— Обязательно. А уж с мамой Ирой ты сама поговори, мне кажется, что у неё и своих идей немало появится.
За сорок лет по куче разных причин почему-то литература, и в первую очередь литература художественная, не получила ни малейшего развития. Для детей массово издавались поучительные сказки (разнообразные вариации на тему толстовского «Филипка»), печатались, причем неоднократно, сутеевские «Сказки и картинки» — и практически всё. Вероятно одной из причин было то, что все богатство литературы единодушно всеми «литераторами» признавались «не соответствующими духу времени» — а, проще говоря, были настолько оторваны от реалий времени настоящего, что народ бы просто не понял о чем там писалось.
То есть «Илиаду» (в переводе Гнедича, как с изрядным ехидством подчеркивала Ира) и «Одиссею» все же издали огромными тиражами (по десять тысяч каждую книжку), но народу древний грек «не зашел» — и потому что жителей русских городов и сел мало волновали древнегреческие проблемы, и, по мнению Ирины, потому что едва освоившие русский язык мужики вообще с невероятным трудом могли воспринять гекзаметр Гнедича, не говоря уже о Жуковском. Хотя в школьных библиотеках изданная настырной Надей «Батрахомиомахия» пользовалась повышенной популярностью. Впрочем, тезису Иры данный факт не противоречил: дети — они во все времена дети, им содержание важно, а форма их особо не волнует…
Но в целом с литературой было более чем хреново. Надя лет двадцать назад все же выпустила сильно адаптированную под местные реалии версию «Веселой семейки» Носова, но и она «не зашла». Просто потому что для большинства «тогдашних» детей герои рассказа были кем-то вроде «городских мажоров», ведь обычная электрическая лампочка была вещью довольно недешевой, а уж настольная лампа считалась реальным «предметом роскоши». Да и градусники у народа ассоциировались главным образом с больницей…
Результат от выпуска этой книжки все же проявился, хотя совершенно не такой, какой могла ожидать Надя: на электроламповом заводе рабочие по собственной инициативе наладили выпуск именно настольных ламп. Поначалу — довольно уродливых, но с некоторой, причем больше «моральной», помощью Оли-маленькой превратившихся если уж не в шедевры прикладного дизайна, то во все же довольно симпатичные изделия. А чуть погодя там же наладили и выпуск спиртовых градусников — но книжка уже успела «наследить» в умах мелкого (и не очень) населения…
«Провал» даже Носова вверг всех учительниц литературы в состояние глубокого (профессионального) уныния, и в школах предмет свелся к изучению басен (главным образом Крылова) и различных детских стишков, а на «крупные формы» литераторы больше не замахивались. Хотя другие предметы, связанные с искусством, пользовались огромной популярностью, и на первом месте шла музыка. Но и тут была некоторая засада: если музыка как таковая народом воспринималась «на ура», то с песнями было сложнее — ведь там слова много значат, а вот со «словами» было все очень непонятно. «Современные» песни существовали, но краткое содержание практически всех этих песен сводилось к двум простым сюжетам: или «мы пойдем куда-то и всех там зверски победим», или «пришел в деревню медведь и всех задрал»…
И при всем при этом «внутренний запрос» на художественно-литературное творчество у народа имелся. В частности, в рамках «устного народного творчества» гуляли как «героические легенды» (вроде того, как Надя голыми руками защитила от кочевников Рязань, буквально разорвав несколько тысяч врагов), так и настоящие «производственные романы», и самой большой популярностью — ну и количеством вариаций — пользовалась легенда о Жанне Деларю, за неделю выстроившей первую железную дорогу. Вариации в основном касались маршрутов этой дороги, и наиболее популярным был путь от Тулы до Лебедяни. Причем экс-министра железных дорог Жанну Пряхину легенда никоим образом не связывала с героиней повествования, ведь заслуженная бабушка России (у нее уже было внуков больше, чем у любой из остальных попаданок) ни ростом не выделялась, ни физической силой…
Однако со времени не очень удачной попытки «внедрить» литературу все же прошло почти двадцать лет, окружающая действительность сильно поменялась — и изменилась ментальность новых поколений населения России. Осенью Ира сделала новую попытку «адаптации Носова», переписав пару детских рассказиков о Мишке — и она уже не оказалась такой же провальной. После чего она рискнула написать собственную повесть…
Так как делами теперь в основном занимались дети и внуки учительниц, времени у старушек появилось много, и Ирино творение бурно и тщательно обсуждалось, «улучшалось» — но пока это было сугубо «внутренним» занятием. Но как только Катя-первая оповестила всех об острой необходимости заняться литературным творчеством, желающими «творить» стали практически все. Правда особо быстрых результатов от написанного никто не ожидал…
Быстрых результатов — ну чтобы «вот прям щяз» — вообще ни от каких проектов не ожидалось. Иногда что-то получалось относительно быстро, но чаще всего результаты получались в лучшем случае «по плану», а нередко и с задержкой, хотя как правило с незначительной настолько, что никто на такие «отставания» и внимания не обращал. Поэтому Вова очень удивился, когда к нему внезапно зашла Лемминкэйненовна с предложением «все бросить и немедленно сделать…». Причем сделать она буквально потребовала изделие отнюдь не простое:
— Володя, мне срочно нужен плазмотрон.
— Я думаю, что ребята с котельного с удовольствием дадут тебе поработать на их установке, ведь сами они плазмотрон гоняют хорошо если день-два в неделю.
— Мне их плазмотрон не годится, он слишком маленький. Мне нужен плазмотрон, в который я смогу запихнуть ось гидротурбины или лопасть от такой турбины. Большой турбины, так что размеры камеры плазмотрона, который ты срочно построишь, будет не меньше трех метров. Пока, думаю, мне три метра хватит, но если думать о будущем, то и пять метров — ну если это не задержит работу на многие месяцы — было бы иметь неплохо.
— Стесняюсь спросить: а зачем тебе плазмотрон, да еще так срочно?
— Открою тебе секретный секрет: в воде сталь имеет привычку ржаветь. Особенно в речной воде, в которой растворено много кислорода.
— И?
— Если лопасти и ось такой турбины покрыть слоем нержавейки, миллиметров пять хотя бы, то турбину не придется менять на новую через пару лет.
— А нержавейку кавитация не съест? Она же мягкая.
— Есть и прочная нержавейка. Но тут вот еще какой момент: у меня сейчас есть примерно десяток турбин… шестнадцать, если быть точной — это с Верхнеокского каскада все турбины — которые нужно в обозримом будущем менять.
— И кто запрещает? Если у тебя есть уже прочная нержавейка, то сразу из нее турбины и делай.
— Вот только полезного совета я от тебя и ждала! Значит так, слушай меня внимательно и восхищайся моей мудростью: если на те турбины, которые оттуда мы снимем, просто наварить эти миллиметров пять нержавейки, то их можно будет и обратно поставить, а не делать новые.
— И много времени ты на этом сэкономишь?
— Ты мне много сэкономишь. Потому что наварку с помощью твоего плазмотрона будут делать другие люди, а мои рабочие получат возможность вовремя сделать турбины для Торопа.
— И ты пришла ко мне с такой ерундой? У Торопа самая мощная ГЭС на четыре мегаватта, там турбины по мегаватту — я ему сам на экспериментальном за неделю пару штук сделаю не отрывая сил от плановых работ! А плазмотрон, так уж и быть, запишу в план заводу… годика так через четыре ты его получишь.
— Мальчик, ты сильно отстал от жизни, как я погляжу! Тороп сейчас срочно строит… уже достраивает ГЭС на Свири, и ему срочно нужны четыре агрегата по сорок пять мегаватт. Твоя дочь, между прочим, мне уже плешь по этому поводу проела! Так что если не хочешь, чтобы она и за тебя взялась, делай что я говорю.
— Понял, мне нужно с дочкой пообщаться. Но чтобы знать, за что ее ремнем по попе, ты мне поподробнее расскажи откуда такая спешка. Если я ничего не путаю, у нас в тех краях бокситовый карьер со своей электростанцией, городок еще небольшой, Тихвин, и возле Тихвина крошечный заводик металлургический, на котором делают рельсовый крепеж и какую-то строительную арматуру. И куда там столько электричества девать?
