З а н а в е с.
Думитру Раду Попеску
ФАЯНСОВЫЙ ГНОМ ИЗ ЛЕТНЕГО САДА{125}
Перевод Е. Азерниковой
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Мария.
Севастица, старая воровка.
Берчану.
Стамбулиу, доктор.
Мушат.
Оприцеску Малыш.
Птица.
Ирос.
Давид.
Изидор.
Замбила.
Цыганка, молодая и немая.
Стражники.
I. Три инициала — М. В., Л. Е. и З. А. — послужили отправной точкой для создания пьесы. Не будучи пьесой-документом, она непосредственно связана с реальными событиями лета переломного 1944 года.
II. Пьесу можно играть без антракта. Автор разрешает режиссеру изъять некоторые сцены, если тот не располагает подходящими актерами. Пьесу надо играть строго, сдержанно, без пафоса.
Сцена представляет внутренний двор старинного замка, расположенного в лесу.
Замок — а это именно замок, а не усадьба — приспособлен к обстоятельствам пьесы. Он окружен вековой стеной и потому выглядит как крепость. В глубине двора начинается сад с беседкой, перед которой фаянсовая скульптура гнома с красными губами. Часы на башне будут отсчитывать время.
III. Пьеса была начата в последние дни декабря 1971 года. Закончена в январе 1972-го. Это дает автору право.
IV. Посвятить ее тому, кому 8 января исполнилось 9 лет — Траяну Попеску, самому старшему из трех Попеску, ни один из которых не знает таблицы умножения.
П т и ц а. Господин Мирча Мушат.
Входит М и р ч а М у ш а т. Слышен шум удаляющейся машины.
М у ш а т. Доброе утро.
П т и ц а. По двору направо.
Слышно, как останавливается еще одна машина. М у ш а т исчезает.
Господин Оприцеску.
Появляется О п р и ц е с к у.
М а л ы ш. Доброе утро.
П т и ц а. По двору направо.
М а л ы ш. Ты чем-то расстроен?
П т и ц а. Напротив, я весел.
Останавливается еще одна машина. М а л ы ш исчезает вслед за Мушатом.
Господин доктор Стамбулиу Василе.
С т а м б у л и у. Доброе утро.
П т и ц а. По двору направо.
С т а м б у л и у. Я знаю.
П т и ц а. Не сомневаюсь. Но таков приказ. Чтобы никто не забыл.
С т а м б у л и у. У тебя красные глаза. Ты плакал?
П т и ц а. Я никогда не плачу и не буду плакать.
С т а м б у л и у. И жалованье тебе платят не за то, чтобы ты плакал. (Исчезает.)
П т и ц а. Господин Константин Ирос.
Останавливается еще одна машина. Появляется И р о с.
И р о с. Доброе утро.
П т и ц а. А это кто? (Показывает на человека, который сопровождает Ироса.)
И р о с. Я тебе еще вчера объяснил: мой адъютант Мирон Давид.
П т и ц а. Я забыл. Господин Мирон Давид!
Д а в и д. Все пришли?
П т и ц а. По двору направо.
Д а в и д. Пришли все?
П т и ц а. Не знаю, меня это не касается, я их не считал.
Д а в и д. Они не овцы, чтобы их считать.
П т и ц а. Я не потому их не считал, что они не овцы, просто я не умею считать.
Д а в и д. Ты неграмотный?
П т и ц а. Нет. Я дурак.
Д а в и д. Зачем же тебя здесь держат?
П т и ц а. Чтобы подметать, смывать кровь, засохшую на камнях.
И р о с. Он не дурак, он умственно отсталый. На фронт его послать нельзя, вот и мобилизовали на легкую работу.
П т и ц а. На легчайшую: я обмываю мертвых.
Слышно, как останавливается еще одна машина. Э т и д в о е исчезают.
Господин директор Доминик Берчану.
Входит Б е р ч а н у.
Б е р ч а н у. По двору направо.
П т и ц а. Я знаю, что вы знаете.
Б е р ч а н у. Надеюсь, сегодня ты не будешь плакать. (Хлопает его по плечу.) Ты не виноват. Я — тоже. И все же я принес тебе платок, чтобы ты не вытирал глаза и нос полой рубашки. Я ведь не плачу.
П т и ц а. Мне платят не за то, чтобы я плакал.
Б е р ч а н у. А мне платят за то, чтобы я не плакал.
П т и ц а. Я могу делать что хочу — я кретин.
Б е р ч а н у. Разве я сказал, что ты кретин?
П т и ц а. Не вы, доктор сказал. И он прав. Я сам знаю, что я кретин. Ночью я забываю сходить на двор и…
Б е р ч а н у. Не сердись на доктора Стамбулиу. Они с твоим отцом односельчане, и поверь мне, он сделал доброе дело, мобилизовав тебя на легкую работу, недалеко от дома. (Смотрит на часы.) Восемь часов. Ты сказал, чтобы она была готова к восьми?
П т и ц а. Ей сказал тот, кто должен был сказать.
Б е р ч а н у. Но ведь я просил тебя передать ей от моего имени, чтобы она достойно держалась, была прилично одета, хорошо причесана.
П т и ц а. У нее бабка: она причесывает ее с семи часов…
Б е р ч а н у. Пожалуйста, позови ее и скажи, чтобы она на меня не сердилась — ведь моей вины здесь нет.
П т и ц а. Она знает.
Б е р ч а н у. Позови ее, пожалуйста… (Исчезает.)
Торопливо входит с в я щ е н н и к, видно, что он пришел пешком. Не говоря ни слова, он направляется туда, куда уже прошли все остальные.
П т и ц а. Отец Изидор Мирча. (Уходит в глубь сцены, стучит в дверь камеры.)
Выходит С е в а с т и ц а.
Восемь часов.
П я т е р о с т р а ж н и к о в вырастают как из-под земли по обе стороны двери.
С е в а с т и ц а. Что нового?
П т и ц а. Ничего. Все как было условлено: в восемь тридцать ее казнят. Там же, через двор, направо.
Появляется М а р и я.
Доброе утро.
М а р и я. Доброе утро.
П т и ц а. Директор просил узнать, ты причесалась?
М а р и я. Я причесалась и даже собрала волосы в узел.
П т и ц а. Директор спрашивал…
С е в а с т и ц а. Она умылась по пояс, холодной водой с мылом, я поливала ей из кувшина и вымыла ей ноги.
М а р и я. На полу у меня настоящий потоп.
П т и ц а. Ерунда — я вытру.
М а р и я. Спасибо.
С е в а с т и ц а. Директор говорил еще что-нибудь?
П т и ц а. Чтоб Мария держалась достойно и что он не виноват.
Появляется М а л ы ш с газетой в руках.
М а р и я. У меня во рту привкус железа, и в ушах звенит.
М а л ы ш. Это страх. Ты боишься смерти.
М а р и я. Я ничего не боюсь, просто меня мутит.
М а л ы ш. Это страх — его ощущаешь нутром. Прочти сегодняшнюю газету.
М а р и я. Там напечатаны твои стихи?
М а л ы ш. Зачем ты меня оскорбляешь?
М а р и я. У меня болят глаза и ломит поясницу.
С е в а с т и ц а. Я знаю заговор, доченька.
М а л ы ш. Это называется страхом. Почитай газету. Ведь любопытно знать, что пишут газеты в последний день твоей жизни. Я даю тебе эту возможность, почему бы тебе ею не воспользоваться.
Слышны пять выстрелов.
М а р и я. Что это?
М а л ы ш. Дезертира казнили. Теперь очередь одного типа, который изнасиловал и зарезал пятерых девочек, а потом — твоя. Почитай газету.
