылась, значит, двух тысяч ждать нужно. А дымок-то над рощей заметен: дебилы, сырые дрова используют.

Шагалось легко. Был бы танк, я бы на нём поехал, но он был оставлен для обороны села. Про Т-35 непонятно, на ходу они или нет, но то, что ремонта требуют, в этом я уверен. А вот танкетки можно использовать. Правда, у них гусеницы узкие, на топкой почве тяжело будет, но их преимущество в том, что они плавающие. Однако рисковать, доставая танкетку в открытом поле, я не хотел, поэтому шёл дальше, присматривая хоть какое-то укрытие или низменность. Прошёл километра четыре, когда поля вокруг изрезали овраги. Спустившись в ближайший отнорок, я достал Т-38. Танкетка с ходу завелась: ещё бы, это до Т-35 у меня руки не дошли, а эти я и обслужил, и заправил, пулемёт в башенке тоже проверен. Устроившись на месте механика, я погнал прочь.

Проехав километров пять, снова спустился в овраг и, заглушив двигатель, стал доставать снедь. Время почти шесть часов, скоро стемнеет, есть хочется. Быстро поел и продолжил путь. Пригодилось умение танкетки плавать: переправился через небольшую, но глубокую речку, найдя подходящий спуск на воду и подъём на другом берегу. В ходе переправы выяснил, что танкетки нужно готовить к преодолению водных препятствий, то-то тут две банки с солидолом лежали: я не замазал, и из щелей текло. Ну, будет уроком, всё в опыт.

Вскоре Взор показал скопление техники. Подъехав ближе, я понял, что в большинстве это штабные машины, многие стоят с открытыми дверцами. Похоже, это техника штаба армии, с командирами которой я встречался. Видимо, жечь технику побоялись, чтобы не привлечь внимание, вот и бросили, как только топливо закончилось. Сорок единиц техники, из которых пять зенитной, из них две в 37 мм, а остальные – пулемётные, и два пушечных броневика. Всё это я убрал в Хранилище. Проехал ещё немного, и снова остановка. В небольшом озерце наши танкисты утопили три танка: два Т-26 и одну «тридцатьчетвёрку», только башни торчат. Не поленился: разделся и добрался до них, убрал в Хранилище. Выбравшись, дрожа от холода, достал снова и поставил на берегу, чтобы вода стекла. Быстро оделся, пытаясь согреться. Хорошо, простуда не грозит – вылечусь.

Я понимал, что двигатели танков схватили гидроудар, и их придётся чинить, но пушки были в порядке. Под Москвой танки точно пригодятся. Так, в темноте, я на танкетке и гнал дальше, стараясь держать максимальную скорость. Не повезло: на очередном повороте слетела гусеница. Танкетку и гусеняку я убрал в Хранилище, потом починю. Достал вторую (их у меня две было) и погнал дальше.

Техники и брошенного вооружения стало попадаться всё больше и больше. Иногда Взор показывал отступающих, от одиночек и небольших групп до подразделений, которые шли колоннами, с сохранением дисциплины. С командирами таких подразделений я общался: останавливался, опознавался, чтобы не подстрелили или не подбили (пушки у них были), узнавал координаты медсанбатов или госпиталей. Достоверно узнал о двух медсанбатах и двух госпиталях, которые не смогли выехать и остались вместе с медиками. Я сразу решил, что туда и отправлюсь. Сам тоже делился информацией, указывал на картах, если они были, где немцы организовали заслоны. В этих местах немцев ещё не было, это в других наших уничтожают, организуя мини-котлы, так что у этих был шанс вырваться.

Технику, если она была в порядке, я забирал. За ночь отправил в Хранилище восемнадцать танков, из них одиннадцать «тридцатьчетвёрок», шесть Т-26 и один КВ. Тридцать семь грузовых машин, многие с грузами, двенадцать тягачей, семнадцать единиц артиллерии разных систем, в основном тяжелой: лёгкие сорокапятки наши не бросали, их и на руках укатить можно. Но под утро двенадцать грузовиков обнаружил, стояли прямо на дороге, и к восьми как раз сорокапятки прицеплены были. Машины нагружены снарядами к ним, а баки пустые. Да и артиллеристов рядом не видно.

Про основную свою задачу я не забыл: успел за ночь посетить один медсанбат и оба госпиталя. Часть медперсонала разбежалась, но оставшиеся врачи после недолгих размышлений соглашались на моё предложение. Как оказалось, главврач нашего корпуса пользовался уважением в их кругах, и поэтому они были готовы выполнить его просьбу. Раненых, которые спали (ночь всё же), я отправлял в Хранилище, как и принявших снотворное медиков. Забирал всё медоборудование частей, которое медики сами упаковали для эвакуации. Охраны у них уже не было – разбежалась, да и все легкораненые тоже, только тяжёлые остались. В итоге набралось триста человек медперсонала и около четырёх тысяч раненых.

На этом ночь и закончилась. На днёвку, чтобы выспаться, я устроился на берегу речки. В камышах нашёл отличное убежище, закутался в два одеяла, брезентом накрылся на случай дождя и уснул на лапнике, покрытом сверху медвежьей шкурой. Надо сказать, отлично выспался и был готов следующей ночью продолжить свою работу. А немцы, похоже, были близко: канонаду стало слышно. Наверное, организовали очередной мини-котёл.

Я осмотрелся. Село, которое я покинул две недели назад, было тёмным. Ни звука, ни огонька. На окраине, где ранее располагался пост, было заметно какое-то копошение. Используя бинокль, мне удалось рассмотреть фигурки красноармейцев, которые спешно там окапывались: похоже, сильно потрёпанная советская часть занимала оборону. До них километра два будет, а Взор брал на тысячу девятьсот девяносто три метра, приходилось оптику использовать.

С момента, как я покинул это село, прошло пятнадцать дней. И надо сказать, немало славных дел я совершил за это время. На территориях котлов я убрал в Хранилище, по уже отработанной схеме, двадцать два госпиталя, шесть оздоровительных санаториев, в которых долечивались раненые, одиннадцать медсанбатов и сорок ещё разных медсанчастей. Я объехал всю территорию сужающегося котла, который на данный момент прекратил своё существование. В Хранилище находится сейчас порядка пятидесяти тысяч раненых и две с половиной тысячи медперсонала, из них семь сотен врачей. К сожалению, главврачи двух госпиталей и трёх медсанбатов отказались эвакуироваться предложенным способом, не поверив мне; с них я взял расписки с отказом. В целом, отчаявшиеся врачи желали мне верить и соглашались на эвакуацию, но эти, видимо, уже потеряли веру в спасение. Им руку помощи протягивают, а они по ней бьют. Сделать я ничего не мог, да и времени не было их уговаривать, так что получил расписки и отбыл.