- «Как так, освободить машину? Мы не имеем, права оставлять вас, товарищ адмирал».

- «Выполняйте приказ!» - раздраженно пролаял Трибуц.

- «Какой приказ? - почти заорал в ответ начальник охраны. — Я имею приказ ни на секунду не оставлять вас. Если с вами что- нибудь случится, мне что, под расстрел идти?!»

Охрана Трибуцу не подчинялась, а подчинялась Особому отделу КБФ, который, хотя и входил административно в число учреждений флота, на деле рассматривал командующего в качестве одного из своих осведомителей. Лейтенант сказал правду: он имел приказ ни на секунду не спускать с Трибуца глаз, равно отвечая головой как за жизнь командующего, так и за его смерть, если появится хоть какая-то вероятность захвата адмирала противником. Трибуц взглянул на молодого особиста и, не сказав больше не слова, повернулся и пошел к своей машине.

В кают-компании посыльного судна «Пиккер» адмирал Пантелеев заканчивал завтрак, с удовольствием, полуприкрыв глаза, отхлебывая чай крепчайшей заварки, тот чай, рецептом которого испокон веков славились корабли Балтийского флота.. Накрахмаленные белоснежные салфетки, хрусталь и приборное серебро старинной работы, дорогой фарфор и фаянс на полированной глади обеденного стола из красного дерева изумительно сочетались с богатой отделкой переборок панелями из красного дерева, тика и карельской берёзы, с бронзовыми светильниками в виде Нептуна и русалок, орнаментов из переплетенных дельфинов и морских звезд.

«Пиккер» был построен в 1939 году в качестве яхты последнего президента Эстонии Пятца. В августе 1940 года судно было вьючено в состав КБФ и, несмотря на тусклый статус «посыльного», сразу же, благодаря своим роскошным помещениям, было облюбовано в качестве плаврезиденции Военного совета. Зарился на «Пиккер» и штаб КБФ, самовольно присвоив ему ярлык «штабного судна» с затаенной надеждой, что этот номер пройдет. И действительно, время от времени бывшая президентская яхта солидно обрастала различными штабными отделениями, пока командующий или член Военного совета, а то и сам Пантелеев не обращали внимания, что уж больно часто штабные попадаются в салонах, коридорах и в прочих помещениях судна. После чего штабных гнали с «Пиккера» беспощадно и даже издавали грозные приказы, запрещающие офицерам штаба столоваться в кают-компании «Пиккера». Какие-то остряки даже хотели по старому библейскому сюжету написать картину «Изгнание штабных с «Пиккера» и поднести ее в дар адмиральскому салону.

Шла война, гавань простреливалась почти вдоль и поперек, но «Пиккер» оставался резиденцией адмиралов и именитых гостей, вроде Всеволода Вишневского, временами приезжающего сюда отобедать...

Едва взглянув на вошедшего в салон Трибуца, Пантелеев понял, что случилось что-то, мягко говоря, не совсем хорошее, но спрашивать не стал, а молча протянул командующему бювар с радиограммой. Трибуц даже не тревожно, а как-то затравленно посмотрел на своего начальника штаба. Радиограмма от наркома. А может ли нарком своей властью разрешить эвакуацию? Нет, не может. Тогда почему — личный шифр? Идиотство какое-то! Опять что-нибудь вроде эвакуации золотого запаса Эстонии. Уж не прикажут ли ему вывести весь Вышгород, чтобы тот не достался противнику?!

Наливаясь желчью, адмирал прошел в свою каюту мимо застывших у дверей двух автоматчиков, открыл сейф, вынул шифровальные таблицы, взял карандаш и лист бумаги, зажег настольную лампу и принялся расшифровывать радиограмму наркома. Трибуц хорошо знал свой личный шифр, на всю расшифровку ушло не более десяти минут. Адмирал перечитал текст, вздохнул, положил таблицы и радиограмму наркома в сейф, сжег над умывальником расшифровку и вернулся в салон с несколько повеселевшим лицом. Пока вестовые суетились вокруг командующего, подавая ему завтрак, Трибуц, отвечая на немой вопрос Пантелеева, спросил:

- «Что «Киров»?»

- «Пока, вроде, все хорошо», - ответил начальник штаба, недоумевая, чем вызван этот вопрос и связан ли он с радиограммой наркома.

Трибуц молча принялся за свои любимые куриные котлеты с зеленым горошком. Текст радиограммы наркома продолжал звучать в его голове:

Адмиралу Трибуцу не требовалось объяснение по поводу того, что означало выражение «личная, строжайшая ответственность». В случае неудачи это выражение означало лишь одно — расстрел в течение двадцати четырех часов.

Старший лейтенант Ефимов увидел, как шестёрка «юнкерсов» в пологом пике несется на его тральщик. Самолеты появились на этот раз с кормового курсового левого борта из-под восходящего солнца. И снова главной целью противника стал «Патрон».

Загрохотали немногочисленные пушки и пулеметы маленького тральщика. С воем упали первые бомбы, и огромные, грязно-серые столбы воды от близких разрывов обрушились на «Патрон». Ложась с борта на борт, то выпрыгивая из воды, то зарываясь в набегавшую, поднятую разрывами бомб волну, тральщик маневрировал на режиме полных боевых ходов — от «полного вперёд» до «полного назад». Не спуская рук с машинного телеграфа, Ефимов молился, чтобы дизеля выдержали эти немыслимые реверсы. Столбы воды, подсвеченные огнем, вставали справа, слева, по носу и по корме. Волнами налетал приторный запах взрывчатки, и водопадами рушились на палубу и надстройки тонны воды, перемешанные с осколками и поднятой со дна моря грязью. А «юнкерсы» делают заход за заходом с такой яростью, как будто «Патрон» был по меньшей мере тяжелым крейсером. Ни у кого уже не было сомнения — немцам известно, ч т о они везут.

Очередной взрыв грохнул у самого борта. «Патрон» стремительно накренился, и казалось, что он уже никогда не выпрямится. Оглушенный водопадом, обрушившимся на мостик, еле удержавшись на ногах, старший лейтенант Ефимов услышал чей-то крик: «Пробоина, левый борт, под мостиком!»

Ефимов успел заметить, как по тяжело раскачивающейся палубе, через каскады устремившейся за борт воды бегут, скользя, хватаясь за леера, боцман Шевченко, старшина группы электриков Попов, кочегар Котенов, трюмный Шостак и электрик Седякин — вся аварийная партия. Один за другим они исчезают в дверях надстройки. Тяжело выпрямившись, сбрасывая с себя тонны воды, «Патрон», описав циркуляцию, ложится носом на запад. И в тот же момент снова пронзительный крик сигнальщика Харламова: «Юнкерс-87», левый борт тридцать, дистанция сорок!»

«Лево руля!» - командует Ефимов, перекидывая телеграфы. Рулевой — старшина 1-ой статьи Бойцов — мгновенно разворачивает «Патрон» носом к атакующему пикировщику. Ослепительная вспышка огня, и новый огромный столб воды накрывает «Патрон». Со звоном бьют осколки по надстройке. Медленно, как бы нехотя, опустился на настил убитый наповал сигнальщик Харламов. Рухнул у штурвала старшина Бойцов. Согнулся, застонал и повалился на настил командир отделения сигнальщиков Большаков. Неуправляемый «Патрон», описав почти полную циркуляцию, лёг фактически на обратный курс. Это его в какой-то степени спасло. Следующая бомба разорвалась далеко за кормой, нацеленная на продолжение хода по курсу.

Ефимов бросился к штурвалу, выводя тральщик на курс. На мостик вбежал инженер-лейтенант Ванюхин. Ефимов слышал его голос, вызывающий фельдшера на ходовой мостик. Он еще не чувствовал и не знал, что тоже ранен осколком, к счастью, легко. Снова наступила оглушающая тишина. Самолёты ушли.

Следуя в кильватер за «Патроном», шел «Вистурис», левее — МО-208. Ефимов уже хорошо понимал, что этот налет не последний, что противнику хорошо известна его задача, и немцы приложат все усилия, чтобы его маленький отряд никогда не дошел до Эзеля.

Адмирал Трибуц заканчивал завтрак в кают-компании «Пиккера», продолжая обдумывать сообщение наркома ВМФ. Что это всё значит? Должен ли он немедленно отдать Сухорукову приказ подготовиться к немедленному выходу в Кронштадт? Отдать ему лучшие тральщики, обеспечить надежное прикрытие, то есть отдать оба лидера и лучшие эсминцы? Кто возглавит операцию? Дрозд? Может быть, лучше Пантелеев? Или самому повести «Киров»? В радиограмме сказано «под вашу личную, строжайшую ответственность». Это понятно, но как ему уйти, бросив здесь флот. Как уйти? Да очень просто — получил приказ и ушел. Но нарком возлагает на него ответственность, а в радиограмме нет и намека на то, что он, Трибуц, должен или может покинуть Таллинн. Уйдешь — припаяют дезертирство под огнем. Что они там тянут с эвакуацией, будь они все прокляты! Что делать?! В любой момент «Киров» может быть потоплен комбинированным ударом авиации и артиллерии или, еще хуже, поврежден настолько, что его придется здесь бросить, как чуть не случилось в Рижском заливе. Как объяснить защитникам города неожиданный уход крейсера? Да никак! Кто кому в такой обстановке должен еще что-то объяснять! На «Киров» должны погрузить ценности Эстонского банка. Погрузили уже или нет? Что-то никто не докладывал. Пусть и уходит с золотом. И пусть его ведет Сухоруков - опытнее командира не найдешь. А если утопят по дороге? Нет, надо идти самому. Утопят, так и погибнуть вместе с кораблем. Нет, погибнуть не дадут, вытащат и доставят в Ленинград. Никто не захочет отвечать вместо него...