– Как так? – не понимали теснимые новички.

– Своих бьете?

– Это вы-то свои? – смеялись бывалые кавказцы, колотя новичков.

– Не пришей кобыле хвост! А вот горцы нам точно – свои! Да они нам что братья! Уж двадцать лет с ними воюем!

Медлить далее Граббе не желал. Он уже подписал приказ о выступлении, когда начали происходить вещи еще более тревожные, чем драка на Эндиреевском базаре.

Конные милиционеры шамхала Тарковского, высланные в разведку для обозрения местности, по которой предстояло идти отряду, в лагерь не вернулись. Их прождали до ночи, когда приковылял раненный милиционер, сообщивший, что их подстерегли мюриды Ташава-хаджи. Остальные были в стычке убиты, а его, раненного, отпустили.

В ту же ночь лагерь был обстрелян из винтовок и фальконета – небольшой переносной пушки. Несколько солдат получили ранения, а в лагере начался пожар, который едва удалось потушить. Ответный огонь наделал много шума, но не принес никаких результатов, потому что велся в суматохе и наугад.

На рассвете для поиска нападавших был выслан смешанный эскадрон из горской милиции и казаков. Не найдя никого поблизости, эскадрон двинулся к казачьему кордону, стоявшему неподалеку от крепости. Кордон они нашли опустошенным, со следами недавней схватки. Тогда эскадрон ринулся к речке Ямансу, на которой стоял второй кордон, но и там их встретила та же печальная картина. Эскадрон поскакал вдоль речи, пока на другой стороне не показался такой же смешанный отряд, но уже из мюридов и беглых казаков. Противник обстрелял эскадрон, не давая ему перейти реку, а затем наградил его самыми обидными выражениями и не спеша скрылся.

Разъяренный Граббе метался по штабу и грозил покарать злодеев. Он ждал только лазутчиков, чтобы определить направление удара возмездия. Однако вместо лазутчиков прибыл мешок с их головами. Снятые головы молчали, но Граббе и без того понимал, что это наиб Шамиля Ташав-хаджи посмел встать у него на пути.

Диверсии наиба становились все более дерзкими и частыми. Разрозненные сведения, получаемые с большим трудом, рисовали неожиданную картину. Ташав имел сильный отряд из чеченцев и дагестанцев, присоединил к нему беглых солдат и казаков и мог ударить в любом месте и в любое время. Кругом действовали его разведчики, а агитаторы убеждали принять сторону Ташава даже мирные аулы. К тому же ходили слухи, что Ташав успел построить два укрепления, куда стекались ополченцы из окрестностей. Выходило, что Ташав значительно усилился и держит под наблюдением все дороги.

Граббе собрал главных командиров на экстренное совещание, чтобы решить, как быть дальше.

– Этот дикарь вообразил, что может нам помешать! – гневался Граббе.

– Ташав ударит нам в тыл, – предупреждал Пулло, отлично знавший обычаи горной войны.

– Вы полагаете, полковник, он посмеет нас тревожить? – усомнился Граббе.

– Разве уже не тревожит, ваше превосходительство? – ответил Пулло.

Полковник Лабинцев, командовавший батальонами Кабардинского полка, высказал свое мнение:

– Стоит ли, ваше превосходительство, придавать этому столько значения? Притом в теплое время, как показывает опыт, выгоднее действовать в Дагестане, в голых горах. А в лесах чеченских – зимой. Разобьем Шамиля, а затем можно и на Ташава обратиться.

– Тащить на хвосте такую свору было бы обременительно, – заявил Траскин.

– И хвост откусят, и за остальное примутся, – заверил Пулло.

Граббе навис над картой, поразмышлял над обозначениями рек и дорог, которых с прошлого раза стало заметно больше, и объявил:

– Разогнать негодяев! – Он ткнул в карту и продолжал: – Кто хочет войны, тот ее получит!

– Сперва разобьем Ташава? – уточнил Траскин.

– В порошок сотру! – пообещал Граббе.

– И оттуда же – на Шамиля!

– Ташав где-то здесь, – показывал на карте Пулло.

– По правую от нас сторону, вдоль главного направления, две реки, Ямансу и Аксай. Туда идет хорошая дорога вдоль наших кордонов. Затем свернем налево, а там, по речным долинам, аулы. Ташав, я слышал, построил одно укрепление у аула Мескеты, а другое, главное, много ниже, у Саясана.

– Это какой же крюк, ваше превосходительство! – покачал головой Лабинцев.

– Верст тридцать-сорок, если по хорошей дороге, – предположил Пулло.

– Но можно пройти и короче.

– Короче? – обрадовался Граббе.

– Непременно должна быть другая дорога, – оживился Лабинцев.

– Скорее, тропинка, напрямик, через лес, – показывал Пулло.

– Есть у меня один старый лазутчик. Обещает провести за пятьдесят рублей.

– Дайте ему сто, чтобы не обманул, – велел Граббе.

– Большим отрядом через дебри и леса? – сомневался Лабинцев.

– Да еще обоз, хоть и небольшой…

– А что – леса? – обернулся на полковника Граббе.

– Местность здешняя, лесистая и гористая, предоставляет противнику все средства к упорной обороне, – пояснил Лабинцев.

– В Европе тоже лесов хватает и гор немало, а мы шли и до Парижа дошли, – отмахнулся Граббе.

– Волков бояться – в лес не ходить, – поддержал генерала Пулло.

– Этот Ташав давно мою кровь пьет. Пора бы и проучить разбойника.

– Там разве что летучий отряд пройдет, – сказал Лабинцев.

– Надо бы разделиться, отвлечь противника, а тем временем…

– Решено! – положил руку на карту Граббе.

– Господин Лабинцев с двумя батальонами Кабардинского полка, сотней линейных казаков, при двух горных орудиях ринется напрямик, а мы зайдем с тылу, по главной дороге. Выступаем завтра же!

– Всем отрядом? – уточнил Траскин.

– Пойдем налегке, – пояснил Граббе.

– Провианта возьмем на неделю.

– И то, полагаю, с запасом будет, – сказал Пулло.

– А тяжести, артиллерийский парк, табун – все это я оставляю в крепости под прикрытием роты Апшеронского батальона и Кумыкской милиции. И вы, милостивый государь, – Граббе обернулся к Траскину, – Можете остаться с ними. Если понадобитесь, мы за вами пришлем. После же разгрома бунтовщиков, а на это, полагаю, много времени не понадобится, отряд продолжит движение на Ахульго, к главной нашей цели, а резерв придет к нему на соединение.

– В каком месте? – заглянул в карту Траскин.

– Дело покажет, – ответил Граббе.

– Вы получите своевременные распоряжения.

Офицеры уже собирались разойтись, когда Граббе осенило:

– Погодите, господа командиры! – Граббе понизил голос, давая понять, что сообщает нечто особенное важное.

– Горцы тревожили нас ночью. Так отчего бы у них и не поучиться?

Офицеры недоуменно переглядывались.

– Полагаю, лучше выступить не на рассвете, как у вас тут заведено, а затемно, – объявил Граббе.

– Ночью? – удивился Пулло, оглядываясь на других командиров.

– Внезапность – половина дела! – сказал Граббе, доставая часы.

– Приказываю теперь же, тайно, изготовиться к походу. Полковник Лабинцев со своим отрядом отправляется так быстро, как только сможет.

– Будет исполнено! – козырнул Лабинцев и заторопился исполнять приказание.

– Остальные – извольте в полночь, без шума сняться с позиции, – велел Граббе.

– За сим, господа, мое почтение.

Командиры отправились к своим частям. Остались только адъютант Васильчиков и член штаба отряда Милютин.

– Так-то, – сказал им Граббе.

– Учитесь. По-старинке еще сто лет воевать будем, а надобно менять и тактику, и стратегию.

– Совершенно справедливо, – заметил Милютин.

– Каков противник, такова и тактика! – догадался Васильчиков.

– Далеко пойдете, милостивые государи, – похвалил Граббе.

– И все же попрошу вас убедиться, что все делается, как приказано.

– Не извольте беспокоиться, – заверил Милютин.

Граббе кивнул, а затем обратился к Васильчикову:

– Велите седлать моего коня.

– Какого прикажете, ваше превосходительство? – уточнял Васильчиков.

– Того, что поспокойнее, гнедого.

Васильчиков козырнул генералу и вышел. Заметив, что Милютин остался, Граббе недоуменно вскинул брови.