Но ты ей обещал!..
Обещал? Как так? Я ей как будто ничего…
Ну да — еще руку положил на плечо… потом нес по комнате… Думаешь, обещают только словами?..
Обещал?!..
А потом обманул… разочаровал…
Обманул?!..
Именно… Это точно, точно, точно. Точно, старый пес, совершенно точно!
«Это Поль из Эльзаса…» — вдруг расслышал я и обрадовался, что Эрика здесь, что она, словно зная, как это нужно, поспешила подать голос, и весьма кстати, а то моя дурацкая совесть… В смелом оранжевом бикини, мадам Эрика стояла рядом и, стянув с головы бирюзовую резиновую шапочку, издали махала своему партнеру по бассейну и даже послала ему воздушный поцелуй; Поль из Эльзаса ответил тем же.
(Я сидел за столиком на террасе за бутылочкой «Kölsch»[42] и смотрел на бурлящую внизу воду и людей; последних было не так чтобы мало, особенно если учесть, что время было раннее, — в основном пары…»)
«Вот эти, — Эрика показала на женщину вроде нее самой (если не старше), только более широкую в кости, и черноволосого, совсем еще молодого горбоносого юношу; он поддерживал обеими руками выходящую из бассейна грузноватую нимфу, — тоже die Verliebten[43].— Эрика полгала плечами. — Костос, грек из Салоник, работает ночным официантом в «Am Tanzbrunnen». А мадам Шарлотта. Ее муж знаменитый хирург, вовсе еще не старый, но с головой ушел в дела…»
«А мадам Шарлотта не работает?»
«Что ты! Она обожает купаться и ездить верхом…»
«И ты любишь купаться и гонять на машине…»
«И я. До обеда еще далеко…»
«Почему до обеда?»
«Потому что Карл иногда… когда у него начинаются рези в желудке… сам готовит обед…»
«Сам?»
«Да. Служанку мы не держим. А мне он не доверяет… Вернее, не полагается на мой кулинарный вкус… Он считает, что особенно нельзя доверять женщинам готовить мясо… Ну, а обедать мы должны все вместе… То есть я, он и, разумеется, Милан… Изумительно, правда?»
Она засмеялась — сухо и отрывисто, будто откашливаясь смехом; я не понял, что тут смешного; потом издали поклонилась еще одной паре — смуглому мужчине с тяжелым квадратным подбородком и стройной, очень длинноногой даме в малиновом бикини; дама послала Эрике привычный здесь воздушный поцелуй.
«Лоретта. Ты пьешь пиво ее мужа».
«Как — ее мужа?»
«Так. Он известный пивозаводчик. И ужасный толстяк. Лоретта говорит, к кровати надо привязывать гамак специально для его пуза…»
Она снова улыбнулась и сама плеснула себе пива.
«Сплошь одни пивовары и кондитеры… рабы брюха… И вы воевали с ними!»
«Нет! Мы воевали не с пивоварами и кондитерами. Мы воевали с фашизмом. С могучей военной машиной…»
«Боже мой, до чего все-таки глупое это слово — раса!.. Но если даже когда-то раньше лидировала вот эта, наша… ну, европейская порода… то сейчас, после всех катаклизмов, нет… Скорее они… более темные, чем мы, или желтые… А немцы, да будет тебе известно, окончательно обожрались, зажирели… у них дряблые, хилые мышцы… разбухшие, обмякшие от таблеток и шоколадов… К тому же эта «сексуальная революция»… Неверно понятая эмансипация… Понимаешь?»
«Что здесь понимать… — я пожал плечами; почему-то вспомнилась Эма и книги, которые она читала не то в шестом, не то в седьмом классе: Керуак, Вульф… Она глотала книги, даже Марта не могла уследить, какие. — Ведь я, Эрика, уже взрослый… Кто-то даже сказал, что скоро мне стукнет полсотни…»
«Говорят тебе, не беспокойся… Это с каждым бывает. И не заговаривай мне зубы, не люблю, когда петляют…»
(Да, все женщины похожи…)
«Извини».
«Мир сходит с ума, ясно тебе или нет? Неизбежно и полным ходом… И не только война песет безумие, нет!.. К тому же ведет и неверно понятый, ложный мир… То есть когда ни война, ни мир… Тебе странно?»
«Странновато».
«А мне ничуть… Раса! Боже мой, раса, чистота крови, гены!.. А вот Лоретта недавно родила. И ее Liebhaber турок. Пивовар своего ребенка не состряпал. Младенец раскосенький, половина города знает. И пивовар знает… Но молчит, разыгрывает счастливого папашу: заимел наследника и рад-радехонек, плевать ему на гены! А Мустафа купил «фиат» — вот так. Он ученик на складе лампочек».
«Послушай, Эрика, не все же такие пресыщенные… И не все женщины таковы».
«Конечно, не все… Однако, знаешь, чистокровный немец в наше время не на всякую работу…»
«Не на всякую? А безработные?.. Те, у кого никакой работы?..»
«Я говорю о тех, кто обеспечен… Немцы избалованы той иллюзией благополучия, которую они, во всяком случае многие из них, принимают за подлинную жизнь и богоданную судьбу…»
«Судьбу? В каком смысле?»
«Как воздаяние за муки. За поражение в войне. За то унижение, которому вы, русские, подвергли эту «расу»…»
«Занятно…»
«Не слишком. Ничто так не развращает людей, как иллюзия благополучия. И, конечно, демагогия: мы да мы, у нас, паше… И это тогда — ты прав, — когда биржа труда работает не покладая рук… когда для инакомыслящих запрещаются определенные профессии… Когда мы позволяем себе импортировать людей с цветом лица потемнее нашего, которые за гроши согласны чистить наши ватерклозеты и мыть автомобили… и даже делать ребят белокурым нордическим арийцам… пусть черномазеньких, зато полноценных, красивых… и, разумеется, здоровых… В конце концов, важно, наверное, не то, кто кому дает работу, а кто с чьей спит женой…»
Она подняла свой бокал.
«Да, политику ты понимаешь странно, Эрика…» — улыбнулся я.
«Зато правильно. По-немецки».
«По-немецки?»
«Да. Или по-женски; странно, но верно. Разве странное не может быть верным? Кстати, у вас есть дети?»
Она сказала «вы», хотя до сих пор весьма демократично и в соответствии с эмансипацией обращалась ко мне на «ты» такая перемена, видимо, была карой за мой интерес к ее политическим воззрениям. А может, она захотела напомнить мне, что у меня есть семья и дом? Что она все понимает и знает?
«Вот… — я показал фотокарточку Эмы с Мартой; за границей хорошо иметь при себе подобное фото. — Нравятся, а?»
«В точности как мои девочки!.. — просияла Эрика; осветилось ее землистое лицо с глубокими канавками морщин пониже глаз. — Одна у меня уже замужем… За дантистом в Гейдельберге… А вот другая…»
«Что с ней?..»
«Ты не поверишь: ушла в монастырь… Святой Клары, в Трире… В городе, где родился Маркс…»
«Знаю. Я даже был там в музее».
«Тогда, наверное, видел и монастырь на горе… Там совсем не разрешается разговаривать. Она вздумала искупить материнские грехи, и вот…»
Я промолчал. Даже не посмотрел ей в глаза.
«Но вообще-то ей там неплохо… — продолжала Эрика. — Уже два раза побывала в Риме… Даже целовала руку папе… Разве не изумительно? И все равно жалко девушку, правда?»
«Конечно, жалко! Особенно если есть способности…»
«Хоть отбавляй. Она очень любила путешествовать… И еще она любила… — Эрика задумалась, словно взвешивая, сказать или не сказать, потом покачала головой. — Что ж… — Она вздохнула, откинула со лба спутанные волосы. — Я пришлю вам сиамскую маску… Полечу в Бангкок и пришлю… И не вам, а вашей дочери. Как ее зовут?»
«Эмилия… Эма…»
«Значит, Эма… Хорошо».
О Винге она и не обмолвилась. И о Марте. И, разумеется, о Милане.
В самолете, уже на пути в Москву, я вынул из портфеля «Kölner Anzeiger», развернул и стал просматривать происшествия. В самом углу полосы, рядом с анонсами, оказалась маленькая заметка:
«Драка на Гогенштауфен-ринге. Полиция стреляла трижды, Двое турок убиты. В порядке самообороны полицией были убиты два турка: повар Ахмед М. (36) выстрелом в висок и Муамар К. (26) выстрелом в грудь. Оба скончались в больнице».
И более мелким шрифтом:
«Вчера, сразу после полуночи, полиции было сообщено о массовой потасовке среди gastarbeitern[44]. Драка завязалась в тот момент, когда турок Али Г. (33) из Роденкирхена со своей приятельницей немкой Эдельгард X. (44) и своим другом Петровиц З. (34) выходили из «Früh am Ring». Сразу по выходе из кафе подруга оказалась без всякого повода избитой, а Али Г. получил удар железным ломом по голове, вследствие чего потерял сознание. Семеро турок втащили истекающего кровью Али Г. обратно в ресторан. Вызванным по сигналу тревоги полицейским не позволили войти в здание, и полиция была вынуждена взломать дверь. Однако когда один из полицейских чиновников пытался вывести из помещения кафе задержанного в подвале злоумышленника, он подвергся нападению другого злоумышленника, вооруженного кухонным ножом. Защищаясь, полицейский выстрелил, а когда погас свет и он почувствовал, что полицию атакует целая банда, выстрелил еще два раза… Полиция озабочена ухудшением порядка в городе и ведет тщательное расследование причин, вызвавших упомянутый инцидент. Задержаны пятеро турок».
