Грузно и медленно ледокол «Октябрь» стал приближаться к лежащему на борту танкеру №11. Радченко видел, как на носу ледокола сверкнуло пламя. Ветер донёс рокочущий звук орудийного выстрела. Ледокол в упор расстреливал упрямо не желавший тонуть танкер. Еще выстрел, еще и еще. Закрыв глаза, Радченко считал залпы: семь, восемь... десять. Вздохнув, он открыл глаза. Танкер №11, перевернувшись, медленно погружался, задирая носовую часть. Радченко знал, что глубина залива в этом месте не превышала семидесяти метров, а длина корпуса танкера составляла более ста метров. Вряд ли танкер удастся утопить окончательно. Так и получилось. Упершись ахтерштевнем в грунт, танкер перестал погружаться. Над водой осталось торчать более четверти корпуса. Ничего сделать больше не представлялось возможным. Солнце садилось, и терять времени на раздумья было уже нельзя.

Поднявшись на мостик, старший политрук Колобугин доложил, что на борт «Аэгны» со шлюпок поднято 217 человек, включая одну женщину. Радченко поинтересовался, откуда взялась женщина. Колобугин ответил, что она — буфетчица с «Даугавы». Сбросило за борт взрывной волной. Она называла свое имя, но он, Колобугин, его не запомнил. Какое-то прибалтийское: не то Агма, не то Элма. Потом разберемся...

«Аэгна» медленно выходила в голову выстраивающегося конвоя. Теперь старшим конвоя стал Радченко. С «Аэгны» семафором передали его первый приказ: «Иду головным, за мной следовать «Октябрю», затем — «Гидрографу», скорость десять узлов, курс 77, иметь полное затемнение, световые сигналы запрещаю, дистанция между кораблями один кабельтов». В 20 часов 54 минут радиостанция «Аэгны» передала в Таллинн командующему флотом: «Затонули «Энгельс», танкер и два малых парохода. Все люди с танкера сняты. Продолжаем следовать в Кронштадт».

Старший лейтенант Радченко напряженно всматривался в сгущавшиеся сумерки. В любую минуту можно было ждать нападения торпедных катеров противника, а впереди — курс в узком и неверном коридоре между своими и чужими минными полями...

В штабном помещении на «Виронии» адмирал Пантелеев твердым и четким почерком заполнял рабочую тетрадь:

Звонок телефона оторвал адмирала от заполнения рабочей тетради. В трубке раздался хриплый, усталый голос генерала Николаева: «Комфлот обещал нам батальон курсантов». Пантелеев сжал зубы. Десятый корпус медленно и верно выпивал последнюю кровь из флота, пожирая последних специалистов, а теперь уже добрался и до будущего флота — курсантов училища имени Фрунзе. «Раз обещал, значит, будут», — резко ответил Пантелеев и, бросив трубку, с ненавистью взглянул на карту. Несмотря на ураганный огонь, который боевые корабли не прекращали ни на минуту, десятый корпус, непрерывно откатываясь, уже очутился на линии Кейла-Лагеди-Ям. Морская пехота отходила все ближе к Палдиски. Рукопашные бои шли у Пирита.

Адмирал поднялся на мостик «Виронии» и взглянул на рейд: кораблям было явно тесно. В замкнутом прямоугольнике от берега до берега медленно двигался крейсер «Киров» и эсминцы. Мористее встречными курсами двигались длинные низкие лидеры «Минск» и «Ленинград». Огонь кораблей не прекращался ни на мгновение. «Страшный износ артиллерии, - подумал адмирал, — а когда и где удастся заменить орудия?»

С мостика «Виронии» Пантелеев видел, как на стенке минной гавани выстроился отряд курсантов училища имени Фрунзе. Пантелееву показалось, что сумрак этого серого вечера неожиданно расцвел золотом морских блях и синих воротников, подобно василькам в поле. Рослые стройные семнадцатилетние мальчишки, еще не бывавшие в бою, да и совершенно не обученные приемам сухопутного боя... Вряд ли кто-нибудь из них вернется из этой кровавой и бессмысленной мясорубки. Почему-то мелькнула мысль: зачем курсантов нарядили в форму первого срока? У адмирала сжалось сердце. Он не мог дать себе точного отчета, кого ему было более жалко — этих мальчуганов, как таковых, или того, что флот и в будущем не будет иметь правильно обученных офицерских кадров? Пантелеев видел, как перед строем курсантов появился адмирал Трибуц и начал что-то говорить им, жестикулируя правой рукой. Вряд ли курсанты слышали что-либо из напутствий командующего флотом из-за непрекращавшегося грохота канонады. Четко печатая шаг — это было все, чему их успели научить — отряд курсантов скрылся за воротами гавани.

Адмирал Пантелеев вернулся в штабное помещение и сел за стол, закрыв на минуту глаза. Мысли мешались, а грохот канонады уже не оказывал никакого другого действия, кроме успокоения. Даже убаюкивал. Приглушенный зуммер телефона заставил Пантелеева встрепенуться. Докладывал комендант острова Аэгна: противник прорвался на полуостров Вирмси. Адмиралу не было нужды смотреть на карту — это означало, что немцы уже вышли на берег Таллиннской бухты...

Ни Трибуц, ни Пантелеев не нуждались в разъяснении, что означают слова «под вашу личную, строжайшую ответственность», дважды повторенные наркомом в столь короткой радиограмме. Опыт у адмиралов был уже достаточным для того, чтобы понять — в случае невыполнения этого указания, явно исходящего от самого Сталина, их ждет расстрел на месте. Но если в этом отношении разъяснения были не нужны, то все остальное содержание радиограммы нуждалось в обдумывании. Ясно, что нарком докладывал Сталину, и тот не разрешил начать эвакуацию, сославшись на мнение командования Северо-западным направлением. В то же время Сталин, видимо, приказал убрать из Таллинна боевые корабли и, в первую очередь, «Киров». Но как это сделать?

Если немедленно отдать приказ о выводе в Кронштадт «Кирова», новых эсминцев и лодок, то оборона города немедленно лопнет, как тухлое яйцо под сапогом. Только артиллерия кораблей сдерживает немецкое наступление. Но если боевые корабли, оставшись почти с третью своего штатного экипажа, могут вести огонь с рейдов, то для перехода в 200 миль до Кронштадта через минные поля, через зоны действия надводных кораблей, подводных лодок, авиации и береговых батарей противника им нужно вернуть экипажи, уже задействованные в боях на сухопутном фронте. Как обеспечить их вывод? Если начать отзывать матросов и офицеров с сухопутного фронта, все станет ясно, и в войсках, которые и так держатся из последних сил, начнётся паника. Все рухнет, и противник, прорвавшись к гаваням, не даст возможности уйти из Таллинна даже ни одному катеру. Что делать?

Кроме того, в радиограмме наркома не сказано, должен ли штаб КБФ уходить с кораблями или он должен разделить судьбу гарнизона. Хотя слова «под вашу личную строжайшую ответственность», помимо всего прочего, предполагают, что командование флотом должно уходить вместе с кораблями. Это в общем-то логично. Передать руководство обороной командованию X корпуса, составить мощный ордер вокруг «Кирова», бросить в прорыв все тральщики и уходить. Это, конечно, печально, но приказ — есть приказ. Но есть ли такой приказ?