Попытки овладеть своим телом так меня утомили, что вскоре глаза сами закрылись, и я провалился в сон. Похоже, я снова попал в дитёнка, не удивлюсь, если в семилетнего. А вообще, я желал поскорее пройти инициацию и узнать, получилось у меня с Хранилищем или нет.
В следующий раз я очнулся оттого, что меня трогали, даже переворачивали – как я понял, обмывали.
– Игорь Валерьевич, Терентий очнулся!
Раздавшийся над головой звонкий девичий голос заставил меня поморщиться. Опять Терентий. Не удивлюсь, что истинное имя принца, в теле которого я оказался при первом попадании, тоже Терентий. Это что, я теперь так и буду в семилетних Терентиев попадать? Имя редкое, вряд ли это долго продлится.
А вот от морей-океанов стоит держаться подальше: я вообще к знакам мало восприимчив, но тут и тупой догадается, что иначе я долго не проживу, весь мой опыт явно мне это демонстрирует. Хотя, будучи принцем, я двести лет прожил в водном мире, и ничего, а тут всего пятнадцать лет – и вот пожалуйста.
Открыв глаза, я глянул на ту, кто издавал столько шума. Миловидная круглолицая дивчина лет пятнадцати, ну край шестнадцати. Ткань сарафана едва сдерживает полные груди – классическая троечка, и бюстгальтера явно нет. Дивчина была светловолосая, тип Румянцевой, парни таких любят. Как я понял, это она меня обмывала, когда я очнулся. Сейчас она с любопытством изучала меня.
Раздался скрип дощатого пола, я услышал приближающиеся шаги, и мне явился классический такой доктор, как их в фильмах показывают. Белый халат с завязками на спине, шапочка, даже бородка клинышком наличествовала, жаль, не седая. Были ещё очки-велосипеды, но присмотревшись, я понял, что они с простыми стёклами, без диоптрий. Даже так?
– Ну-с, юноша, как вы себя чувствуете?
– Плохо. А вы кто?
Мой вопрос вызвал шок. Я поначалу подумал, что он вызван тем, что я, в который уже раз, амнезию отыгрываю, но оказалось, этого даже не заметили.
– Немой заговорил? – удивился доктор.
– Мамочки, радость-то какая! – всплеснула руками дивчина.
Я так и не понял, кто она: то ли помощница доктора (но халата нет), то ли родня бывшего хозяина моего нового тела.
– Вы кто? – повторил я.
Наконец, они обратили внимание и на суть моего вопроса. Уточнили, помню ли я их. Услышав в ответ, что я их не узнаю, доктор покачал головой, а дивчина снова всплеснула руками.
Доктор отослал девушку за его сумкой, и когда она её принесла, стал меня осматривать. Вот тут и выяснилось, что всё, что сверху до пояса, я чувствую, а что ниже – нет. Огромный синяк на спине намекал, что всё не так просто. Доктор меня и иголками тыкал – никакой реакции. Блин, везёт мне на инвалидов.
Когда доктор с задумчивым видом ушёл, я уточнил у дивчины, что со мной случилось. Она оказалась моей старшей сестрой. Рассказала, что я с другими детишками забирался на лошадь, которая стояла стреноженной, со спутанными передними ногами. Ребятня делала живую лестницу, и тот, кто был сверху, забирался на широкую спину коня.
А тут конь вдруг взбрыкнул, встав на задние ноги, и скинул очередного седока, бывшего хозяина этого тела. Мальчишка упал плашмя и потерял сознание. Сразу позвали взрослых и отнесли его к доктору. Три дня он лежал у доктора, не приходя в сознание, а сегодня очнулся. Да ещё и заговорил, а ведь немым был. М-да, интересная история.
Парнишку в станице считали юродивым, с детишками он особо не играл, не принимали его в свою компанию. А тут заметили, как он смотрел со стороны на их забаву, позвали и предложили на коне посидеть. Он не отказался. Ну а дальше понятно. Я думаю, кто-то напугал коня, но со страху не признаётся. Терентий умер, и в теле оказался я.
Терентий был немой, но умел читать: сестра учила его с пяти лет. Любимой его книгой были «Приключения Тома Сойера». Он и писать умел, и общался записками, блокнот и карандаш всегда у него в кармане были. Не знаю, почему не говорил, может, патология какая?
Я задумался о том, как провести инициацию, чтобы никто ничего не понял. Вернув себе пси-силы, я восстановлюсь и снова смогу ходить. Вот только мне необходима вода, в которую я смогу погрузиться с головой, а кто мне такое позволит? Ещё подумают, что утопнуть желаю, осознав, что обездвижен на всю жизнь.
Поинтересовавшись, какой сейчас год, выяснил, что июнь тысяча девятьсот сорокового. Зашибись, я в теле семилетнего парнишки (ага, угадал) перед самой страшной войной в мировой истории. Блин, как бы свалить от неё подальше? Плохо, что наша станица на Кубани не останется в стороне от войны, немцы как раз в этом месте на Кавказ рвались.
Станица находилась в пятидесяти километрах от города Тихорецк, между Тихорецком и Краснодаром, на берегу реки Кубань. Станица где-то на сто дворов. Основное занятие – выведение тягловых пород лошадей в колхозе и земледелие: обрабатывали колхозные поля и свои хозяйства.
Отец Терентия Николай Егорович Красницкий работает в колхозе шофёром на ЗИС-5. Мать Алёна Яковлевна – бригадир косарей, которые заготавливают запас сена для табунов. У колхоза две тысячи лошадей, недавно тысячу отдали армии, в артиллерию. В семье четверо детей; были ещё двое, но умерли в младенчестве: жизнь тяжёлая.
Старший сын Георгий уже год проходит службу в Красной армии, служит в авиации, шофёром в аэродромной обслуге. Следующей по возрасту шла Раиса, та самая деваха, которую я первой увидел, очнувшись в этом теле. За ней Терентий, ему в феврале исполнилось семь лет. (В следующем году начнётся война, а в сорок втором, когда мне будет девять, в станицу войдут немецкие войска.) Ну и самой младшей, Настеньке, четыре годика. Так как Красницкие в станице пришлые (они с верховий Кубани), родственников у них тут нет.
Это всё, что мне удалось выяснить за три часа, прошедшие с тех пор, как я очнулся. Покормив меня гречневой кашей, Раиса ушла, оставив меня обдумывать услышанное. А вообще, я не переставал думать о том, как бы мне оказаться в воде, желательно с головой, потому что слабость была такая, что я сам почесаться не мог, а не то что доползти до водоёма или хотя бы до бочки с водой.
К вечеру прибежала мать. Охала и ахала, ругала каких-то мальчишек и грозила им. Меня снова покормили, а потом и обмыли: я, оказывается, по малому сходил. Не могу контролировать это, так что приходится терпеть. Алёна Яковлевна сказала «Бог дал – Бог взял», имея в виду то, что я заговорил, но ноги отказали и память потерял. Правда, читать и писать по-прежнему умею, это не забылось, доктор проверил. Ему вообще интересно со мной было работать, о многом меня спрашивал.
Потом наступила ночь, доктор ушёл к себе, а я хорошо поспал, только спина болеть начала. С утра пришла Раиса, которой явно поручили присматривать за братом. Она снова обмыла меня, а уходя, оставила мне книгу про Тома Сойера.
Вдруг за окном раздалось шуршание, шёпот, и в открытом оконном проёме появилась конопатая мордашка какого-то парнишки лет восьми-девяти. Я вывернул шею, чтобы его увидеть. Слабость постепенно проходила, но всё равно шевелиться было трудно, хотя руки я уже поднимал.
– Терёха, ты правда заговорил? – громким шёпотом спросил парнишка.
– Правда, – также шёпотом ответил я.
– Вот ты о землю грохнулся. Ты не думай, мы коня не пугали, он сам чего-то.
– Я не думаю. Жаль, ноги отказали и память отшибло.
– Может, тебе чего принести? Знаешь, у Агафьи такие груши уродились… Они пока маленькие, но есть можно.
– Нет, не нужно, спасибо. Вы лучше мне воды организуйте. Бочку воды. Мне нырнуть нужно, чую, поможет, и ноги оживут. Только чтобы никто не видел.
– Воды? – явно озадачился парнишка. За окном раздался многоголосый шёпот. – Как стемнеет, Серёга телегу подгонит, мы тебя на Кубань свозим.
– Четырёх нужно, чтобы меня нести.
– Хорошо.
Парнишка скрылся, и шум за окном стих. Уф-ф, надеюсь, получится. Вроде детишки серьёзно вознамерились ополоснуть меня в «святой купели», как шепнул один из них. Хм, да, если я начну ходить, это будет серьёзное подспорье местному духовнику. В станице, кстати, церковь была, причём действующая.