Разнообразие и роскошь парадных костюмов (особенно женских) с течением времени лишь увеличиваются; качество тканей улучшается, все чаще используется как повседневная одежда из шелка, причем более изысканного сорта; появляются дорогие аксессуары. Так, из почти 200 предметов женского туалета, зафиксированных в одном документе (Болонья, 1401), 24 были украшены серебром, 68 — золотом (бахрома, вышивка, парча), 48 отделаны мехом. Судя по сохранившимся описям имущества, для представительниц аристократических кругов XV столетия одежда служила средством подчеркнуть свой статус. Причем, по–видимому, женщины не стремились указать на свою принадлежность к определенному клану или семье; им было важно продемонстрировать свою индивидуальность и отличие от себе подобных. Это достигалось с помощью оригинального туалета, особого макияжа и прически, открывавшей лицо. Роскошность женской одежды публично утверждает социальный статус семьи и частной среды, однако не позволяет «идентифицировать» конкретную семью или род. Парадная одежда, подчеркивая индивидуальность и своеобразие черт того, кто ее носит, означает для женщин повышение их престижа, равно как и компенсацию за подчиненное положение в частной жизни.

Определяющая роль частных занятий и ценностей — в первую очередь частных занятий и ценностей семьи — в жизни людей и в жизни сообществ неизбежно привлекает внимание властей и обуславливает их вмешательство.

В коммунах очень рано отмечается факт существования частных групп. Слова «consortes», «семья», «происхождение», «братья» часто встречаются в официальных документах как Некая данность — гуманитарная, социальная и, конечно, политическая, — с которой надо считаться. Власти к семейным группам относятся с подозрением, ведь в итальянских городах XIII века, еще политически слабых, они фактически начинают доминировать. Дают о себе знать амбиции семейств, соперничающих друг с другом из–за своих частных интересов. Аппетиты этих могущественных кланов (современники называют их magnati) власти ограничивают с помощью законов. Первоначальное законодательство властей городских коммун направлено именно на это: оно устанавливает мир между частными группами.

Вне зависимости от отношения к амбициям кланов (группировки, стоящие у власти, благоволят семьям, которые им преданы), это законодательство не имело бы почти никакого влияния на частную жизнь, если бы его авторы не пытались регламентировать ее содержание. Римское право регулирует частную жизнь в той же степени, что и публичную; выше я уже писал о значении работы болонских глоссаторов[113] XII–XIII веков, уточнивших права и роль отца семейства (pater familias). По их примеру коммуны постоянно ставят в центр внимания содержание частной жизни, и статуты, которые они принимают на протяжении XII–XIV веков, в полной мере об этом свидетельствуют. Мы видим, что муниципалитеты издают законы, касающиеся частных домов — их высоты, материала, из которого их следует строить, линии застройки (Сиена, XIV век); законы вправе устанавливать налог на выступающие части зданий, ограничивать высоту башен и т. д. Многие законы требуют, чтобы владельцы имущества сообщали о нем властям в целях оптимизации налогообложения (первые кадастры засвидетельствованы в XIII–XV веках в Вероне, Венеции, Перудже, Флоренции); они регламентируют и управление имуществом (обязанности, наследование, приданое). В частную сферу законы вмешиваются прежде всего ради определения и регламентации власти мужа, прав жены и детей, вопросов эмансипации, совершеннолетия, брака (гвельфам запрещается жениться на девушках из семей гибеллинов — Парма, 1266); благодаря законам пресекаются самые серьезные отклонения от нормы: инцест, двоеженство и, конечно, гомосексуализм.

Законодатели удваивают свое внимание в тех случаях, когда частный выбор имеет или может иметь воздействие на публичную жизнь. Особенно сильное подозрение у них вызывают церемонии бракосочетания и погребения, в связи с чем эти события становятся объектом подробной регламентации, ничего не оставлявшей без внимания: ни число и статус гостей — преимущественно женщин, ни время проведения пиршеств (Венеция, 1339, 1356; Болонья, 1276 и позднее; Генуя, 1428), ни размер приданого и стоимость свадебных подарков (Венеция, 1299, 1360; Болонья, 1401), ни проведение похорон и т. д. Как ни странно, наибольший страх в обществе вызывают законодательные инициативы, касающиеся моды. Пышность и дороговизна туалетов, в которых женщины появляются на публике, внушают обеспокоенность властям, и эта тревога материализуется в виде повсеместно принятых регламентов ношения одежды, напоминающих скорее модные каталоги; в известном статуте против роскоши и чрезмерных расходов, принятом в Болонье в 1407 году, Перечисляется шестнадцать категорий запрещенных предметов одежды (драгоценности, пояса, кольца, вышивка, меха, бахрома, платья, туфли, пуговицы и др.), причем они, в свою очередь, подразделяются на множество более мелких категорий, так что штрафы сыплются как из рога изобилия. Но ремесло инспектора неблагодарно. Сеньория закрывает глаза на правила и сама устраивает пиршества, как, например, в Венеции, а женщины проявляют поистине дьявольскую изворотливость в уклонении от закона: один служащий (нотариус) говорит моднице, которая щеголяет в дорогом костюме, украшенном длинным рядом пуговиц: «Пуговицы запрещены, госпожа». На что красавица отвечает: «Пуговицы? Но это чашечки! Взгляните сами, если мне не верите: где ножка, где петельки?» (Саккетти). Должностные лица унижены, но не сдаются. С течением времени контроль — можно даже сказать, господство — законодателей над частной сферой не ослабевает. Не забыты мораль и общественный порядок, а власть, сосредоточившись в руках узкого круга лиц, становится все более репрессивной: Медичи доходят до того, что начинают перлюстрировать частную переписку. Таким образом, постоянные контакты с другими средами насыщают частную среду ценностями и предписаниями, выработанными за ее пределами. Государством. И церковью.

Частное жилище время от времени становится местом почитания Бога. Бедняки хранят в своих домах медальоны и освященные оливковые ветви, а в описях имущества обеспеченных семей часто, хотя и не всегда обнаруживаются янтарные четки, распятия (весьма редкие во Флоренции XIV века), молитвенные книги и, главное, изображения Святой Девы.

Эти иконы и культовые предметы хранятся в спальнях, включая гостевые и предназначенные для прислуги: здесь религиозное чувство принимает форму частного и индивидуального религиозного акта; в то же время в гостиных мы их не встречаем (Флоренция, 1380–1420). Но личное религиозное чувство не обязательно связано с иконами. Оно может проявляться в гостиной и распространяться на все семейство, собравшееся послушать, как отец читает душеспасительные книги или произносит молитву перед едой. Но будь это спальня или гостиная, именно в доме дети познают основы христианства, здесь они повторяют свои первые молитвы.

Если копнуть глубже, мы заметим, что все риски, тревоги, невзгоды, которые несет в себе частная жизнь и которые затрагивают судьбу близких людей, делают частный мир полностью зависимым от воли провидения. Все — мужчины, женщины, дети — осознают это, признают и не скрывают этого. Видеть, как близкий человек покидает дом, слабеет, страдает, умирает — значит чувствовать на себе руку Господа, признавать его могущество, взывать к его милосердию. Слова о предании себя Божьей милости или взывание к его покровительству — самые привычные и вместе с тем искренние строчки, встречающиеся в письмах.

Умершие родственники, любимые и близкие — еще одно связующее звено между человеком и небесами. Становясь предметом молитв, благодаря которым они в конце концов должны попасть в рай, усопшие — особенно дети, невинные души, — поддерживают в семье чувство близости к небу.