Шамиль не успевал принять одних, как являлись другие старшины джамаатов. Шамиль старался их обнадежить и отдавал необходимые распоряжения секретарю Амирхану. Повеления Шамиля, касалось ли оно еды или другой помощи, тут же исполнялись мюридами, о чем Амирхан делал запись в специальной книге.

Люди нуждались в помощи. Они поднимались на Новое Ахульго, располагались на Старом или разбивали шатры в садах Ашильты в ожидании решения своей участи. Приходили целыми аулами. Ахульго превращалось в огромный лагерь. Дни уже были теплые, но ночью люди мерзли, и их нельзя было долго оставлять без крыши над головой. Кого-то, особенно детей, удавалось разместить в ахульгинских жилищах, в мечети или в уцелевших домах Ашильты. Но места для всех уже не хватало, а поток переселенцев-мухаджиров не иссякал. Тогда Шамиль призвал своих наибов и велел им устроить мухаджиров в своих обществах.

Когда Шамиль вышел из резиденции проводить очередного старейшину, хлопотавшего о своем джамаате, то увидел своего старого друга, которого давно ждал. Это был наиб Андалальского общества Омар-хаджи Согратлинский. Он был немного нескладен телом, но в глазах Шамиля был красивее многих, потому что был известен большой ученостью и бесстрашием истинного воина. Если ему что-то поручалось, он думал не о том, сумеет ли это исполнить, а о том только, как сделать больше, чем от него ждал Шамиль.

Согратль, откуда прибыл Омар-хаджи, был знаменитым аулом ученых и храбрецов, зодчих и умелых торговцев. Согратлинцы с самого начала поддерживали имамов, твердо держались шариата и были надежным бастионом на границе Имамата с Кази-Кумухским ханством. Многие приходили в Согратль, чтобы учиться у знаменитого алима Абдурахмана-хаджи Согратлинского.

После обычных приветствий Омар-хаджи сказал:

– Прости, что не явился сразу, как только получил твое повеление, имам.

– Значит, на это были серьезные причины, – ответил Шамиль.

– Обустраивали беженцев, которые пришли от тебя, – объяснял Омар-хаджи.

– Люди приходят и из других мест, у многих есть кунаки в наших селах.

– Такие времена, – сказал Шамиль.

– Люди оставляют свои аулы не от хорошей жизни. Потерпите.

– Принять гостей – дело богоугодное, – улыбнулся Омар-хаджи.

– Что мы имеем, то будут иметь и они.

– Пойдем в дом, – сказал Шамиль.

– Тебе нужно отдохнуть и поесть.

– Спасибо, имам, – вежливо отказывался наиб.

– Очень хочется посмотреть, что сотворил здесь Сурхай, да будет доволен им Аллах.

Омар-хаджи восхищенно оглядывал Ахульго, а затем спросил, указывая на Щулатлул-гох:

– Это и есть Сурхаева башня?

– Она самая, – кивнул Шамиль.

– Машаалла! – восторгался Омар-хаджи.

– Да тут целая крепость!

– И под землей тоже, – добавил Шамиль.

– Пойдем, прошу тебя. А посмотреть, что тут и как, ты еще успеешь.

Они спустились в подземное жилище Шамиля и расположились в кунацкой. Наиб не переставал удивляться и шутил:

– Некоторые наибы живут лучше имама.

– Сказать по сердцу, я тебе завидую, – согласился Шамиль.

– Но не потому, что ты живешь в красивом доме, а я в подземной келье. А потому, что Согратль наполнен благодатью, исходившей от великого шейха и исходящей от больших ученых, живущих там и ныне. А я здесь лишен такого счастья.

Шамилю хотелось поговорить с Омар-хаджи еще о многом, но он вспомнил, что перед ним не только его наиб и известный алим, но и гость, проделавший немалый путь.

– Есть кто-нибудь в этом доме? – позвал Шамиль.

Дверь приоткрылась, и в кунацкую заглянула Джавгарат со спящим ребенком на руках.

– С благополучным приездом, – поздоровалась она с наибом, опустив глаза.

– Моего брата нужно хорошенько накормить, – сказал Шамиль.

– И побыстрее!

Но Джавгарат осталась стоять на месте. Только испуганно посмотрела на Шамиля и снова опустила глаза.

– Что с тобой? – не понял Шамиль.

– Ты слышала, что я сказал?

– Да, – кивнула Джавгарат.

– Чего же ты стоишь?

– У нас ничего нет, – смущенно произнесла Джавгарат, краснея от стыда перед гостем.

– Как это? – растерянно спросил Шамиль.

– Ты в своем уме?

– На Ахульго пришло столько людей, – объясняла Джавгарат.

– А дети их были голодны. Мы все отнесли им, даже последний мешок муки отправили в пекарню.

– И правильно сделали, – вступился за Джавгарат Омар-хаджи.

– Верно, имам?

– Да, но… – огорченно покачал головой Шамиль.

– Я послала брата в Чиркату, чтобы привез чего-нибудь, – ответила Джавгарат.

– Он скоро вернется.

– Ты разве не знаешь согратлинцев? – улыбнулся Омар-хаджи, вставая.

– Да у меня с собой столько припасов, что на всех хватит.

– Погоди, Омар-хаджи, – пытался удержать его Шамиль.

– Что-нибудь и у нас найдется.

– Лучше попробуйте нашей еды! – сказал Омар-хаджи, выходя из кунацкой.

Шамиль с укоризной взглянул на жену.

– Все так сделали, – сказала Джавгарат и ушла, опустив голову.

Шамиль опять вспомнил Согратль, с которым у него было связано много хорошего в жизни. Там свои последние годы прожил и шейх Магомед Ярагский, обновитель веры и духовный вождь горцев. Когда Ярагский завершил свой земной путь, для Шамиля будто померк свет. Будто затворилась пещера, когда он осознал, что уже не увидит своего учителя, не получит от него письма и ему не у кого будет искать ответа на неразрешимые для него вопросы.

После похорон шейха опечаленный Шамиль предался уединению. Он исступленно молился и просил всевышнего о милости к душе Магомеда Ярагского, который говорил, что ислам означает открыть свое сердце Богу и не причинять зла ближнему. И теперь каждое упоминание о Согратле вызывало в душе Шамиля особенно сильные чувства.

Два года назад, когда Фезе обложил Шамиля в Телетле, шейх прислал имаму письмо. Он делал это всякий раз, когда не мог явиться сам, чтобы поддержать Шамиля и его воинов. Ярагский будто читал мысли имама, и письма его приходили, когда Шамиль особенно нуждался в помощи, но ему не у кого было спросить совета.

Это письмо Шамиль часто перечитывал, и каждый раз ему казалось, что Магомед Ярагский незримо присутствует где-то рядом. Шейх писал ему, что трудности лишь укрепляют веру и что Шамиль должен полагаться на великую силу – Золотую цепь шейхов, восходящую к самому пророку. «Всегда держи с нами связь, – наставлял шейх.

– И ты победишь».

Письмо шейха также предопределяло, что имамство Шамиля и его жизнь не окончатся ни в Телетле, ни на Ахульго, сколько бы сил ни было у его врагов. Сражение при Телетле обернулось отступлением Фезе и подписанием мира с Российским государством. Мира, который нарушил Граббе. Но Шамиль чувствовал, что и Граббе не добьется того, за чем явился.

Перечитывая драгоценные строки, Шамиль старался заново постичь каждое слово наставника, потому что лучше других знал, что это не просто слова. Каждое из них могло быть ступенькой, по которой посвященный восходил к истинам, не доступным для понимания простыми людьми. Это был язык избранных, где даже пустоты между словами могли означать больше, чем целые книги, сочиняемые невеждами. Немощный телом, шейх был могуч духом и умел наделять имамов особой силой.

– Всегда держи с нами связь, – повторял Шамиль и размышлял: – Я ведь так и делаю, стараюсь делать. А «с нами» означало, что святой шейх призывал на помощь своих великих предшественников, что он предвидел свое расставание с этой жизнью и сообщал о том, что ему известен его приемник – новое звено Золотой цепи.