Её большие чёрные глаза смотрели в небо.
Потом: на меня.
— Мая?..
Девушка кивнула… и смутилась.
— Н-не совсем. То есть… не только. Нас здесь очень много, есть и другие. Просто эта форма показалась мне наиболее привычной.
— Здесь?
— Ты… знаешь, правда? — прошептала девушка, опуская голову.
Знаю? Что? Здесь…
Ах…
И тут я понял.
Это произошло стремительно, как удар молнии.
Только НИС может навредить НИСу. СТРАЖИ представляют собой НИСов. Как же их делают? Как появились первые СТРАЖИ? Для создания последних не могли использовать останки НИСов, ибо последние моментально растворяются после смерти заражённого. В то же время для них требуется материал, которые содержит, нет, который пропитан серым туманом.
Значит СТРАЖЕЙ…
Делают из людей.
Из заражённых.
Даже после смерти их тела содержат гранулы серого тумана. Их собирают, затем следует сложный технологический процесс, после чего они… сколькие? Тысячи? Десятки тысяч? Превращаются в стального титана.
Мая кивнула.
— Но, эм… это не больно. Почти. Просто однажды я проснулась, и мы были тут… вместе. Только голова немного кружится.
Я молчал.
Девушка сложила руки, посмотрела на землю, на меня.
— Ты знаешь, что тебе нужно сделать, так?
— Ну… относительно.
— Мы прочитали твои мысли. Извини за это… Ты собирался положиться на веру. Размыть сперва границы своего сознания внутри СТРАЖА, а затем границы СТРАЖА среди…
— Целого мира. Точно.
Это был единственный способ добраться до великой силы, заключённой в человеческих сердцах. Вера в первую очередь меняла обличие туманности. Именно поэтому я завладел формой Золотого дракона; именно поэтому, когда люди поверил, что СТРАЖ Ямато представляет собой секретное оружие против Вестника, и устремили на него все свои надежды и мечты, титан обрёл великую силу… И в то же время количество нашей туманности осталось неизменной. Почему? Потому что так работала сила вера. Так работали порождения кошмара. Сила веры не создавала серый туман… а может и создавала, но неким другим, непонятным для меня образом — в первую очередь она задавала ему форму.
Именно поэтому верования людей обретали реальность лишь по мере того, как Стабильность мира падала, и в нём сгущался серый туман.
Я попытался это использовать.
Если всё это время меня сдерживала границы собственного сознания… границы собственной души, значит, мне нужно было их уничтожить. Сперва растворить внутри СТРАЖА, а затем позволить СТРАЖУ раствориться среди целого мира. Я хотел положиться на силу веры, которая должна была придать ему определённую форму, но…
— Как я собирался сохранить самого себя?
Если я разрушу границы собственной души, то стану божеством… но при этом потеряю своё сердце. В таком случае я сделаюсь обыкновенным порождением кошмара. Проявлением человеческой веры, как Золотые крылья.
У меня определённо был какой-то план, как избежать этого, но…
— Какой?
— Кажется, ты думал про Рас… пре…
— Распрея, верно.
Мне вспомнился безумный король.
Он тоже хотел сделаться порождением кошмара.
Хотел стать одним из Них.
Для этого он провёл ритуал Апофеоза, как это сделал Фантазмагорикус, Фантазм. Однако у Распрея ничего не вышло. Его ритуал закончился неудачей. Он сотворил божество, но сам при этом остался душой, запертой в телесной оболочке. Почему? Ему чего-то не хватило? Знаю… Он спросил Золотые крылья, как ему стать Божеством. Не Владыкой кошмара, но именно Божество. В качестве ответа он получил неполный ритуал. В чём конкретно состояла данная «неполноценность»? Что именно Золотые крылья упустили? Некий ключевой, решающий момент…
Я сосредоточился и попытался вспомнить гробницу Фантазмагорикуса и тронный зал Распрея.
На первый взгляд они были идентичны.
Почти.
Иной раз великолепная память даже мешает; я помнил мельчайшие детали — расположения ангелов, протяжённость комнаты, интерьер, стулья — но всё это было совершенно неважным. Иной раз нужно видеть не деревья, но лес.
Я посмотрел по сторонам, вздохнул. Затем прищурился в сторону чистого голубого неба и вдруг… Щёлк.
В моей голове точно цокнула лампочка.
Я прошептал:
— Зеркало…
Потолок.
В гробнице Фантазмагорикуса был зеркальный потолок.
Это было важно. Это было предельно важно. Я сразу почувствовал необычайную значимость этого обстоятельства. Зачем делать зеркальный потолок? Чтобы те, кого пытают, могли видеть собственные пытки? Глупость. Чтобы они могли видеть безумного императора? Нет. Последний и так возвышался перед ними посреди золотого трона. Зеркало было не для них, нет, зеркальный потолок был… Для
Самого
Фантазмагорикуса.
Чтобы он мог видеть самого себя. Чтобы он мог верить в самого себя.
Верить.
и Бояться.
— Весь мир, — вдруг заговорила Мая, снова привлекая моё внимание. — Не там, — она показала вокруг. — А тут — девушка медленно указала на собственной сердце.
— Ты понимаешь?
— Да. Я должен верить в самого себя.
— Этого хватит?
— Не знаю. Посмотрим. Раньше точно бы не получилось, но теперь у меня душа Десятого ранга. Теоретически, этого должно хватить, чтобы превратить её в Сердце кошмара.
Девушка серьёзно кивнула.
— Тогда… — она сделала глубокий вдох, выставила перед собой руки и вдруг прокричала:
— С добрым утром!
Бах!
…
…
…
…Y4, как слышно? Y4!'
— Прекрасно… кха…
Я сделал хриплый вдох и открыл глаза. Вокруг немедленно вспыхнула серая пустыня. В эту секунду я почувствовал каждую песчинку, которую поднимали порывы серого вибрацию, и вибрацию каждой молекулы воздуха, которую вызывал грохот массивных металлических ног.
51. страх
— Ты понимаешь?
— Да. Я должен верить в самого себя.
— Этого хватит?
— Не знаю. Посмотрим. Раньше точно бы не получилось, но теперь у меня душа Десятого ранга. Теоретически, этого должно хватить, чтобы превратить её в Сердце кошмара.
Девушка серьёзно кивнула.
— Тогда… — она сделала глубокий вдох, выставила перед собой руки и вдруг прокричала:
— С добрым утром!
Бах!
…
…
…
…Y4, как слышно? Y4!'
— Прекрасно… кха…
Я сделал хриплый вдох и открыл глаза. Вокруг немедленно вспыхнула серая пустыня. В эту секунду я почувствовал каждую песчинку, которую поднимали порывы серого ветра, и вибрацию каждой молекулы воздуха, которую вызывал грохот массивных металлических ног.
В данный момент я и СТРАЖ сделались одним целым.
Я не просто им управлял — я стал его частью.
И при этом я, кажется, смог сохранить собственное сознание.
Это было странное ощущение — ощущение многоголосья под собственной кожей; казалось, каждое моё движение отзывалось мириадами голосов.
Мне потребовалось некоторое время чтобы собраться. После этого я пристально посмотрел на Вестника. Его тощая голова и безумная улыбка возвышались над вихрями песчаной бури.
Тогда я сосредоточился и стал стремительно разрушать другую границу, которая пролегала между СТРАЖЕМ и обращённой на него верой. Последняя незримой волной резонировала на металлической поверхности моего тела.
Казалось, я слой за слоем снимаю железную скорлупку; вихри серого тумана начинали зарываться в моё сознание. Они стремились размыть его, поглотить, сделать его своей частью. В эти секунды перед моими глазами стали мелькать сперва десятки, затем сотни, тысячи и наконец миллионы маленьких картин.
Некоторые из них распадались на части.
Другие сливались воедино.
Я видел мириады человек, которые сидели в бетонных залах и молились. Перед ними тянулись экраны. На некоторых из них был Вестник — они смотрели на него с ужасом, на других — я. На меня они смотрели с надеждой человека, чья жизнь висит на волоске — самой отчаянной, слепой и неистовой.
Затем я отчётливо увидел маленькую девочку в сером платье. Её родители… таинственным образом я знал, что это были её родители… упали на колени и сложили руки в молитвенной позе. Они молились своему божеству. Девочка, ничего не понимая, пыталась за ними повторять. Только в мыслях у неё был не бог или богиня, но я, который за считанные секунды возвысился над последними — до предела за границей облаков…
