К полудню связи вообще не стало, а затем произошло то, чего полковник Костиков со страхом ждал каждую минуту: слабые, висящие в воздухе фланги бригады были смяты, опрокинуты, и бригада оказалась в окружении. Никаких средств для ведения боя в окружении уже не было. Последняя радиостанция была разбита, и о случившемся уже невозможно было доложить в штаб обороны города.

Собрав вокруг себя уцелевших людей, число которых постоянно таяло под ураганным огнем противника, полковник Костиков принял самостоятельное решение: пробиваться с остатками бригады к городу. Это было тяжелое решение — приходилось бросать раненых и много боевого снаряжения, поскольку никакого транспорта в бригаде уже давно не было.

С револьвером в руке полковник Костиков повел своих людей на прорыв. Под прикрытием ураганного огня из пулеметов и минометов группы немецких автоматчиков несколько раз сходились с моряками врукопашную. Люди дрались прикладами, ножами, зубами и кулаками. Полковник Костиков, раненый и истекающий кровью, давно уже потерял управление своим отрядом и с трудом шел, поддерживаемый матросами, еще оставшимися около него.

Но и те несколько человек, которые окружали полковника, вскоре были убиты, и Костиков остался один. Стрельба и крики удалялись в сторону Палдиски. Полковник попытался ползти, опираясь на руки и волоча перебитые ноги. Кровь и пот заливали ему лицо, сознание мутилось. Каким-то уже почти звериным чутьем он почувствовал, что кто-то подходит к нему, и только потом увидел неясные тени и услышал гортанные звуки чужой речи. Подняв наган, он выстрелил по приближавшимся теням, а затем рывком поднес ствол револьвера к виску и прострелил себе голову...

Лишь немногим морякам из бригады Костикова удалось пробиться из окружения к Палдиски. Многие были убиты, многие попали в плен. Из прорвавшихся был срочно сформирован отряд, которым стал командовать полковник Сутырин. Задача была прежней: не дать немцам прорваться на Палдиски. Полковник Сутырин отлично понимал - ещё несколько часов и его сводный отряд так же будет смят, частично уничтожен, частично рассеян и отброшен к городу, где уже невозможно будет организовать фронтальное сопротивление, помешать противнику прорваться к гаваням и завершить ликвидацию Балтийского флота и гарнизона Таллинна. И хотя многие события выходили за рамки того, что положено знать полковнику Сутырину, опытный офицер хорошо понимал, что у командования флотом, видимо, очень крепко связаны руки, если до сих пор не отдан долгожданный приказ об эвакуации. Каждый час промедления увеличивал жертвы и делал все более рискованной, если не сказать невозможной, операцию по прорыву в Ленинград. Но из штаба обороны города продолжал поступать только один приказ: «Держаться! Держаться любой ценой!»

Капитан-лейтенант Лисица — командир судна «Гидрограф» — с удовольствием опустился на брезентовый стул, стоявший на мостике, и, сняв фуражку, подставил голову под легкий бодрящий ветерок. День был прекрасным. Ясное небо, яркое солнце, легкий ветерок с севера — остаток надвигавшейся с утра непогоды. А главное, — все спокойно. Уже более десяти часов конвой находился в пути и, если не считать спорадического появления на горизонте немецких самолетов-разведчиков, до сих пор никаких происшествий. Тишина стояла над морем, и под ее впечатлением люди успокаивались, оживали, освобождаясь от напряжения предшествовавших дней. Эсминец «Энгельс» ушёл вперед, в голову конвоя, и «Гидрограф» стал замыкающим. Впереди шел эстонский пароход «Эстиранна» с рабочими, эвакуируемыми в Кронштадт. Легкий плеск волны, легкий ветерок, блики, играющие по поверхности залива...

Лисица не слышал ни крика «Воздух!», ни какого- либо другого сигнала тревоги, когда два пикирующих бомбардировщика «Ю-87», выскочив из-под солнца, стали стремительно приближаться к концевым судам конвоя. Забыв о минной опасности, Лисица резко положил руль на борт, с чувством облегчения наблюдая, как бело-грязный столб от упавшей далеко за кормой бомбы медленно, как бы нехотя, оседает в приглушенном рокоте подводного взрыва. Приведя «Гидрограф» на курс, Лисица с удивлением взглянул на идущую впереди «Эстиранну». На эстонский пароход, суда по всему, также были сброшены бомбы, но Лисица не мог сказать точно, получила «Эстиранна» повреждения или нет. Во всяком случае, визуально пароход был совершенно цел, но то, что он делал, мягко говоря, вызывало недоумение. Описав небольшую циркуляцию, «Эстиранна» легла на обратный курс. На палубе ее толпились люди. Неожиданно пароход остановился, и часть находившихся на палубе людей стала прыгать за борт. Через несколько минут, не поднимая людей из воды, «Эстиранна» дала ход и стала удаляться в сторону острова Кэри.[3]

Караван ушёл уже далеко вперёд, и капитан-лейтенанту Лисице не оставалось ничего другого, как начать вылавливать из воды выбросившихся с «Эстиранны» людей. Были развернуты импровизированные пункты первой помощи, где женщины-синоптики во главе с Е. Корниловой стали оказывать поднятым из воды медицинскую помощь.

В течение часа «Гидрограф» выловил из воды около ста человек, из опроса которых выяснилось, что сразу же после налета самолетов капитан «Эстиранны» объявил с мостика, что он принял решение покинуть караван и идти к немцам. Кто не хочет, может прыгать за борт. Эстонцы ответили на слова капитана криками восторга, а русские, сопровождаемые свистом и руганью, стали кидаться за борт.

Пожалев, что на его «Гидрографе» нет орудий, чтобы влепить вслед уходящему дезертиру пару снарядов, Лисица стал думать над тем, что же делать дальше. Людей он спас, но его собственное положение значительно ухудшилось, так как караван ушёл, и «Гидрографу», помимо всего прочего, грозила опасность потери протраленного фарватера, который и так имел ширину не более одного кабельтова и, естественно, никак не был обозначен. Кроме того, оставшись в одиночестве без охранения, «Гидрограф» мог в любую минуту подвергнуться атакам авиации и, что было еще страшнее для невооруженного судна, — нападению торпедных катеров противника.

Глядя с мостика на стоящих, сидящих и лежащих на палубе «Гидрографа» мокрых ошеломленных людей, выкинувшихся с «Эстиранны», которых даже не во что было переодеть, капитан-лейтенант Лисица вздохнул и малым ходом направил свое судно в сторону скрывшегося за горизонтом конвоя, уже не надеясь его догнать. Однако, вопреки опыту прошлого, надежда дойти в одиночку без происшествий до Кронштадта еще теплилась где-то в глубине души.

Эта надежда растаяла без следа, когда на горизонте появились характерные буруны — усы трёх финских торпедных катеров, идущих строем пеленга прямо на «Гидрограф». Положение было катастрофическое: кроме нескольких винтовок и револьверов, на судне не было никакого оружия, а отбиваться из винтовок от торпедных катеров — такого не предусматривала ни теория, ни практика войны на море. Палубы «Гидрографа» были забиты людьми и становилось страшно от мысли, что с ними будет, если финны, просто проходя мимо, прочешут «Гидрограф» очередями крупнокалиберных пулеметов. В войне на море финны отличались особой жестокостью: редко кого подбирали из воды, а если и подбирали, то часто выбрасывали обратно за борт, дав предварительно тесаком по поджилкам или перебив руки. Немцы же, напротив, если была возможность, скрупулезно всех из воды подбирали, порой даже рюмку шнапса давали и только на берегу уже начинали разбираться: кто комиссар, кто коммунист, а кто еврей... Интересным было это сочетание традиций «кайзермарине» с гитлеровской идеологией.

Пока Лисица лихорадочно обдумывал, что ему предпринять: поднять флаг «Красного Креста», затопить судно или героически погибнуть, произошло чудо - встречным курсом, наперерез финским катерам направились вдруг появившиеся наши морские охотники, возвращавшиеся в Таллинн из Кронштадта. Морские охотники, быстро оценив обстановку, открыли огонь по финнам. Финны были лихими моряками, но открытых морских боёв среди бела дня не любили. Быстро изменив курс, финские катера развернулись и, лениво отстреливаясь, полным ходом скрылись за горизонтом. Морские охотники, повернув, полным ходом прошли по левому борту «Гидрографа». Лисица и все находившиеся на мостике радостно махали им руками и фуражками. На мостике головного охотника Лисица увидел знакомую фигуру помощника флагманского штурмана флота, капитан-лейтенанта Ковеля. Тот помахал в ответ фуражкой, и через мгновение катера-охотники уже скрылись из вида в юго-западном направлении.