– А не страшно? – спрашивала Лиза.
– Привык, – улыбался Аванес, подливая себе чаю.
– И стреляли в меня, и грабили. А я вот он, царь-герой. Обещали к медали представить.
После таких историй Лиза долго не могла заснуть. Но ей было страшно не за себя. Она жалела своего мужа. Если такие ужасы творились на проезжих дорогах, под носом у целых полков, то каково же было ее Михаилу в Хунзахе, посреди этих страшных горцев? А если еще воевать приходится?
Лиза целовала мужние эполеты и слезно молила Бога уберечь Михаила от пуль и кинжалов. Она все еще надеялась, что Граббе вызволит Михаила из Хунзаха и вернет его в объятия преданной супруги.
Когда Лиза получила приглашение на ужин у генерала, то долго прихорашивалась перед зеркалом. Затем нарядилась в лучшее свое платье и отправилась в офицерское собрание с твердым намерением добиться от генерала положительного решения ее дела.
– Пусть хоть полк посылают в этот Хунзах, – говорила она себе.
– Все равно они тут от безделья маются, так пусть хоть несчастную женщину осчастливят.
На званый ужин собралось высшее полковое общество. Но Граббе все не появлялся.
Устав ждать генерала, Траскин подал пример чревоугодия, и компания принялась за яства и напитки. Застолье обернулось пиром, за которым о Граббе помнила только Лиза, намеревавшаяся добиться от генерала конвоя, с которым она бы могла отправиться к мужу в Хунзах.
Оркестр уже устал играть, публика утомилась от танцев, но Граббе не появлялся. В отчаянии Лиза пила вино, которым настойчиво угощал ее Траскин. Он надеялся добиться ее благосклонности, но Лиза была неприступна. Траскин все подливал ей вина, пока выпитое не ударило Лизе в голову. Она вдруг упала в объятия Траскина и расплакалась у него на плече. Траскин понадеялся было, что дело сделано, но, к его разочарованию, Лиза принялась изливать ему душу, рассказывая, как сильно любит своего замечательного мужа-прапорщика и как по нему тоскует.
Растерянный Траскин выслушал печальную исповедь и деликатно отстранил от себя Лизу, не забыв выразить ей свое сочувствие. Но для себя решил, что разжалованный декабрист, даже если он теперь прапорщик, останется в Хунзахе, чтобы иметь случай еще более загладить свою вину или дождаться горской пули. В конце концов в Шуре были дамы, не имевшие столь вздорных романтических претензий и почитавшие за счастье услаждать начальника штаба.
Около полуночи Васильчиков решил узнать, намерен ли генерал спуститься на прощальный ужин. Но, застав Граббе спящим, не стал его беспокоить, потому что сон его, судя по всему, и без того был тревожен.
Ранним утром Граббе отбыл из Темир-Хан-Шуры. С ним уехал Васильчиков, а Милютин был пока оставлен в Шуре на предмет исполнения важного поручения.
Глава 38
Пехлеваны-канатоходцы всюду были желанными гостями. На базаре в Шуре посмотреть на них тоже собралось много народу.
После очередного представления, когда Айдемир, как звали потомственного трюкача, собирал со зрителей деньги, особенно щедрым оказался Жахпар-ага, капитан горской милиции, служивший при штабе полка в Шуре. Он дал канатоходцу полтину и шепнул, чтобы тот зашел к нему вечером.
Явившись куда следовало, Айдемир застал у Жахпар-аги еще и жандармского ротмистра. Когда канатоходец услышал, чего от него хотят, то согласился на рискованную затею не сразу. Но грозный вид Жахпар-аги и хорошие деньги, которые сулил ротмистр, сделали канатоходца еще более гибким, чем того требовала его профессия. Тем более что отказ повлек бы за собой запрещение выступать в крепостях, где сборы бывали самыми большими.
Жахпар-ага и жандарм привели его в штаб, где представили Попову и Милютину, которые должны были решить, годится ли Айдемир в лазутчики.
Попов уже видел его представление и полагал, что этот худощавый и ловкий, как кошка, горец вполне годится для тайной роли. Его интересовало лишь, согласится ли он взять в попутчики господина Синицына.
Когда позвали Аркадия, Айдемир оценивающе оглядел его со всех сторон и заявил:
– Пехлевана из него не получится.
– Отчего же? – полюбопытствовал Попов.
– Кость не та. Пружины нет, – объяснял Айдемир.
– Сами видите – стоит, как осел.
– Как он смеет?! – вскипел Синицын.
– Не обращайте внимания, – успокаивал его Милютин.
– Осел разве может по канату ходить? – продолжал Айдемир.
– Дикие люди, – шепнул Аркадию Попов.
– Танцевать умеешь? – спросил Айдемир кандидата в канатоходцы.
– Танцевать? – не понял Аркадий.
– Лезгинку.
– Не приходилось, – признался Аркадий.
– Если на земле не может, как на канате танцевать будет? – недоумевал Айдемир.
– А ты научи, – велел Жахпар-ага.
– Ты тоже не на канате родился.
– Мне Аллах дал, – упрямился Айдемир.
– А ему не дал.
– Его тоже Бог не обделил, – вступился за Аркадия Попов.
– Смел, как мюрид, умен. А вырядился как? От горца не отличишь.
– Тогда пусть шутом будет.
– Как то есть шутом? – опешил Аркадий.
– Это в каком смысле? – спросил канатоходца Попов.
– У канатоходца шут бывает в страшной маске, – объяснял Айдемир.
– Я на веревке танцую, а он, как дурак, внизу повторяет, народ веселит.
– Бывает такой, – подтвердил Жахпар-ага.
– Дразнит всех и деньги собирает.
– И мне хорошо, и денег больше, – добавил Айдемир.
– У меня тоже был, но потом к Шамилю убежал.
– Так он у Шамиля? – насторожился жандармский ротмистр.
– Я слышал, погиб он, – сказал Айдемир.
– Это хорошо, – облегченно вздохнул жандарм.
– Так ты говоришь, наш человек у тебя ряженым будет? – спросил Попов.
– Не канатоходцем же.
– А что, господа? – улыбался Милютин.
– Дело нехитрое, и все кругом обозреть можно.
– Шутом не пойду, – упирался Аркадий.
– Это как-то неблагородно.
– Комедиантом! – поправил жандарм.
– Актером, – добавил Милютин.
– Как на маскараде.
– Я научу, – успокаивал Аркадия Айдемир.
– Но я… – не решался Аркадий.
– Я не сумею.
– Вам крупно повезло, господин Синицын, – убеждал Попов.
– Лучшего случая добраться до вашей желанной цели и не придумаешь.
– Да? – неуверенно произнес Аркадий, вспомнив про свои дуэльные пистолеты.
– Пожалуй…
– Жаль, я не в ваших летах, сам бы отправился! – деланно вздыхал Попов.
– Я… Я согласен, – объявил Аркадий.
Траскин был занят с откупщиками и подрядчиками, и Попову с Милютиным пришлось долго ожидать аудиенции. Наконец, Траскин принял и их. Узнав о цели визита и вспомнив распоряжение Граббе, Траскин кивнул им на стулья, а сам уселся на диван, потому что в кресле не помещался.
– Десять тысяч?! – изумился Траскин.
– На что же вы предполагаете употребить такую уйму казенных денег?
– Видите ли, господин полковник, – сказал Попов.
– Велено вызнать лучшие дороги к ставке Шамиля.
– За десять тысяч вам Шамиля на аркане приведут, – сказал Траскин.
– Позволю себе с вами не согласиться, – возразил Попов.
– Шамиль теперь стоит куда больше.
– Что же вы предлагаете? – спросил Траскин.
– Послать хорошего лазутчика, – сказал Милютин.
– Всего-то? – рассмеялся Траскин.
– Да я вам таких по червонцу найду, целую роту.
– Не просто лазутчика, – объяснял Попов.
– А который бы, при удачном стечении обстоятельств, смог произвести решительный выстрел.
– Выстрел? – не понял Траскин.
– В кого?
– Его превосходительство генерал-лейтенант Граббе считают, что целью должен стать сам Шамиль.
– Шамиль? – привстал от удивления Траскин.
– Как же вы намерены до него добраться?
– Мы предполагали разные способы, – сказал Попов.
– К примеру, представить нашего лазутчика богатым пленником, – добавил Милютин.