В а с и л е. Почему ты переводишь разговор? Я пишу стихи, как и всегда; критика меня хвалит, я получил признание, мне было нелегко, пришлось начать все сначала, я отбросил приторную псевдоромантическую манеру, начал все совершенно заново, сменил и псевдоним, решил вступить в новый возраст поэзии с новым именем… Возле тебя все было бы иначе. Ну как, согласен?

И о н. Подумаю. До утра.

В а с и л е. А утром скажешь?

И о н. Обещаю.

В а с и л е. В котором часу?

И о н. Вот это да, тебе еще и время скажи! На рассвете.

В а с и л е. Очень благодарен, Ион.

И л я н а (застенчиво). Я тоже.

Входит с победоносным видом  В и к т о р, держа в руках откупоренную бутылку.

В и к т о р. Приготовьте бокалы!

Василе порывается подставить свой бокал.

И л я н а (тянет его в сторону). Милый, выйдем на воздух, хоть ненадолго, я неважно себя чувствую, может, табачный дым…

Василе идет к двери, с сожалением оглядываясь.

В и к т о р (Василе). Не хочешь с нами чокнуться?

В а с и л е (с порога). Не могу. Иляна плохо себя чувствует. (Выходит с шляпой.)

В и к т о р (разливает вино). Будьте счастливы!

И о н. Желаю счастья!

Входит  П у й к а, держа в руках зубочистку с маслиной.

П у й к а. Извините меня, пожалуйста, но я хочу еще раз, последний, проверить. Виктор, попробуйте эту маслину.

В и к т о р. А что в ней такого?

П у й к а. Это-то я и хочу узнать.

В и к т о р (пробует). Мммм… Похоже, чуть-чуть солоновата.

П у й к а (торжествующе). Потому-то вы и генеральный директор, Виктор, что вы прекрасно во всем разбираетесь!

Гонг.

Вокруг стола.

В и к т о р. Предлагаю пять минут полного блаженства. Все безудержно хвастаются. Долой критический дух, за дверь его, в раздевалку. Каждый в обязательном порядке улыбается. (Георге, который поднялся со своего места.) Куда это ты собрался?

Г е о р г е. В раздевалку. Ведь именно я — ваш критический дух.

В и к т о р. Ишь чего захотел! Сядь и слушай.

Г е о р г е. Есть, товарищ генеральный директор.

В и к т о р. Можешь обращаться ко мне по имени.

Г е о р г е. Я всю жизнь боялся генеральных директоров.

Э м и л и я. А уверял, что боишься гандболисток.

Г е о р г е. У гандболистки рука что десятикилограммовая гиря, подпись генерального директора весит семь тонн. Наш уважаемый бывший коллега всегда поражал меня своим здравомыслием. Когда мы восхищались зеркальной гладью воды, он тут же обращал наше внимание на камушки, лежавшие на дно, которые, по его мнению, заслуживали гораздо больше внимания… Я долго мучился, глубокоуважаемый генеральный директор, пытаясь припомнить хоть один достойный упрека поступок, который бы ты совершил в студенческие годы. И почти панически вынужден констатировать, что подобных поступков не было. Мне не в чем тебя упрекнуть, решительно не в чем. Ты относишься к тем немногим, которые не били себя в грудь на собраниях, не бахвалились своей честью, искренностью и твердостью… Хоть у меня ядовитый язык, но тебя, Виктор, мне упрекнуть не в чем — это обстоятельство является признаком моей профессиональной деквалификации и, уверяю тебя, поводом для мигрени. Я привык смотреть на мир сквозь призму своей рубрики, и до сих пор никто не ускользал от меня, кроме Виктора и Иона. Стало быть, надо копать глубже. Обещаю вам, досточтимые коллеги, этим заняться.

В и к т о р. Желаю успеха, плачу по счету… Так, пошли дальше. Эмилия, чем ты можешь похвастаться?

Э м и л и я. Четырехлетней дочкой. И дважды завоеванным европейским первенством. Ну как?

В и к т о р. Годится. Слово предоставляется мужу Эмилии, приготовиться Василе.

П е т р е. Я… если можно так выразиться…

Г е о р г е. Забил гол, он же — офсайд.

П е т р е. Какой такой офсайд, о чем вы говорите? Какой офсайд, когда справа был Олаффсон, я пошел на сближение и ударил.

В и к т о р. Яснее ясного, чистый гол.

Г е о р г е. Ну будьте же серьезны!..

П е т р е. Да вы почитайте газеты, почитайте, пожалуйста, газеты!

Г е о р г е. А вы-то сами читали датские газеты?

П е т р е. Я, видите ли… то есть… (В раздражении и замешательстве залпом осушает бокал.)

В и к т о р. А что ты, Василе?

В а с и л е. Я писал… и печатался…

И о н. Прислал бы и нам, брат, хоть по книжке. Хотя бы коллегам, черт побери…

В а с и л е. Конечно… У меня просто не было ваших адресов. Непременно пошлю. Как только вернусь домой…

В и к т о р. Слово предоставляется жене Василе. Приготовиться Георге.

И л я н а. Что я могу о себе сказать… Что я подготовила десять выпусков? Но это сделал каждый из нас. И посадила два тополя.

В и к т о р. Где?

И л я н а. Где-то у черта на куличках. На вершине холма.

И о н. Заразилась поэтическим духом от мужа?

И л я н а. Стараюсь. И так говорят, что мы, математики…

В а с и л е. Дайте я скажу. Пожалуйста, дайте мне сказать.

Г е о р г е. Кто же тебе мешает?

В а с и л е. Ты.

Г е о р г е. Я?! Здравствуйте!.. Я сижу и молчу.

В а с и л е. Ты мне мешаешь и тогда, когда молчишь.

Г е о р г е. На воре шапка горит.

В и к т о р. С этой твоей рубрикой ты превратился в заправского прокурора.

Г е о р г е. Да ну вас, ей-богу, разве не видите — я молчу, что вы ко мне привязались?

В а с и л е. Я хотел сказать… Сказать, что Иляна заботилась обо мне.

Г е о р г е. Она сует тебе пустышку и укладывает бай-бай?

В а с и л е (продолжает свое). Заботилась обо мне.

В и к т о р (Георге). Прошу, твое слово.

С о ф ь я  выскальзывает из зала.

Г е о р г е. Мда… Гм. Ну что ж, самое большое достижение, если хотите знать, — это то, что мой начальник меня еще не выгнал.

В и к т о р. Не прибедняйся. У тебя бойкое перо, журналистская хватка, чего тебе не хватает?

Г е о р г е. Ха, вы не знаете нашего шефа: умного да пишущего он не держит. Такого человека он выдвинет, переместит, неважно куда, но уберет. А в результате без малого десять лет он у нас самая светлая голова.

В и к т о р. Почему ты не посвятишь фельетон этой теме?

Г е о р г е. В этом нет надобности, он и так у меня на крючке, с одним веселеньким дельцем.

В и к т о р. Потерял какое-нибудь письмо?

Г е о р г е. Нечто в этом роде.

В а с и л е. Это, знаешь ли, методы… методы…

Г е о р г е. …достойные осуждения. Согласен. Но что вы скажете о методах шефа?

В и к т о р. Каков поп, таков и приход… Я слышал, ты написал книгу.

Г е о р г е. Мне ее завернули в трех издательствах. Говорят, слишком «односторонняя», вижу все в мрачном свете.

В а с и л е. Ну, если тебе приходится иметь дело только с мошенниками…

Г е о р г е. Среди них есть здравомыслящие и более честные, чем многие.

В и к т о р. Кто — многие?

Г е о р г е (пожимая плечами). Многие люди.

В и к т о р. Жуликов ты берешь под защиту, а своих товарищей подозреваешь во всех смертных грехах.

Г е о р г е. Мой лозунг — «поступай наоборот!». Когда мне говорят «посмотри сюда», я инстинктивно смотрю в другую сторону.

В и к т о р. Идет молва, что ты сначала разговариваешь по телефону, а потом уж набираешь номер собеседника.

И о н. И что супружескую жизнь ты начинаешь с развода, а не со свадьбы.

Г е о р г е. Не болтайте глупостей, просто я не люблю проторенные дорожки, вот и все.