Эма — никуда… Эма полеживает, валяется до обеда; с какой стати ей торопиться, нет, вы скажите. Все вымыто, выстирано, проглажено — пока Марта еще в силах, она еще… Не смотреть же неделями на всю эту сваленную в ванной грязь… А Эма… Она ведь студентка! Учащаяся молодежь, то-то же!.. Можно себе позволить, почему бы нет… сегодня таким лафа… До обеда, правда, все закрыто, позаткнуты все дырки. И не все чуваки могут, как она. (Скучно, тоскливо нашей Эме в первой половине дня.) Смотаться на лекции? («Что-то вашей давно не видать…») На практические занятия, надо же — выдумали! («Фу, там спрашивают…») В кружок? Какой еще кружок? Вы что, смеетесь — кружок!.. К этим уродливым очкастым обезьянам?..
Х-хо! Никуда? Как сказать, маманя. Как сказать, любезнейшая. Как сказать, моя золотая-бриллиантовая: это по утрам Эма никуда, а после обеда… под вечер… И под вечер, впрочем, тоже, ибо уже давно этой нашей Эмы… дома по вечерам…
…Нет, нет, нет! Не Эма. Отец… Сползает с постели в одном исподнем, живот выпирает из-под голубой майки, вислые трусы мятые, застиранные. Ноги кривые и волосатые. Глаза запухшие, маленькие. Тоже от бессонного ожидания, ясное дело…
Пора кончать эту игру Эма.
(Ну, теперь будет!)
Какую Чего вам всем от меня надо
Эту самую Ночную Дурацкий ночной танец вокруг котла с непристойностями.
Скажите пожалуйста какой образный язык Я и не знала что ты так можешь Говори говори
Эма что за тон
А у тебя
Я разговариваю спокойно
И я
Где ты была Эма Три ночи подряд И три дня Мама так беспокоилась Так нельзя Эма Порядочная девушка никогда по ночам
Замолчите замолчите хоть раз Заткнитесь Кончайте
Эма Я кажется твой отец
Не ори на меня.
Эма
Идите вы все дражайшие родители знаете куда Не знаете Сказать по-народному
Эма
Всё всё всё
(Хлопнула дверь. Массивная, дубовая, Эминой комнаты.)
Всё
(Это балконная дверь.)
Всё
(Голос уже на балконе.)
Всё
(Отец заливается краской — опухшее от бессонницы лицо. Волосы всклокочены, как после драки. Колени дрожат Руки сжимаются в кулаки. Глаза моргают. Не знает, что делать, что говорить. Даже он. И мне жаль, его. Даже мне.)
Эма если ты думаешь что в твои годы девушка может так
Я уже сказала
Что сказала Не слыхал
Что мне на это плевать На ваши слова На вас
Эма
Начхать На каждом углу Где угодно и когда угодно Начхать
Это на что же Эма
(Теперь уже я. Не вытерпела, открыла дверь. Торчит у окна, в темноте, смотрит на улицу. Хорошо, что хоть без сигареты…)
На все И под все На все что вы думаете Что думает папаша Человек который считает себя отцом Что он подумает об мне и что подумаешь ты мужняя раба и разгребательница грязи
И твоей грязи Эма как тебе известно
(Я.)
И разгребай разгребай Ты больше ничего не умеешь
Что ты Эма Перестань Если мы просим тебя быть человеком это еще не значит что можно с нами так
А мне все равно Все равно мне Кто что думает кто что говорит все равно Что хочу то и делаю И буду делать И буду И что захочу поняли Ясно вам мои драгоценные Что хочу Что хочу И не буду чего не хочу Что не нравится Никогда не буду Не заставите вы меня никто не заставит Я свободный человек свободный А теперь может изволите
Чего же ты хочешь Эма Ты хоть знаешь чего хочешь
Не ваше дело любезные
А чье же
Не ваше А сейчас говорю вам милейшие предки дуйте вон Поговорили и хватит Уйдите из моей комнаты Сгиньте сгиньте Вы слышите убирайтесь Катитесь Проваливайте
Эма Что за словечки
И живо живо Дайте отдохнуть Слышите я устала и мне надо отдохнуть Я тоже человек Советский
Ты не человек Эма Ты свинья
(Отец. Голос дрожит. Руки дрожат.)
Плевать Чихать Говорю сгинь
(Шевельнулся. Он. Отец. Подался вперед. Глаза горят. Ударит. Он ударит. Чую. Знаю. Ударит.)
Не смей отеееец (Это я. Это мой голос.) Не имеешь права Никакого Она моя Не твоя а моя Не смей Не смей Не смей
Идите вы к черту Оба К черту Так и знайте
Фрр… Уехало. Такси. Укатило с Ваготасом. Или высадило Ваготене. Выгрузило кого-нибудь. Какое тебе до этого дело? Какое?.. Повезло кого-нибудь на вокзал. В аэропорт. В финскую баню. Или в ночной бар. Или в Каунас. В Тракай. Владивосток. Мало ли куда! Куда кому надо, Мартушка.
А ты здесь, старушка, ты все здесь да здесь — точно пес дворовый. Этакий гав-гав. Уже не у окна, нет уж, — с какой стати торчать там ночь напролет, больно много там разглядишь. Ведь знаешь, что ничего не увидишь… И так уже вроде пожарника: в полной готовности. В своем знаменитом тренировочном. Ты ведь, Марта, похожа в нем не на женщину, а на пожарника в снаряжении. Не хватает только каски. Так говорит он, муж. Мой муж, который в данный момент… ну, далеко где-то опять. Ты, Марта, ложишься в полном снаряжении, точно ждешь пожара. Или… что нападут бандиты. Будто без мужа. Будто в старое время… когда ты была без мужа и когда… В те годы это годилось, а сейчас… И всегда возле двери, Марта. Ждешь звонков — телефонного и дверного. Ближе ко всяким звукам. Ближе к улице. К гулу моторов. К голосам. Шагам. Напоминающим стук молотков. И дальше от спальни. Ты, Марта, с каждым днем все дальше от нашей общей спальни.
«Спальни?»
«Именно. Все дальше и дальше».
«Зато ближе к Эме».
«Здесь?»
«Да… Отсюда до нее ближе, чем от спальни…»
«А может, не это главное, Марта?.. Где ее ждать…»
«Кому как, Ауримас».
«Ну, для нас… Во всяком случае, нельзя же… каждую ночь…»
«Я не понимаю, Ауримас, чего ты хочешь».
«Не понимаешь? Неужели? Мы же с тобой… Муж и жена… И мы уже начинаем стареть… И потому…»
«Теперь поняла! Тебе главное — спальня… А то, что дочь… подпала под чье-то влияние… приходит поздно и вообще… И что я…»
Так? Или иначе? Скорее всего говорилось это другими словами, к тому же гораздо раньше, когда они еще довольно часто беседовали, когда были моложе и когда Эма, пылая розовыми щечками, порхала от одного к другому, ластилась к ним обоим, о чем-то спрашивала, что-то просила — чаще, разумеется, у Марты; порой малышка Эма с отцом, с Ауримасом, безмерно довольные ею, Мартой, и, понятно, самими собой, заводили песенку про черного кота; это было воздаянием за все. Блаженство жизни. Дар судьбы: подлинной, невымышленной судьбы…
Дар? Что за дар, Мартушка? Старушка ты моя. Ты, всеми позабытая…
Самый большой дар. И единственный. Все в себя вместивший. Другого мне и не надо… И никогда не надо было. Довольно и того, что она… Эма… что она есть…
Эма?
Да. Что она есть. Что я получила ее… Как дар…
Эму как дар. Это правда, Мартушка?
Правда: Эму как дар…
А за что… ты подумала?.. Этот дар… тебе?
Я сказала — за все:
за черные беззвездные ночи;
за цыпки от ледяной и грязной воды;
за проклятую стирку;
за пулю в отцовском плече;
за материнские слезы;
за смерть;
за годы страха, ужаса послевоенных лет…
И только?
И только. Разве мало?
Мало… Этого еще мало, Мартушка…
Тогда еще: за те полевые цветы, которые так любила. Кто? Она, Марта. Белокурая девчушка в лугах. Которые всю жизнь ждала: цветов юности. На какие надеялась. Ромашки, которых так и не было…
Но ведь что-то было!..
Не то, чего ждала. На что надеялась. Не то.
А что?
Не то…
Но… за что-то тебе воздалось, Мартушка? Знаю — воздалось… Ты все-таки чувствовала себя вознагражденной… Ибо все же родилась дочка… мечта, твоя радостная слезинка… Ты ее породила, Марта, — и сразу почувствовала себя вознагражденной за все… Ибо в твоей жизни более важной цели, чем эта… что ни говори…
Да, да… я согласна! Вознаграждена! Неужели за то, чего не было? Могло быть, Мартушка, а не было… Да, да, за это!
Чего не было?!
Да: за те слова, которых не услышала.
Какие, Марта?
Самые главные. Самые нужные. Хотя и ждала, ждала, ждала…
