Никто не задал ни одного вопроса, хотя всем присутствующим было ясно, что ради спасения, причем спасения весьма проблематичного, нескольких кораблей будет принесен в жертву весь гарнизон, огромное количество флотского имущества и снаряжения, так как после ухода «Кирова» и лучших эсминцев город не продержится и нескольких часов. В каюте командующего КБФ стояла оглушительная тишина, столь же оглушительная, как и несмолкающая канонада, доносящаяся через плотно закрытые иллюминаторы...
25 августа 1941, 10:50
«Главкому Северо-западного направления Ворошилову. Полученный приказ принят к исполнению, проведены необходимые оперативные мероприятия для выполнения приказа с наступлением темноты 25 августа. Реальная обстановка на фронте вынуждает нас, однако, просить об отмене указанного приказа, поскольку десант на Вирмси может привести к смещению оси наступления противника, и выхода его непосредственно к гаваням, что сделает невозможной эвакуацию и приведет к гибели большого количества боевых единиц флота...
Трибуц, Пантелеев, Смирнов».
Член Военного совета КБФ, контр-адмирал Смирнов, эту радиограмму не подписывал и даже не знал о ней. Находясь почти постоянно в здании Политуправления флота, контр-адмирал Смирнов по своим каналам бомбардировал рапортами Ивана Рогова, рекомендуя снять с должности и расстрелять как изменников адмиралов Трибуца, Пантелеева, Ралля и Дрозда вкупе с несколькими десятками старших офицеров из их окружения, поскольку навязанная ими тактика обороны Таллинна неизбежно привела бы к захвату всего гарнизона и основных сил флота противником. В донесении отмечалось, что из-за прямого попустительства штаба флота политработа в соединениях и на кораблях практически не ведется, а, напротив, поощряются вредные разговоры и всякого рода слухи, ставящие под сомнение мудрость общего замысла стратегической обороны и тех лиц, от которых исходят эти замыслы.
Политуправление КБФ было в панике. Лихорадило Особый отдел, и, в равной степени, НКВД Эстонии. Только что пришло сообщение, что первый секретарь ЦК компартии Эстонии Рос прямо на служебной автомашине сбежал к немцам, захватив планы всей будущей партизанской и подпольной деятельности на оккупированных территориях Эстонии, да и не только Эстонии. ГлавПУР ВМФ прислал запрос, какие связи были у Роса с командованием флота.
Контр-адмирал Смирнов подписал шифровку на имя Рогова:
«Адмиралы Трибуц и Пантелеев часто встречались с Росом во внеслужебной обстановке, принимая приглашения последнего на охоту, загородные прогулки и банкеты в спецпомещениях ЦК и обкома. Не исключен сговор между Росом и командованием КБФ, которое, с одной стороны, обеспечило бегство Роса, а с другой стороны, — готовит сдачу флота в Таллинне и переход на сторону противника.
Смирнов».
Переход на сторону противника! Это массовое явление первых месяцев войны захватило врасплох и потрясло обе воюющие стороны. Немцы не знали, что им делать с сотнями тысяч вооруженных людей, переходивших на их сторону часто с развернутыми знаменами и под звуки маршей, исполняемых полковыми и дивизионными оркестрами. Уже в середине июля командующие группами армий начали засыпать Берлин донесениями о возможности формирования русской национальной армии из перешедших добровольно на их сторону различных воинских соединений Красной Армии, а также из числа попавших в плен в пограничных котлах. Армия, как никакой другой государственный институт, жаждала мести за ту резню, что устроил в её рядах великий вождь народов. Но и тот не дремал.
Уже 16 июля Сталин подписал секретный приказ №0019, где, в частности, говорилось:
«На всех фронтах имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу противнику и при первом соприкосновении с ним бросают оружие...»[12]
Приказ предлагал политическим органам армии и Особым отделам тщательно следить за командирами всех уровней, но особенно, за представителями высшего командования, беспощадно на месте пресекая все проявления малодушия или каких- либо негативных настроений, могущих привести к переходу на сторону врага. Однако приказ не помог. Случаи массовых сдач и повального перехода к противнику даже участились. Ровно через месяц Сталин вынужден был отдать новый секретный приказ №270 (от 16 августа 1941 года), в котором все находящиеся в плену без разбора объявлялись изменниками Родины. В приказе указывалось, что семьи всех офицеров и политработников, как находящиеся в плену, так и попавшие в плен в будущем, будут отправлены в концлагеря. Семьи же рядовых будут лишаться продовольственных карточек, то есть будут обречены на голодную смерть. Политорганам и Особым отделам предписывалось ежедневно докладывать о поведении командующих всех уровней, их настроениях, связях, намерениях, подчеркивая, что представители политорганов и Особых отделов отвечают головой за поведение строевых командиров.
Чтобы обезопасить себя, указанные органы потоком слали донесения, содержание которых недвусмысленно предполагало расстреливать всех командующих на протяжении всего огромного фронта, до командиров полков и бригад включительно. Эфир и провода гнулись от нескончаемого потока доносов, забивавших оперативные каналы связи, парализуя и так никуда негодную систему связи боевых подразделений. В Москве, конечно, никто не мог обработать такое количество информации. Многие донесения 1941-го года были прочитаны только после войны, и меры по ним принимались аж до марта 1953-го года!
Адмирал Трибуц в ситуации ориентировался и прилагал все усилия, чтобы политуправление флота знало о нем и его замыслах как можно меньше, что было совсем нелегко, так как контр-адмирал Смирнов, будучи членом Военного совета КБФ, должен был информировать обо всех решениях командующего и штаба флота. Что касается Особого отдела, то при его всепроникаемости укрыться от него было совершенно невозможно, а ждать можно было чего угодно, вплоть до выстрела в затылок прямо за обедом в кают-компании...
25 августа 1941, 11:00
Военный корреспондент Михайловский медленно шел по опустевшим аллеям парка Кардиорг. Ручные белки — одна из главных достопримечательностей знаменитого таллиннского парка - подбегали прямо к нему под ноги. Они были голодны, их давно уже никто не кормил. От памятника «Русалке» и от знаменитого дома Петра I доносились автоматные очереди. Ветер гнал по пустынным дорожкам парка грязь и пыль. Аккуратные эстонские дворники в накрахмаленных белых передниках исчезли, как будто их никогда и не бывало. На узеньких улочках, примыкающих к парку, было пустынно, как в осеннюю ночь на кладбище. Было видно, что мусор с них не убирался уже много дней. Все лавки, магазины и учреждения закрыты. Везде круглосуточно висели плакаты: «Suletud» (закрыто).
Михайловский вышел на просторную улицу Харью, славившуюся зеркальными витринами своих шикарных магазинов. Владельцы магазинов и их приказчики снимали тенты над витринами и забивали их деревянными щитами. Стук молотков, доносящийся со всех сторон, заставил корреспондента прибавить шагу. Ему показалось, что именно так забивают последние гвозди в гробовую доску.
Михайловский направился к гостинице «Золотой лев», надеясь перекусить. Дел было еще очень много.
Ресторан был знаком ему еще по довоенным временам. Посетителей здесь всегда встречал необычайно любезный метрдотель, учтиво смотревший в глаза, как бы желая предугадать вкусы клиента.
Злой взгляд метрдотеля поразил корреспондента. И тени былой учтивости не осталось на его лице с плотно сжатыми тонкими губами.
- Что надо? - бесцеремонно спросил он входящего корреспондента.
— Можно пообедать?
Злая усмешка скривила тонкие губы: «Отобедали! Кончилось, все для вас кончилось, достопочтенные товарищи!»
