В марте 1941 года Государственное Военно-морское издательство НКВМФ Союза ССР выпустило в свет книгу члена-корреспондента АН СССР Л. Н. Иванова под заголовком: «Вторая Империалистическая война на море». Ефет, внимательно следивший за всеми новинками военно-морской литературы, вдумчиво прочел эту книгу, как всегда с карандашом в руках, отмечая наиболее интересные места.
«Основной особенностью, отличающей текущую войну от войны 1914-1918 годов,— вещал личному составу флота член-корреспондент Иванов,— является то, что Советский Союз, последовательно осуществляя свою борьбу за мир, успешно противостоял всем провокационным маневрам, рассчитанным на втягивание его в орбиту второй империалистической войны. Великая социалистическая держава, осуществляющая под руководством партии Ленина-Сталина внешнюю политику, прямо противоположную по своим принципам политике империалистических держав, продолжая свою неизменную борьбу за мир, перед лицом нарастающей войны проводит политику нейтралитета. Расчеты англо-французских поджигателей войны на будущий советско-германский конфликт не оправдались. Отношения между обеими странами были урегулированы на основе пакта о ненападении от 23 августа и договора о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года.
Англо-французский блок 3 сентября 1939 года начал войну, против Германии. Но эта война на море, так же как на суше и в воздухе, отнюдь не застала Германию неподготовленной... Необходимо использовать опыт войны на море применительно к растущему, могучему флоту, который строит наша страна под руководством ленинской партии, под личным руководством товарища Сталина для грядущих победных боев за дело коммунизма...»
22 июня застало «Гордый» на рейде Роя в Усть-Двинске. По левому борту эсминца возвышалась серая громада только что вступившего в строй крейсера «Максим Горький», а по правому — стояли на якоре родные братья «Гордого»: эсминцы «Гневный» и «Стерегущий». Томительно долго на «Кирове», стоявшем в устье Даугавы, шло совещание командиров кораблей и замполитов. Наконец, в 17 часов 57 минут «Максим Горький», подняв вымпел начальника штаба ОЛС капитана 2-го ранга Святова, в сопровождении «Гордого», «Гневного» и «Стерегущего» вышел из Рижского залива и проследовал через Ирбенский пролив. Их курс лежал на север к устью Финского залива. Там, на линии Ханко-Осмуссаар, минные заградители «Марти» и «Урал», лидеры «Ленинград» и «Минск» под прикрытием эсминцев «Карл Маркс», «Артём» и «Володарский» ставили мины. Отряд Святова должен был прикрыть минную постановку.
Быстроходные корабли шли без сопровождения тральщиков с выставленными параванами. Обстановка была напряжённой. Ждали встречи с надводными кораблями противника, ожидали и атаки самолетов. На мостике «Гордого», рядом с Ефетом, тревожно вглядывался в горизонт командир дивизиона эсминцев, капитан 2-го ранга Солоухин. Впереди и несколько правее «Гордого» вырисовывался силуэт «Гневного», идущего головным. Белел бурун за его кормой, легкий дымок, вырываясь из трубы, пугливо прижимался к воде. Справа на траверзе, разрезая воду острым форштевнем, грузно шел флагман-крейсер «Максим Горький»: стволы зенитных орудий сердито воткнулись в небо, от массивного корпуса широким веером разбегались волны. А дальше, за крейсером, в дымке виднелся силуэт «Стерегущего». Ход — 22 узла, курсы — переменные. Размерно гудели машины, привычно пахло дымом и горелым мазутом. Тревожно и радостно бились сердца: каждую минуту мог начаться бой с появившимися на горизонте немецкими линкорами и тяжелыми крейсерами — бой, которому была подчинена вся их жизнь с первого курса училища...
И вдруг тихое море рванулось от оглушительного раскатистого взрыва. Тревожно загудел корпус «Гордого». Капитан 3-го ранга Ефет услышал испуганный крик сигнальщика: «Взрыв на эсминце «Гневный»! и метнулся к ограждению мостика: на месте «Гневного» он увидел клубы пара и медленно оседавший огромный столб воды. Окутанный туманом брызг и испарений «Гневный» — первенец всей серии «семёрок» — беспомощно раскачивался на волнах. На палубе и надстройках метались люди, в воде вокруг корабля чернели головы выброшенных взрывом за борт. Ефет инстинктивно перевел ручки телеграфов на «стоп», а затем на «полный назад». «Гордый» задрожал от резкого изменения режима хода. Мостик сильнее заволокло дымом, на головы из труб полетела гарь. Над «Гневным» взвились красные ракеты: призыв к помощи. Над ходовым мостиком «Гневного» поднялся сигнальщик, лихорадочно махая флажками: «Начальнику штаба. Хода не имею, в корпус поступает вода. Нуждаюсь в помощи». Через минуту с «Максима Горького» передали приказ командиру «Стерегущего», капитану 3-го ранга Збрицкому, оказать помощь «Гневному». Но «Стерегущий» не мог выполнить приказ — на нём царила обстановка весьма близкая к панике, а капитан 3-го ранга Збрицкий, пытаясь навести порядок, подобно пирату старых времен, бегал по мостику с пистолетом в руках.
Тогда Ефет, видя, что и на «Стерегущем» тоже что-то случилось, получив разрешение Солоухина, сам решил оказать помощь «Гневному». Выставив вперёдсмотрящих и наблюдателей по бортам и приготовив шлюпку к спуску, «Гордый» медленно, толчками приближался к тому месту, где несколько минут назад «Гневный» наткнулся на свою смерть. Напряженная тишина стояла на ходовом мостике. Все понимали, возможно, еще бессознательно, что кавалерийская лихость, с которой отряд мчался на долгожданную встречу с немецкими линкорами, привела его на минное поле, заблаговременно и незаметно выставленное противником в разгар белых ночей...
Наконец, нос «Гордого» приткнулся к корме «Гневного», и они сошлись корпус к корпусу — два брата, исходившие вместе не одну тысячу миль в условиях нечеловеческих морозов и зимних штормов финской войны. Стонали и кричали раненые. Вокруг «Гневного» сиротливо плавали матросские койки, аварийный лес, щепки; кричали и взывали о помощи выброшенные за борт люди. Не верилось, что это - тот самый «Гневный», который еще несколько минут назад так браво шел головным в строю кораблей. Теперь — с оторванным носом, исковерканными взрывом магистралями, кабелями, листами бортовой обшивки и палубами — он, словно обезглавленная птица, раскачивался на волнах.
На корму «Гневного» спустили шторм-трап, и по нему на борт подорвавшегося эсминца поднялись комдив Солоухин и командир БЧ-У «Гордого» капитан-лейтенант Дергачёв с аварийной партией матросов. Старпом «Гневного» капитан-лейтенант Дмитриев и комиссар Лужин доложили обстановку: убит командир БЧ-5 Ильин и политрук Васильев. Погибли 18 матросов и старшин. Тяжело ранены: командир корабля капитан 3-го ранга Устинов, лейтенанты Свидельский и Баландин, главный боцман Зайцев и много матросов, точное число которых уточняется. Борьба за живучесть, несмотря на все принятые меры, не принесла успехов: вода ломала переборки и затопляла одно помещение за другим.
Распорядившись начать эвакуацию раненых, Солоухин и Дергачёв спустились в машинное отделение «Гневного». Быстро разобравшись, что спасти эсминец уже невозможно, Солоухин доложил об этом на «Максим Горький» Святову. Святов, заслуживший в первые же дни войны свою печально знаменитую кличку «Иван Топитель» за отдаваемые без минуты колебаний приказы добивать поврежденные корабли, распорядился снять с «Гневного» команду, а корабль затопить. На носилках пеньковыми канатами начали поднимать на приспустивший флаг «Гордый» убитых и раненых. Палуба «Гордого» заполнилась воющими и стонущими, наспех забинтованными, обожженными и контуженными моряками «Гневного», многие из которых находились в состоянии шока.
Пока фельдшеры обоих эсминцев Бурбан и Пахоменко делали все возможное, чтобы поскорее распределить раненых по помещениям и каютам, тревожно поглядывавший на небо Солоухин приказал Ефету поспешить с отходом. Отходя малым ходом от «Гневного», Ефет увидел высоко в разрыве облаков два самолета, идущих на юг. Толком опознавать самолеты на кораблях никто не умел. Решили, что это самолеты противника. Дали залп из зениток. Самолеты скрылись в облаках. Занятые самолетами все на мостике «Гордого» неожиданно вздрогнули от тяжелого взрыва. Высокий огненный смерч взметнулся выше матч крейсера «Максим Горький». Когда вода опала, все увидели, что у «Максима Горького» оторвана носовая часть по первую башню. Ужас и оцепенение, близкие к шоку, прорвавшимся в общем, похожем на вой, крике, охватили всех на «Гордом».
