— С чего ты взял?!
— Ты много читала.
— Ну уж…
— Факт.
— А ты?.. Ты чего?.. — Эма остановилась; они уже не то второй, не то третий раз обошли округ Оперы — огромного стакана в медно-никелевом подстаканнике, пару лет назад возникшего посреди города; а еще это здание малость напоминало те прямоугольные дырчатые ящики, в которых по магазинам развозят пиво, и там сквозь металлические ячеи блестит стекло («Даже не знаю, как там, внутри», — пришло в голову); мимо, отбрасывая по сторонам желтые тополиные листья, проносились машины. — Зачем я тебе понадобилась, да еще так спешно?
Он, видимо, ожидал этого вопроса, так как нимало не растерялся, понимающе (привычка? стиль? свойство характера?) улыбнулся, едва шевельнув тонкими губами и даже зачем-то потерся своим внушительным подбородком о плечо — о лиловую с зеленым кантом куртку. И ответил не сразу, взвешивая каждое слово.
— Я?.. Чего я хочу?.. — Он свел брови, потом у него снова разгладилась переносица. — Просто встретиться… Встретиться и поговорить…
— Со мной?!..
— Да… а что?
— Ничего… — пожала она плечами («Ну, а этот… куда пригласит?..»). — Мы ведь уже встречались…
— Да, два раза… — кивнул Гайлюс. — А может, и больше… По-моему, все, кто читает одинаковые книги, как бы встречаются друг с другом… становятся вроде знакомыми…
— Оригинально… Тогда, выходит… у нас в городе сплошные знакомые? Целый Вильнюс знакомых?
— Почему бы и нет?
— Потому что нет!.. — Теперь засмеялась Эма. — Потому что это невозможно… Вот мы разговариваем, а незнакомы… Совсем!.. Хоть и живем в одном городе, ходим по тем же самым улицам… И, допустим, даже читаем одни и те же книги…
— Да… — согласился он. — Когда я услышал от тебя об этой дороге в Мексико…
— Мехико! В город Мехико государства Мексика!.. Мехико-сити!..
— Ну, в общем, об этом подонистом Мориарти…
— Подонистом?!.. Мориарти — подонистый?
— А по-твоему, нет? Золотой слиток? Гниль! По уши в тине…
— А мы?.. — вздохнула она.
— Ты что?.. — Он покачал головой. У него и волосы были красивые — черные, вьющиеся. — Только единицы. Взять хотя бы наш завод: на пять тысяч рабочих наберется… от силы… ну, я не считал…
— Я говорю о своей компашке…
— Плохо, что других не знаешь… Не таких, как этот ваш Дин…
— Дался тебе этот Дин!
— Не в том дело. Ведь это правда…
— Что — правда и какая?
— Самая обыкновенная… Что у них за душой — у такого вот Дина, ты подумала? Ну, буйствует, гуляет, шпарит по автострадам… Любит девок…
(«А отец!.. — дрогнуло что-то у нее внутри. — A father!..»)
— Странный вопрос…
— Нисколько! — Он опять качнул головой и снова, как он уже делал раньше, свел густые черные брови. — Вовсе нет, деточка!..
— Я тебе не деточка!.. И, учти, не «кадр»!..
— Учтем… ладно! — дернул он углами губ, кажется ничуть не смутившись. — Все равно послушай… Он за что-нибудь отвечает? Ни за что твой Дин Мориарти не в ответе, совсем ни за что… А мы… а наша молодежь…
— Так, так, я слушаю… — Она поджала губу, как это делала Накайте. — Торопись, время кончается. Академический час на исходе.
— Не сбивай, ладно? Все равно доскажу… В общем, мы отвечаем за все, слышишь? За то, что есть, и за то, что будет, поняла? Даже за то, что будет!..
— За все государство, что ли? — Эма улыбнулась. — За степи, горы и моря!..
— За все!
— Ишь ты!
Он как будто не расслышал иронии в ее голосе.
— И даже за других!.. В этом мире… Пока в нем столько несправедливости…
— Ты что, пророк?..
— Но в первую очередь отвечаем за себя… Зачем трудимся. Ради чего живем. Что делаем… Это самое главное: отвечать за себя самих!
— Аа… — она зевнула. — Вот зачем ты звонил: хотел прочесть лекцию о цели в жизни… Моральный облик нашего современника… А если мне ничего этого не нужно?
— Чего? Цели в жизни?
— Лекций этих. Если у меня дома и по такие профессора проживают… Послушал бы ты моего father’s! Или матушку! Но, уверяю тебя, мне все эти заповеди… как говорит один чувак, до фонаря. Тот, помнишь, патлатый такой, из Киртимай…
— Что ж, образец красноречия… — улыбнулся Гайлюс.
— Зато верно!.. И я бы попросила о моих друзьях… конечно, если можешь…
— Могу, могу!.. — согласился он. — Но все-таки скажу: жаль, что ты не знаешь других!
— А я стараюсь!.. — Эма насмешливо посмотрела ему в глаза. — Не видишь, стараюсь вовсю… Только услышала твой голос — цап розы и бегом… ха-а!..
Она так резко захохотала и до того громко, что он почему-то оглянулся и посмотрел по сторонам, — но, может, ей только показалось, что оглянулся, так как обернулась-то она, иначе разве она увидела бы Чарли? Да, да, их доблестный тарабанщик по клавишам прохаживался по противоположной стороне улицы и без всякой определенной цели изучал витрину магазина детских игрушек; на черта ему игрушки?
— Может, все-таки поговорим серьезно, Эма?.. — сказал Гайлюс, когда она так же вдруг умолкла, как раньше засмеялась, и, точно загипнотизированная, уставилась на Чарли, на сгорбленный силуэт с головой, глубоко упрятанной в капюшон куртки. — Возьмем и поговорим… Долго надоедать не буду…
— Ах, мне пора!.. — Она вся сразу как будто встряхнулась; а ведь какое ей дело до Чарли!.. У нее ключ от… — Так можно закоченеть… решая мировые проблемы…
— Тогда, может… — он показал глазами на переулок, за которым, он знал, было кафе. — Конечно, если оно открыто…
— Что ты!.. Там только с часу… — Она покачала головой; хотелось закурить (Гайлюс, как ей казалось, не курил) и глотнуть кофе. — Так что… пока…
Но он все не отпускал ее руку, и Эма опять повернулась лицом к витрине игрушек; Чарли там не было. И вдруг ей стало страшно.
— Ты дрожишь, Эма!.. — сказал Гайлюс, схватил обе ее руки и начал их растирать; пальцы ощутили тупую боль, Эма попыталась вырваться.
— Ну, не надо, не надо!.. Я пошла! Мне пора! Пойду!
И опять посмотрела туда, через дорогу: никого…
— Нет, нет! — продолжая держать ее пальцы в своих ладонях, покачал он головой. — Не пущу! Никуда!..
— Как это?
— Очень просто! Не отпущу, и все! Не забывай: я милиция! Народная дружина! Гром и молния!
— Я пошла!
— Не пущу, пока вот эту книгу…
Он и вправду вынул из-за пазухи книгу — прямо-таки выхватил, — потертую и без суперобложки, без этой глянцевой бумажки, но очень знакомую; она сообразила, что это последняя книга ее отца.
— Ты бы не отказалась, а? Своему отцу… Может, он сделает надпись… или просто автограф… это будет у нас первый такой экземпляр… Наша бригада…
— Бригада?
— Ну да, электриков-монтажников… Двенадцать человек… Мы договорились собрать общую библиотеку… Узнаем, когда в какой магазин поступят новинки, бежим в очередь и… А потом книги, которые прочли, приносим в бригаду, чтобы другие прочитали. Обсуждаем, каждый высказывает свое мнение… Интересно, знаешь!.. А… когда вот познакомился с тобой… ведь ты дочь Глуосниса… я решил… то есть мы все решили просить тебя, чтобы ты… попросила у отца… сделать нам надпись на книге…
Эма вдруг покраснела и удивленно взглянула на него: вот оно что! Отец! Father! Опять! Мало того, что сегодня она с этой дурацкой метлой… с этими розами, со всей этой сентиментальной бутафорией в английском стиле!.. А этот тип в самом деле полагает, что Эма со своим милым папочкой… гм, с father’oм… душа в душу…
— А вот бы вам… — протянула она, — самим, а? Тебе, например, самому?..
— Мне? Не пойду же я к вам в дом!
— Почему? У нас, в общем-то, ни холеры, ни чумы…
— Брось, не шути!
— В чем же дело? Боишься?
— Да, боюсь… — кивнул он.
Он вроде правда растерян?
— Ты что… серьезно?
— Боюсь, честное слово. В таких семьях я никогда…
— Ха-а! — Эма искренне расхохоталась. И протянула ему назад эту книгу — отцовскую. — Нашел кого бояться… пааапочку…
— А то кого же… Тебя, что ли?
— Меня?
— А в общем… По-моему, я действительно начинаю тебя…
