– Ищите! – требовал Граббе.

– Достаньте мне его живым или мертвым!

Пулло докладывал, что на Ахульго не оставалось уже ни одного горца, но самого Шамиля нигде не находили.

– В пещерах прячется! – говорили ханы.

– И Ахбердилава нет, и Юнуса – парламентера.

– Многих нет! Самые опасные ушли!

– Распилить бы это проклятое Ахульго!

Граббе непременно уничтожил бы Ахульго с его тайнами и его славой, но это было выше его сил.

– Пусть посмотрят еще раз, – требовали ханы.

– Не мог же он по небу уйти.

Но солдаты полагали, что очень даже мог. И все же вновь принялись осматривать все уголки Ахульго, все укрытия, которые еще не были взорваны. Но теперь их подталкивало не столько приказание начальства, сколько пронесшийся слух о том, что где-то на Ахульго спрятаны несметные сокровища Шамиля. В подтверждение этому показывали женские украшения, найденные в одном из подземных укрытий. Жахпар-ага пытался разуверить солдат, говоря, что единственное богатство Шамиля – его книги, но ему не верили.

Вскоре Биякай высмотрел пещеру в западной стене Нового Ахульго, но представить, что там могли укрываться люди, было трудно. Все же решили обложить ее постами, чтобы не дать уйти Шамилю, если бы он там оказался, а тем временем начали искать средства, чтобы в эту пещеру проникнуть.

Пещера встретила спасшихся живительной прохладой. Стены ее были сыры и поросли мхом, потому что находилась не очень высоко над Койсу, и, когда в горах таял снег, река поднималась до самой пещеры. Последнее половодье принесло в пещеру камни и даже ствол дерева с покореженными ветвями.

Раненную Джавгарат перевязали, но больше ничем не могли ей помочь. Глаза ее были полны слез, но Джавгарат не жаловалась. Превозмогая боль, она пережевывала оставшиеся у нее зерна, чтобы накормить этой кашицей сына.

Когда всех пересчитали, в пещере оказалось около тридцати человек. Среди них были наибы Ахбердилав, Газияв, Муса Балаханский, несколько мюридов из разных аулов Дагестана и Чечни, помощники Шамиля Юнус и Султанбек. Из семьи Шамиля, кроме жен и детей, уцелела его тетя Меседу. Была и маленькая девочка, которую Шамиль сначала принял за дочь Сурхая, но выяснилось, что Муслимат успели отправить на Старое Ахульго, а это была ашильтинка Катурай. Они не могли развести огонь, опасаясь быть замеченными. Не могли спуститься к реке за водой. Сверху и снизу стояли посты противника, и если бы они обнаружили какое-то движение в пещере, то смерть неминуемо ждала бы всех, кто в ней скрывался. Свет проникал в пещеру только днем. И тогда Шамиль видел птиц. Но это были не голуби, приносившие добрые вести, а стервятники, слетевшиеся на страшный пир. Им было чем поживиться, потому что кругом лежали неубранные тела горцев и солдат.

Шамиль вспомнил, как в детстве ему показалось, будто он слышал, как бьется сердце Ахульго, но теперь люди слышали другое – как стрельба сменилась грохотом взрывов, которые продолжали терзать Ахульго. Ночью в небо стреляли светящимися ядрами, надеясь увидеть спасающихся с Ахульго людей. Но Шамиль вспомнил и другое. В дальнем конце пещеры было место, где из щели сочилась вода, которую он в детстве принял за кровь Ахульго. Шамиль отправился искать воду, но, блуждая в темноте, не находил ни капли, будто гора была обескровлена или невыносимая жара иссушила Ахульго насквозь. Он уже хотел повернуть обратно, как вдруг что-то почувствовал под ногами. Это была веревка, та самая веревка, которую оставил здесь он сам, когда поспорил с друзьями, что заберется в эту пещеру. Веревка почти истлела, но еще могла служить путеводной нитью. Шамиль пошел вдоль нее и, наконец, нашел то место, где сочилась влага. Кровь Ахульго была живительной родниковой водой.

Люди, наконец, утолили мучительную жажду, но затем снова напомнил о себе голод. Хотя все и привыкли к нему на Ахульго, но долго так продолжаться не могло. Дети хотели есть, раненная Джавгарат едва дышала, а Патимат тихо стонала от бессилия, боясь родить здесь, где нечем будет кормить младенца, а еще больше она страшилась умереть от голода, с неродившимся ребенком под сердцем.

Положение укрывшихся в пещере становилось невыносимым, только с каждым часом отчаяние уступало место желанию во что бы то ни стало вырваться из окружения и расплатиться с Граббе. Но для начала нужно было выбраться из пещеры, хотя дело это представлялось почти безнадежным. Все кругом было обложено врагами, и казалось, что покинуть пещеру можно было, лишь бросившись в реку, которая катила свои бурные воды мимо Ахульго. Шамиль вспомнил о тропинке, по которой в детстве добрался до этой пещеры. Он даже разглядел что-то похожее на нее, тянувшееся по крутому скату, и поразился, как по ней мог пройти человек, хотя бы даже почти ребенок. К тому же в нескольких шагах от пещеры тропинка обрывалась, и вместо нее зияла большая выбоина, оставленная то ли пушечным снарядом, то ли стараниями самих горцев, старавшихся испортить любые пути на Ахульго, которыми бы мог воспользоваться противник.

– Попробуем перекинуть к тропинке это дерево, – сказал Шамиль и принялся обрубать кинжалом мешавшие сучья.

Остальные взялись ему помогать, хотя мало верили в успех этого рискованного дела. Когда все было готово, Юнус усомнился, хватит ли длины ствола, чтобы преодолеть выбоину в горе и дотянуться до тропинки.

– Дай Аллах, чтобы это дело получилось, – сказал Ахбердилав.

Надежда была у всех, но никто не мог поручиться, что ствол не соскользнет вниз с крутого ската. Тогда Султанбек взял один из своих кинжалов, сунул клинок в каменную щель и сломал его. Таким образом он приготовил несколько острых клиньев, которые вбил в край ствола. Он рассчитывал, что так оно сможет уцепиться за каменистую землю.

– Бисмиллягьи ррахIмани ррахIим… – произнес Шамиль, как полагалось при начале важного дела.

Когда стемнело, мужчины навалились за один край ствола, чтобы удерживать его на весу, и начали осторожно выдвигать ствол к тропинке. И им это удалось. Ствол впился острыми краями в выступ, на котором обрывалась тропинка. Все поняли, что появился путь к спасению, хотя и очень опасный.

– Люди, – оглянулся имам на свой небольшой отряд.

– Это дело почти невозможное, но мы должны попробовать. А чтобы из-за одних не погибли и другие, если кто-то будет ранен и не сможет двигаться, остальные пусть не останавливаются. Если ранят меня – оставьте и меня или сразу сбросьте вниз.

Тяжело вздохнув, Султанбек ответил:

– Лучше прикажи мне самому броситься в пропасть.

Шамиль был удивлен неповиновением мюрида, который не раз рисковал жизнью, защищая имама, а теперь отказывался исполнить его волю. Но Шамиль не знал, как бы сам поступил на его месте.

– Кто пойдет первым? – спросил Шамиль.

Когда никто не решился это сделать, Шамиль решил подать пример сам. Он посадил сына Гази-Магомеда к себе на спину и ступил на покачивающийся ствол. Придерживая одной рукой сына, а другой, пока была возможность, опираясь о скалу, Шамиль перешел по узкому мосту и оказался на почти такой же узкой тропинке. Переведя дух и сняв со спины Гази-Магомеда, он ухватился за край ствола, вдавливая его в землю, и негромко позвал остальных.

– Идите! Я держу бревно.

И люди, преодолевая страх и головокружение, начали переходить по бревну. Когда почти все оказались на тропинке, Шамиль сказал:

– Уходите.

– А ты? – спросил Бартихан.

– Вернусь к Джавгарат. Я не могу оставить ее одну.

– Без тебя не пойдем, – решительно объявил Юнус.

– Может быть, нам удастся ее забрать? – предложил Султанбек.

– Она умрет, – сказал Шамиль.

– Я видел это во сне. Но, пока она жива, я не оставлю ее одну и не смогу забрать у нее ребенка.

– Нам надо спешить, – напомнил Ахбердилав.

– Иначе все наши старания окажутся напрасными. Я сам останусь с ней. Быть может, она не умрет, пока солдаты оставят Ахульго.