— А ты знаешь, вот на это нам уже плевать, — ответила Лера. — Мы уже прожили достаточно, чтобы рискнуть. Ну, в крайнем случае помрем более молодыми, чем мы есть сейчас — по крайней мере на вид.
— Жалко, что ты с этим коктейлем так подзадержалась, — тихо добавила Катя, — а вот если хотя бы в прошлом году…
— Кать, это на самом деле молодость не возвращает. Если бы я этот коктейль даже десять лет назад сделала бы, ничего не изменилось бы. То, что в двадцать первом веке выяснить успели, так это некоторое улучшение регенерации после тяжелых травм и…
— Ты его сейчас уже сделала. И мы все тут записываемся в кролики. Я первая, и не думай даже мне отказывать!
— Тебе очень не понравится. Раз в неделю где-то час под капельницей…
— Я потерплю. И вовсе не ради того, чтобы морда моего лица выглядела на двадцать, а чтобы результаты твоих исследований смогли пригодиться нашим детям и внукам. Или, что я тоже вполне допускаю, показали им, куда лезть ни в коем случае нельзя. Лера права: мы уже пожили немало, знания, какие у нас были, потомкам все передали без остатка. А в качестве кроликов мы все же и сейчас пользу им нанести сможем. Всё, что тебе для этого потребуется, мы сделаем, причем быстро сделаем. Вов, ты слышал? — Катя повернувшись к креслу, стоящему в углу комнаты, внезапно сникла и замолчала…
— Велта, я поговорю с ребятами с экспериментального, твои заказы — все твои заказы — будут исполняться вне очереди. Вы все давно уже заслужили, чтобы любые ваши хотелки исполнялись бегом, невзирая ни на расходы, ни на что угодно еще. Мама Катя, — Катя-первая встала, подошла, положила руку на плечо поникшей Кате-Великой, — кто у тебя сможет быстро спроектировать и выстроить современный сибирский город?
— Это ты о чем?
— Бабушка Лиза говорила, что отменять законы — последнее дело. Бюст должен стоять на родине героя…
Двести девяностый год начался обыкновенно, как и многие предыдущие. Только Оскар, перекинутый «на Америку», в начале января зашел к Кате-старшей, чтобы кое-что уточнить:
— Екатерина Алексеевна, — начал он очень официально, показывая, что пришел он сугубо по делу, — я вот что понять хочу. Сейчас каждый день на Экватор доставляют пять тысяч кубометров песка…
— А, понятно, можешь не продолжать. Мы с Володей это много раз обсуждали. Тут всё просто: спутники мы сейчас можем запускать только с экватора, а в Африке на экваторе место неподходящее потому что там слишком много народу шастает. Так что выбор места получается небогат…
— Это я знаю.
— Ну так вот: тут вопрос исключительно строительный, или, если хочешь, касается инженерной геологии, грунтоведения, если уж быть занудой. На Экваторе грунт — чистая наносная глина, довольно водонепроницаемая, но все же водонасыщенная. И грунт до глубины метров так двадцати обладает сильными тиксотропными свойствами. Проще говоря, плывет под нагрузкой. А для стартового комплекса, да и для всех прочих тамошних строений, это очень нехорошо. Ты же в курсе, что первый старт уже поплыл?
— Но ведь сейчас его укрепляют…
— Вот именно. А как укрепляют? Вырыли котлован десятиметровый, в нем свайное поле площадью в два гектара сделали, причем сваи забили аж на двадцать метров. И вот поверх этого свайного поля теперь насыпают грунт уже более стабильный.
— Я вроде читал, что вообще бетонную плиту…
— Нет. То есть не совсем. Там мешают глину с песком пятьдесят на пятьдесят, еще добавляют цемента около пяти процентов. То есть, конечно, шлакоцемент, но и он грунт сильно укрепляет. Засыпали все слоем в четверть метра, катками дорожными слой укатали — и процедуру эту повторяют до тех пор, пока весь котлован не засыпят. А потом — это уже на случай ураганов и сильных нагонов воды — еще сверху и холм насыпят десятиметровый. Вот уже на таком основании старт и сто лет простоит без проблем. Однако на метр насыпи на весь котлован нужно только песку столько, сколько балкеры за два дня притаскивают.
— Это-то понятно, но, получается, что на весь стартовый холм песок можно было привезти меньше чем за три месяца.
— За три месяца — это только под сам старт, где грунт еще свайным полем укреплен. А на всю стартовую площадку, которая, между прочим, занимает двести гектаров…
— Больше двадцати лет…
— У ракетчиков столько времени нет, так что они пока отсыпали стартовый холм и площадку под монтажно-испытательный корпус. Но все остальное тоже нужно выровнять, да и про город забывать не следует.
— А почему же тогда Чернокаменск построен как временный город? Там же ни школ, ни детских садов даже не планируется?
— Зато порт вполне себе стационарный. А население — это же именно вахтенный городок. Большой, но народ туда приезжает на год-два, а потом оттуда уезжает. Я особо в детали не вникала, но в тех краях даже с водой проблемы серьезные, на местное сельское хозяйство рассчитывать при таких условиях особо нельзя. Вот выгребем оттуда песок и камни — и всё, со спокойной совестью город закроем.
— А порт?
— А порт к тому времени сам развалится.
— Все равно я чего-то не понимаю…
— Ну я что знала — рассказала. А за пониманием ты, пожалуй, к Валерии Анатольевне обращайся. Или к Кате, но, вообще-то, они тебе одно и то же скажут: в Чернокаменск отправляются вахтовиками те, у кого тяга к знаниям не тягучая и трудности с обучением профессиям. А там они не спеша хоть управление автомобилями освоят, или тягу к знаниям подтянут. И оно так и на самом деле работает. Я-то только насчет строителей уверенно говорить могу, так вот водилы на стройках, кто с опытом работы в Чернокаменске, поголовно работают исключительно аккуратно и практически ни при каких условиях графики перевозок не срывают. А Дон говорит, что у них и поломок машин чуть ли не втрое меньше, чем у прочих.
— Спасибо, я понял. Тогда последний вопрос: с вашей точки зрения умеет смысл еще и Порт-Северный под прием песка достраивать? Ведь тогда Стартовый холм целиком всего за десять лет подготовят.
— Если я не путаю, там еще одна площадка должна быть, причем раза в три побольше. Володя там думал атомную электростанцию строить, а под нее площадка потребуется уже раза в два больше, чем под старт. Это лет на полста проект, я уже окончания его не застану, и даже может начала не увижу — но и его делать надо.
— Спасибо, понял. Но насчет «не застанете» не уверен: филадельфийцы вроде уже запустили в производство новые балкеры, тысяч на двадцать тонн — и что-то мне подсказывает, что на этом они не остановятся…
Летом двести девяностого года закончилось строительство одного очень важного «долгостроя»: был запущен железнодорожный мост через Иртыш в Омске. Его из-за того, что что-то с грунтами в реке было «не так», строили больше шести лет, но наконец достроили. Причем за это время успели и мост в Новосибирске выстроить, и мосты через Томь и Яю, и даже через Енисей в Красноярске — и железная дорога (правда, в виде лишь «технологической» узкоколейки) от Тайшета в Иркутск уже дотянулась, а по другую сторону Байкала была почти закончена прокладка узкоколейки до Петровска и размечена трасса аж до Читы — а вот этот мост стоял как заколдованный. На самом-то деле основной проблемой стали здесь не трудности строительства как такового, а трудности с проектом опор: его — по мере уточнения геологических данных — переделывали четыре раза. Но наконец все закончилось, и первый поезд торжественно пересек Иртыш. Первый поезд пересек Иртыш именно по мосту, до этого поезда пересекали реку на пароме.
Впрочем, пока была закончена только первая часть моста, его по проекту должны были сделать двухпутным, причем самым варварским (по убеждению Екатерины Алексеевны) способом: на опорах параллельно клались два однопутных пролета. Впрочем, «варварство» это позволяло мосты ставить чуть ли не вдвое быстрее, поскольку «стандартные пролеты» серийно делались на Омском мостостроительном заводе (и именно с такими же пролетами были возведены и все мосты на пути до Иркутска), так что Екатерина Владимировна мнение старшей родственницы игнорировала. Своеобразно игнорировала: при личных встречах даже жаловалась, что ее железнодорожники слушать не хотят и строят как сами решили, а в качестве Председателя Госплана запретила этим же железнодорожным инженерам даже думать о разработке двухпутных пролетов для мостов до тех пор, пока рельсы не дотянутся до Японского моря.
