Капитан 2-го ранга Петунин - командир лидера «Минск» — лежал, не раздеваясь, в своей каюте. Несмотря на страшное перенапряжение последних дней, когда его корабль, маневрируя под огнем противника, сам почти непрерывно вел огонь по заявкам сухопутных войск, почему-то не спалось. Волна плескалась о борт, а из кают-компании доносились звуки песни «Синий платочек»: кто-то, несмотря на ночное время, гонял патефон.

Лидер «Минск» имел уже достаточную историю, пусть не такую длинную, как «новики», но и не такую короткую, как «семерки» или тем более «семерки У». Само понятие «лидер эскадренных миноносцев» придумали, естественно, англичане, основываясь на опыте Ютландского боя. «Лидер», представляя из себя нечто среднее между эсминцем и легким крейсером (лучше вооруженный, чем первый, и с гораздо большей скоростью, чем второй), должен был по замыслу вести в торпедные атаки дивизионы эсминцев, прикрывая, в случае необходимости, их огнем от атак вражеского прикрытия и, само собой разумеется, самостоятельно атакуя намеченные цели.

Поскольку наша довоенная доктрина предусматривала сражение с Гранд-флитом, то было совершенно ясно, что нам никак нельзя обойтись без лидеров, которые вели бы в атаку на английские линкоры дивизионы «новиков», обладая при этом такой скоростью, чтобы никто не успел на эту атаку среагировать. Поэтому еще в начале 1925 года Научно-технический комитет ВМС РККА получил указание в трехмесячный (!) срок разработать проект эсминца, способного вести бой с легкими крейсерами противника, охранять главные силы от атак вражеских эсминцев и поддерживать атаки своих.

Столь лихое техническое задание весьма озадачило специалистов, и, хотя предполагалось для начала построить 8-12 таких кораблей, при утверждении в 1926 году шестилетней программы военного кораблестроения от строительства лидеров уклонились, главным образом, из-за некоторой фантастичности технического задания и неготовности промышленности решать столь масштабные задачи. Однако «задурить» голову товарищу Сталину подлодками, сторожевиками, катерами и разными там минно-тральными соединениями, а равно и вредительскими ссылками на специфику наших военно-морских театров не удалось, и в феврале 1929 года Совет Труда и Обороны утвердил новую пятилетнюю программу военного кораблестроения, предусматривающую постройку по меньшей мере трёх лидеров для Чёрного моря, ибо нападение Гранд-флита более всего ожидалось через Дарданеллы.

Узнав об этом, тогдашнее командование Морских сил Балтийского моря, у которого в силу «дарданелльской» теории отняли единственный крейсер «Профинтерн» и перебросили его вместе с линкором «Парижская коммуна» на Черное море, потребовало новых кораблей, доказав, что скорее всего Гранд-флит пойдет не через Дарданеллы, а через Бельты. Командующий морскими силами Балтики Викторов и тогдашний начальник ВМС Муклевич, не зная, видимо, что «дарданелльская» теория является любимой теорией товарища Сталина, осмелились апеллировать к Наркомвоенмору т. Ворошилову, чья высокая компетентность в военно-морских вопросах была общеизвестна.

Наркомвоенмор Ворошилов — тот самый маршал Ворошилов, который в описываемое нами время был главкомом Северо-западного направления, внес такой большой личный вклад в катастрофу 1941 года и в последующую девятьсотдневную блокаду Ленинграда, что на этом фоне вклад фельдмаршала фон Лееба и его хваленого штаба кажется весьма незначительным. Ворошилов доложил мнение адмиралов товарищу Сталину. Хотя товарища Сталина давно уже раздражали эти умники из ВМС, осмеливающиеся постоянно учить, что надо делать, а что не надо, вождь приказал включить в программу три лидера и для Балтики.

Беда, однако, заключалась еще и в том, что никто толком пока не знал, каким должен быть запланированный корабль. В мае 1928 года было выдано тактико-техническое задание на разработку эскизного проекта «эскадренного миноносца для Черного моря»; заданная составляла скорость 40 узлов, вооружение: четыре-пять 130-миллиметровых орудия и два-три трехтрубных торпедных аппарата. Главными требованиями были: скорость 40 узлов и дешевизна. Однако ориентировочный вес энергетической установки и четырех 130-миллиметровых артустановок загонял водоизмещение будущего корабля куда-то к трем тысячам тонн, то есть уже почти к водоизмещению легкого крейсера и к его цене. Не лучше ли сразу строить легкие крейсеры? Разрушенная судостроительная промышленность еще не была готова и к эсминцам, а к крейсерам и подавно. Проект залихорадило.

В августе 1928 года на утверждение был представлен проект эсминца, у которого, при той же скорости, вооружение состояло из четырех 102-миллиметровых орудий, то есть как и у «новиков», только при значительно большем водоизмещении и расходах. Это уже напоминало вредительство в чистом виде. Именно тогда у Сталина и появилась мысль, воплощенная несколько позже в виде «Рамзиновской шарашки» (чтобы не умничали, а работали!). Перепуганные грозным рыком сверху, проектировщики к октябрю 1928 года выдали, наконец, проект эсминца водоизмещением в 2100 тонн, вооруженного пятью 130-миллиметровыми и четырьмя 37-миллиметровыми орудиями, четырьмя пулеметными и двумя трехтрубными торпедными аппаратами.

Эскизный проект корабля утвердили, но дело тормозилось тем, что к проектированию энергетической установки еще даже не приступали. Только в 1930 году для этой цели создали СКБ под руководством инженера Сперанского. Проектируемую мощность каждого ГТЗА довели до 22000 лошадиных сил, расположение выбрали поэшелонное, детали подработали по результатам международного конкурса, так что не прошло и двух лет, как ГТЗА был представлен на стендовые испытания. Однако было ясно, что в проектные 2100 тонн водоизмещения уложиться не удастся и что минимальная цифра, о которой можно говорить, это 2600 тонн. И хотя эскизный проект был утвержден в августе 1930 года и был приказ 1 декабря того же года заложить два первых корабля этого типа, но шел уже 1932 год, а все еще оставалось на бумаге.

Это объяснялось прежде всего яростной борьбой внутри командования флотом и в правительстве по поводу общей концепции развития военно-морских сил. Задуманный Сталиным план создания океанского флота имел очень много противников, которые, ссылаясь на Ленина, определившего океанский флот как «орудие империалистической политики», срывали глобальные замыслы вождя, а открутить им всем головы еще не позволял политический момент.

Наконец, 29 октября 1932 года в Николаеве заложили два первых лидера для Черного моря, а через неделю, то есть 5 ноября, в канун 15-ой годовщины октябрьского переворота, на Балтийском заводе в Ленинграде был заложен первый балтийский лидер «Ленинград», который стал головным в серии. 18 ноября 1933 года «Ленинград» был спущен на воду и после трехлетней достройки вошел в строй в декабре 1936 года. На испытаниях в стандартном водоизмещении корабль показал 41 узел полного хода! Задание по скорости было выполнено. Хорошо известно, что корабль — это «плавучий компромисс». Всегда чем-то жертвуешь во имя чего-то. В случае с лидерами всем пожертвовали во имя скорости. (На одном из пробегов «Ленинград» при водоизмещении 2225 тонн и мощности машин 67250 лошадиных сил развил скорость 42 узла, а однотипная с ним «Москва» на Черном море развила скорость почти 44 узла (43,57) при состоянии моря в три балла).

Но поводов для общего ликования, увы, не было никаких. Водопадом обрушились на сдатчиков и государственную приемную комиссию дефекты новых кораблей. Прежде всего выяснилось, что на режиме полного хода опасно задирается нос, а корма уходит под воду ниже уровня верхней палубы, что создает аварийную ситуацию и не позволяет эффективно действовать системам вооружения; что на режиме среднего хода лидер плохо слушается руля, а на малых ходах вообще не слушается; что корпус получился слишком слабым, настолько слабым, что невозможно действовать всей артиллерией одновременно на один борт; что опасные напряжения в районе стыковки полубака с корпусом создают риск перелома корабля пополам в случае динамического роста этих напряжений, вызванных, например, подрывом на мине, попаданием снаряда или даже сильным штормом (об авиабомбах почему-то никто тогда не думал, хотя в составе Гранд-флита были уже к тому времени пять авианосцев); что остойчивость у корабля только чуть выше критической, а запас плавучести столь мал, что мог любое повреждение подводной части превратить в катастрофу.