Хотя, с точки зрения Артура, там и «укреплять» было особо нечего. У него на стройке в последние года четыре персов работало чуть больше десяти тысяч человек и ни малейших проблем с ними не возникало. Народ трудолюбивый, мужчины сильные и дружелюбные. Правда, поговаривали, что еще персидский царь Нарьясах — отец нынешнего — выдал указ о том, что любой, кто обидит «женщин приезжих строителей», будет немедленно казнен, но это у Артура вызывало некоторое сомнение, ведь было непонятно почему указ касался только женщин, а все персы были исключительно вежливы с мужчинами. С женщинами же было вообще непонятно: местные упорно делали вид, что их вообще не замечают, а на рынках даже на прямой вопрос «сколько стоит» или не отвечали, или говорили «нисколько, возьми все, что надо» — правда последнее касалось в основном еды.

А вот это Артура вообще не удивляло, ведь именно русские специалисты притащили персам очень много растений, которых или раньше вообще здесь не знали, или которые обеспечивали невиданные ранее урожаи — так что даже рыночные торговцы, расхваливающие свои товары, чаще всего кричали «А вот русские яблоки» или «русское пшено». Особенно инженера веселили «русские финики» или «русские бананы»… впрочем, бананы персам вроде из России и попали. Так что укреплять «дружбу» еще сильнее явно было задачей сугубо второстепенной. Тем более, что в рамках «укрепления» Гриша подкинул Артуру еще одну работенку, причем года на три-четыре: пока остальные железнодорожники доделывают свои участки дороги, ему теперь предстояло проложить новую ветку от Аспаданы до Аршакии — а это еще почти семьсот километров. Да, практически без тоннелей, и да, одноколейку — но все же Артуру несколько поднадоело жить в этой горной пустыне и очень хотелось нормально пожить в родной Туле…

Лера, с огромным интересом прочитавшая отчеты строителей железной дороги, за ужином поделилась своими выводами с двумя Катями:

— А прилично мы историю повернули! Персам теперь не грозит арабское завоевание — потому что Али арабов под лавку загнал и им стать могучим государством теперь не светит. И про манихеев не слышно там, опять же мечта Ангелики сбылась и ислам планете не грозит…

— А кто такие манихеи эти? — спросила старшая из Кать.

— Была такая религия, но здесь, похоже, не будет. Скорее всего ее основателя Мани римляне зачистили вместе с иудеями и христианами, так что в Персии теперь строго зороастризм или буддизм, причем буддизма остатки жалкие на территории Афганистана, так что скоро и его не будет.

— А что буддизма там не будет, разве это хорошо? — поинтересовалась Катя-первая.

— Для персов — точно хорошо. Ведь если посмотреть непредвзято, то буддизм, в особенности тот, который сейчас формируется на территории Индии и который потом назовут индуизмом — хотя индуизм и не является чистым буддизмом — это религия, заточенная на угнетение большинства людей. Изначальная идея Шакьямуни «будь хорошим» трансформировалась в «будь хорошим для вышестоящих». Кстати, мы сейчас можем непосредственно наблюдать, как под воздействием этого буддизма формируются основные индийские касты.

— Так они вроде уже давно сформировались.

— Давно сформировалась абстрактная идея каст, а сами касты, точнее даже варны, именно сейчас получают четкое формальное определение. В тяжелой борьбе кушанских верхов получают. Так кшатриями в Кушанской империи стали — уже стали — потомки завоевавших эти земли персидских кочевых племен, которые хорошо умеют махать мечом но плохо владеют софистикой и не имеют навыков государственного управления. Поэтому они согласились на то, что брахманы, которые суть потомки бывших священнослужителей и прежних бюрократов являются первой варной. Но все же внесли в общность брахманов веские зерна внутренней борьбы, по сути поделив эту варну на почти десяток каст, мирное существование между которыми как раз кшатрии и обеспечивают, силой обеспечивают — и поэтому царем может быть только кшатрий. То есть формально брахманы как сословие считается выше, но кто всем правит? Причем на кшатриев не распространяются разные религиозные запреты, они игнорируют вегетарианство например, и им разрешено в жены брать красивых девочек из вайшьи или даже из шудр. Но для персов буддизм плох тем, что он, по сути, на уровне идеологии отрицает технологическое развитие и, что хуже, отрицает права тех, кто буддистами не является. Такой национал-социализм в лайт-версии.

— Да уж, нам такой буддизм не нужен. А зороастризм — это для нас хорошо?

— Терпимо. Вы же знаете, я вообще против любых религий, но эта хотя бы не очень людоедская. Мне в ней не нравится лишь то, что покойников они на башни кладут гнить, так что ароматы там соответствующие… да, и права женщин они не соблюдают, — Лера сама рассмеялась от своей шутки. — Хотите — сами фотографии поглядите: на улицах женщин вообще не видно. Не знаю, какая у них там жизнь, но зороастрийцам «своих» женщин просто запрещено другим мужчинам показывать.

— Не думаю, что у тамошних женщин жизнь хорошая, — высказала свое мнение Катя-старшая, — однако нас это вообще никак не касается.

— Нас все в мире касается, просто по-разному. Что-то — как котенок, прижавшийся к щеке, а что-то — как дубина, ударившая по башке.

— Персы — это котенок? — с лукавинкой в голосе спросила Катя-младшая.

— Это тигренок. Если не воспитывать правильно, то играя может до смерти поцарапать. А вырастет — просто сожрет. А если воспитывать, то может и не поцарапать, но когда вырастет — все равно нужно будет за ним очень внимательно следить чтобы не сожрал.

— Тогда зачем, интересно, мы им металлургический завод выстроили? Ведь это, насколько я помню, с твоей подачи было.

— Это да. Причина — та же, что и с Римом: на заводе и вокруг него воспитаются люди, которые смогут понять, чем наша система лучше. А на десятимиллионную Персию пятьдесят тысяч тонн плохонькой стали в год — это, с нашей точки зрения, практически ничто. Мы ведь и в готовых изделиях им больше стали продаем, даже если рельсы не считать. И больше продавали бы, но им платить нам нечем.

— А чем они вообще нам платят? Серебром и золотом? — поинтересовалась Екатерина Алексеевна. — Я вроде о персидских рудниках драгметаллов не слышала.

— У них текстильная промышленность очень развита, мы половину шерстяных тканей в Персии покупаем. Сотканные, кстати, в основном на наших же станках. И половину, если не больше, простынного полотна хлопкового, а батист вообще у нас только персидский, — ответила ей экс-председатель Госплана.

— Понятно… А зачем Артур теперь будет строить железку к Аршакии? Это наш Тегеран что ли?

— Нет, Аршакия — это у зороастрийцев, можно сказать, религиозная столица. А зачем… Сейчас мы с рудника возле Соры возим по пятнадцать тысяч тонн хорошей хромовой руды каждый день, и эта дорога — часть нашей платы за тот рудник. А еще возле Аршакии неплохое месторождение марганца, пусть у персов будет сталь качеством получше делаться.

— А нам-то это зачем?

— Пусть рельсы катают, сами дороги пусть строят. Совместный труд для нашей пользы — он объединяет…

Ормазд Бозур сам себя считал очень умным и заботливым, и не было никого, кто посмел бы сказать персидскому царю что-то иное. И вовсе не потому, что за такое сказавшего могли наказать «вплоть до высшей меры», а потому что мнение это соответствовало действительности. Ведь Ормазд был первым персидским царем с высшим образованием! Ну, не совсем уж высшим, его дед отдал учиться в школу в Баку, а он, закончив школу, по совету своих же учителей (и с согласия отца) еще три года провел в отдельной школе, обучавшей людей профессии «младшего администратора» — то есть там учили повелевать людьми. Ну а пока он был всего лишь внуком царя, уточнение «младший» его не смущало — и оказалось, что совершенно правильно не смущало. Очень неплохая была школа, Ормазд вынес из нее много полезного в нынешней своей деятельности.

Но основным, что он понял за почти десять лет обучения, было то, что огромная северная страна, буквально из ничего созданная какими-то заезжими богинями, соседям ничего плохого не делает. Но может сделать что-то хорошее — если богинь об этом попросить и затем очень точно следовать их рекомендациям. Сначала их «попросил» дед — и меньше чем за год исчезли проблемы с западными соседями, потом «попросил» отец — и вот уже ему, Ормазду, достаются, как говорили на севере, все пряники. И теперь родственники жены уже униженно просят у него разрешения покупать оружие у персидских мастеров — ну а слуги северных богинь пусть и дальше думают, что его криворукие рабочие теряют половину пружин для крепления рельсов…