Лишь через несколько секунд я осознал, что это не пепел отбросило, а меня тащат наружу. Ещё через десяток минут я осознал себя сидящим у огня и бездумно глядящим в него, не видя ничего кругом. Закрыл глаза через боль, будто их песком засыпало. Обслюнявил пальцы, пытаясь хотя бы так облегчить боль. Постепенно жжение унялось, и я вспомнил о лечебном зелье для глаз. Быстро наощупь нашёл нужный пузырёк, капнул в один глаз, потом в другой. Перетерпел страшный зуд и, проморгавшись, наконец, смог увидеть сидящую передо мной Виру.

Как и я ранее, она сидела, глядя в огонь немигающим взором. Я подошёл к ней, толкнул в плечо. Осознал, что руки меня почти не слушаются, задрал рукав и увидел там чернеющие гематомы. Выпил пяток капель заживляющего зелья. И зашипел от резкой пронзительной боли в конечностях. Слишком долго был пережат ток крови — много тканей отмерло, даже не смотря на подпитку стихией. Хотя что этой стихии во мне осталось-то? Едва ли не полное истощение. Хм.

Снова толкнул Виру. Она дёрнулась, потом заморгала, как и я до этого, растирая глаза. Я помог, капнув ей зелье. Она ещё посидела немного, приходя в себя, а потом потащила меня домой. Теперь я хорошо понимал её плохое настроение на пути сюда. И зачем всё это было? Голова ватная и не готова думать…

По пути меня пару раз пытались вызвать на поединок, но Вира убивала их сразу на месте, не давая мне даже возможности отреагировать. Мы шли не быстро, но при этом не останавливались ни на еду, ни на сон. Шли и шли. Под конец я отупел настолько, что едва понимал происходящее кругом. Что-то поменялось, только когда мы пересекли границу нашего леса. Я даже вздохнул с облегчением, просто почувствовав родную стихию.

Вира тоже расслабилась и, наконец, заговорила после долгих дней молчания. И я даже обрадовался её болтовне. Будто именно эта пустая болтовня и была чем-то безопасным и домашним. Будь я с Дримом, то сошёл бы с ума от молчания здесь. Вира быстро устроила нам небольшой пир, организовав не только костёр, но и какого-то мелкого кролика на нём, а ещё и кучу разнообразных ягод и плодов.

После этого бесконечного пути мы снова смеялись, делясь историями, обсуждая разные мелочи. Мы не делали только одно — мы не говорили и даже не думали о том, что пережили там в пещере посреди каменного леса. Ближе к вечеру Вира достала из сумки бутыль стихийного вина. Выделила мне маленькую чашечку, наполнив её до краёв, сама же пила прямо из горла.

Я долго не решался выпить, помня коварство этого напитка. Я тогда взял и растрепал всё маме, да ещё и ушёл куда-то в лес. С другой стороны, ни к чему плохому меня это не привело тогда. Выдохнул, глубоко затянулся густым запахом напитка, задержал дыхание и резко опрокинул янтарный напиток в горло.

В этот раз всё было совершенно иначе, вино ухнуло в меня, как в пропасть, даже не насытив. Захотелось ещё, и девушка налила мне ещё. А потом и ещё.

Но если в прошлый раз я разболтался, то в этот — молчал. В голове сплетались красивые узоры, мысли проскакивали в голове, будто дикие звери, бегущие по своим делам. Небо закружилось надо мной, звёзды стали сплетаться в образы, которые вспыхивали бледным светом и распадались, чтобы снова собраться во что-то другое.

Вира всё болтала и болтала, прерываясь только на то, чтобы сделать очередной глоток. Ей вообще не особо был нужен собеседник, кажется. А мне после пережитого её болтовня совершенно перестала мешать. Ну, болтает, ну и что? Дрим, вон, вообще молчит вечно, ещё хуже, остальных заставляет молчать. Даже жаль, что я сам не могу вот так болтать, выпуская пережитое наружу.

Непроизвольно, я увидел сидящую в кресле маму. Она тревожилась, пальцы выдавали нервный перестук спиц, под глазами снова тёмные круги, мало спала. Я попытался передать ей чувство безопасности и спокойствия, которые испытывал сейчас сам. И у меня вышло, она расслабилась, посмотрела куда-то в окно. А потом собралась ложиться спать.

Я попытался посмотреть ещё на кого-нибудь, в голову почему-то пришла Дора, может быть, я и её смогу утешить, если она снова плачет. Расслабился, заставив образы в небе развеяться, а потом заставил их собраться уже в совсем другие. Пару секунд я смотрел на получившееся и не понимал, потом моргнул и покраснел весь с головы до пят, закрыл глаза, взмахнул рукой, чтобы стереть видение.

Не буду так больше делать никогда. Хотя папа писал не зарекаться. Ладно, не буду так делать пока что. Впрочем, и не смогу — стихии осталось так мало, что я едва ощущал её внутри себя. Пещера вытащила из меня почти всё, а чем больше имеешь — тем тяжелее восстановить.

Я поднялся и стал делать тренировку, надеясь, что она поможет восстановить хоть немного стихии, а то без неё совсем тошно. На первом же цикле провалился в пустую голову. Из-за вина это стало очень странным состоянием. Я будто бы думал, но при этом с совершенно пустой головой. Первый цикл сменился вторым, затем третьим… под утро мы оба легли спать. Мне стало чуть легче, стихии в теле стало примерно как до яблока. Очень хотелось съесть второе, чтобы быстрее восстановиться, но сдержался. Вира обещала, что в нашем лесу нас никто не тронет, мы же возвращаемся из дальнего похода, не принято. В том лесу тоже не должны были, но: “Драная кошка совсем потеряла контроль над своим лесом”.

— Ты ведь уже выпустил стихию, — внезапно сменила тон голоса Вира, отчего я обратил на её слова внимание.

— Да?

— Там в пещере ты попытался уничтожить пепел своим туманом. Красивая у тебя стихия.

Я покраснел, не зная, как реагировать на такой странный комплимент. Разве бывают некрасивые стихии? Вира вон как красиво сражалась, создавала маленькие озёра прямо в воздухе да плавала в них. Хотя, может, у неё просто тоже красивая стихия, вот я и не понял?

— У тебя тоже красивая стихия.

— Хм, — девушка посмотрела на меня слегка насмешливо. И что я сказал не так? — Ты ж уже немного восстановился, не хочешь пустить стихию в ту серёжку. Уж больно интересно, что там вам продали за пять десятков золотых монет, целое состояние, если подумать.

Я схватился пальцами за позабытое на время похода сокровище. Оглянулся кругом, чтобы не пропустить Прома, коли тот решит подобраться со спины. Стоило мне захотеть, и рубаха легко отпустила сокровище мне в пальцы. Я покрутил его в пальцах. Закрыл глаза и попытался вспомнить, как я выпустил стихию в прошлый раз. Схватил разумом и резко выдрал из тела, бросив вперёд.

Это… было очень больно. Будто кусок мяса сам из себя вырезал без обезболивания. Чужак! Аккуратнее же надо было быть! Но у меня получилось, стихия вырвалась из тела густым туманом, который я направил усилием воли в колечко. Получилось откровенно плохо, большая часть стихии расползлась по округе, ничего не сделав, и лишь маленький её кусочек втянулся в колечко. Хватило! Кольцо будто сразу стало частью меня, которая почему-то лежала не на своём месте. Ощущение неправильности било по мозгу, как тогда после странного сна.

Я приложил колечко к левому уху, и оно тут же само спряталось внутрь моей плоти.

— Так и должно быть? — слегка напугался я, хотя не чувствовал никаких неприятных чувств, кроме нахлынувшего истощения стихии.

— Кто знает? Хм. Всё же это не дешёвый артефакт, так что думаю, это нормально. Да и выглядит необычно, оно там светится белым из мочки уха. А было чёрное же.

— То, что белым — это нормально. Стихия в колечке была как моя — белая и горела ярко.

— Ну, вот ты и ответил на свой вопрос. Нормально. Что оно делает?

Я задумался, пытаясь почувствовать колечко и понять, что оно делает, но не услышал отклика, а потом понял, что стихию в артефакте-то я подчинил, но для его использования нужно иметь хоть какой-то запас своей.

— Сил не хватает, потратил много.

— Ага, туману ты напустил знатного. Но это нормально, ты только-только научился выпускать стихию наружу, теперь учись делать это легче, в идеале нужно научиться выпускать одну единственную частичку своей стихии и не терять над ней контроль снаружи, тогда можно будет и технику первую учить.