«Пачиму нэ может - как всегда, раздражаясь, Сталин начал говорить с чудовищным акцентом .— Он нэ может? Кто может? Когда будет порядок?»

Диктатор сел за стол и взял трубку телефона — знаменитую кремлевскую «вертушку». Лицо его побледнело, вычернив оспины: «Таварищ Кузнецов? Пачиму флот еще в Таллинне? Кто прыказал? Вы нарком ВМФ или вы нэ нарком? Если вы нэ можете работать, мы найдем другого наркома!» - и бросил трубку.

Берия и Шапошников притихли, ожидая, что сделает далее разгневанный властелин. Сталин, видимо, беря себя в руки, тщательно раскурил потухшую трубку. Встал из-за стола. Молча прошелся по кабинету. Затем остановился напротив Шапошникова: «Мы тут пасовещались и решили, что Ворошилова надо снять с должности. Он с обязанностями не справился. И заменить его». Сталин снова прошелся по кабинету, посасывая потухшую трубку: «И заменить его...» Сталин сделал новую паузу: «Товарищем Мерецковым. Где он у нас сейчас?»

Шапошников, помертвев, молчал. Берия понял, что Сталин начал игру.

Можно подумать, что он не знает г д е сейчас генерал армии Мерецков! Но раз Хозяин начал игру, ему надо подыграть:

«У меня он, Иосиф Виссарионович». Сталин задумчиво стал прочищать трубку, выбивая остатки пепла и, не обращаясь ни к кому, сказал: «Я знаю Мерецкова. Он честный человек...» Затем поднял глаза на побледневшего Шапошникова: «Хорошо. Мы тут посоветуемся с товарищами. Борис Михайлович, сегодня вечером повторыте свой доклад перед членами ГКО. Время вам сообщит Поскрёбышев. Всё. Все свободны. Спасыбо».

Оставшись один, Сталин подошел к столу и нажал кнопку звонка. В дальнем углу кабинета открылась скрытая дубовыми панелями дверь, и появился высокий человек в белом халате с небольшим саквояжем в руках. Из- под халата виднелись малиновые петлицы военврача 3-го ранга. Сталин подтянул рукав кителя, и игла шприца вонзилась в его запястье. Он глядел на карту Северо-западного фронта. Бесформенным пятном синел в дальнем углу Финского залива Ленинград, охватываемый со всех сторон стремительными синими стрелами немецкого наступления.

«Всё будет, как надо», - проговорил вождь. Медик, не проронив ни звука, собрал инструменты и бесшумно удалился.

Адмирал Кузнецов лежал на кожаном диване в своем кабинете. Дежурный по наркомату врач сделал ему укол, порекомендовал минут двадцать полежать. «Ничего страшного, - успокоил врач наркома, — небольшая аритмия. Переутомились, товарищ нарком».

После звонка Сталина адмирал почувствовал себя настолько плохо, что приказал адъютанту вызвать врача, в ужасе думая, успеет ли врач прийти раньше, чем о н и. Но «они» опять не пришли, хотя адмирал ежедневно ждал их прихода уже два года, и специальный чемодан с вещами постоянно стоял в его кабинете: теплое белье, мыло, бутылка коньяка. Говорят, что генералу Павлову чекисты при аресте разрешили выпить стакан коньяка. А может, врут...

Адмирал встал с дивана, прошел в смежную с кабинетом небольшую комнату, где находились туалет и умывальник. Расстегнув китель, сунул лицо под холодную струю воды. Потом долго тер лицо простым вафельным полотенцем. Застегнулся и вышел в кабинет, а оттуда — в приемную.

«Соедините меня с главкомом Северо-западного направления и с Трибуцем», - приказал он вскочившему адъютанту.

«Связи с Таллинном нет», — доложил адъютант. «Давно?» «Уже два часа, товарищ нарком». «Радиосвязь?» «Немцы ставят активные помехи, - сообщил адъютант. - Не пробиться. Таллинн не дает квитанции...» Стоявший в приемной древний «Бодо» — ветеран гражданской и первой мировой войны — затарахтел, вызывая штаб маршала Ворошилова. Белой змеёй поползла лента. Адмиралу показалось, что она шипит...

«Здесь нарком ВМФ Кузнецов. Попрошу товарища Ворошилова — У аппарата — Здравия желаю, товарищ маршал — Здравствуйте — Товарищ Сталин приказал эвакуировать флот из Таллинна в Ленинград — Гарнизон тоже? — Относительно гарнизона товарищ Сталин никаких указаний лично мне не дал — Если дан приказ, выполняйте — Есть ли у вас связь с Таллинном? — Связь есть — Прошу ретранслировать мой приказ адмиралу Трибуцу: «Ставка приказала перебазировать флот из Таллинна в Ленинград. Нарком ВМФ Кузнецов» — Передадим — Спасибо, товарищ маршал. До свидания — До свидания».

Адмирал вынул носовой платок и вытер вспотевшее лицо.

«Теперь Кронштадт», — приказал он адъютанту. Кронштадт ответил на удивление быстро. «Здесь нарком ВМФ Кузнецов — Здравия желаю, товарищ нарком. Контр-адмирал Иванов — Связь с Таллинном есть? — Так точно, есть — Срочно Трибуцу: «Немедленно перебазируйте все силы флота в Ленинград. Приказ Ставки. Кузнецов» — Понял. Немедленно передадим по радио — Радио нежелательно — Кабельная связь прервана — Есть ли возможность отправить в Таллинн пакет с ответственным командиром? — Так точно. Через два часа в Таллинн выходит отряд МО с капитаном 1-го ранга Египко — Хорошо. Оставайтесь на связи. Готовьтесь принять шифровку для передачи лично адмиралу Трибуцу — Есть, быть на связи».

Первый секретарь Ленинградского обкома партии Жданов с хрустом смял пачку «Беломора», уже вторую за сегодняшний день, и бросил ее в корзину для бумаг. Достал из ящика письменного стола новую пачку папирос, нервно закурил, глубоко затягиваясь. Глаза его лихорадочно блестели от нервного напряжения и двух выпитых натощак стаканов водки. Воспаленный мозг искал спасения в ситуации, которая казалась ему безнадежной. Вал немецкого наступления неудержимо катился к Ленинграду, прижимая разрозненные, деморализованные части к самым стенам города. И уж конечно, и Жданов это понимал лучше других, немецкое наступление не остановить расклеенными еще 21 августа плакатами с призывами: «Ленинградцы! Враг у ворот!»

Ворошилов — дикая бездарность, но в поисках спасения он вдруг додумался вооружить население, благо, оно составляло несколько миллионов, и бросить его навстречу немцам — пусть в их мясе и костях завязнут немецкие танки.

Но эта смелая идея вызвала самое резко осуждение Сталина, который собственного народа боялся пуще смерти, и сама мысль о вооружении народа перехватывала ему дыхание. Сталин устроил разнос Жданову и Ворошилову, приказал немедленно разогнать созданный ими Совет обороны Ленинграда, но с формированиями народного ополчения нехотя согласился, строго приказав лишь, чтобы при каждом батальоне имелся офицер НКВД с неограниченными полномочиями. Но самое главное, что сказал Сталин, было то, чтобы Жданов и Ворошилов твердо знали: падение города — это их гибель. Ни эвакуироваться, ни тем более сдаться в плен им не удастся. Специальные люди, получившие соответственные инструкции и полномочия, позаботятся об этом.

Жданов не знал, сколько уже Сталин прочел осведомительных сводок, представленных ему НКВД, о том, что Жданов и Ворошилов — два заговорщика — готовятся впустить немцев в Ленинград, а дело с народным ополчением затеяли для того, чтобы захватить город ещё до прихода немцев и вынудить армию, поставленную между двух огней, сложить оружие. Жданов этого не знал, но шестым чувством прожженного интригана-царедворца понимал, что его звезда начинает закатываться. А ведь пару месяцев назад он считался самым приближенным человеком Сталина, его потенциальным преемником, связанным со своим Хозяином такими океанами крови, в которые могли погрузиться без следа целые континенты...

Уроженец Мариуполя, сын школьного инспектора, склонного к религиозному мистицизму, Жданов получил достаточное домашнее образование (для него держали даже учителя музыки), закончил реальное училище в Твери и даже успел до призыва в армию закончить два курса Тверского сельхозинститута. Февральская революция застала его прапорщиком 139-го запасного полка, формирующегося в забытом Богом и людьми городке Шадренске Пермской губернии. Кроваво-грязные волны смутного времени выплеснули его в Нижегородскую губернию, где в 1929 году он был уже секретарем губкома.