Пушки ударили еще три залпа, и торжество на этом закончилось.

Старейшины Верховного Собрания сошлись на совет. Пригласили послов. В их присутствии составили клятвенную запись царю. В ней говорилось:

«Причина нашего письма, Христом венчанный, милосердный наш Петр Алексеевич, следующая: по весне 1724 года мы, князья, мелики и сотники всех гаваров Большого Сюника и Арцаха, страны Армянской, вместе с нашими епископами, священниками, народом и войском, по доброй воле и с радостью обратились к тебе, великий русский царь. Мы поклялись на святом евангелии, что с сегодняшнего дня и во веки веков пребудем братьями под твоей властью, в братстве с твоим народом».

Под клятвенной записью первым подписался Давид-Бек, за ним последовали остальные.

Чтобы упредить всякие неожиданности от врагов, Давид-Бек повелел военачальникам немедля выехать из Алидзора в пограничные крепости. Дзагедзорский отряд он поручил сисаканскому мелику Шафразу, для усиления охраны Шахапуникского перевала. Другой отряд Давид-Бек отправил в ущелье Вайоц с тем, чтобы возвели там укрепления и учредили охрану ущелья Арени. Объяснил, что наибольшая опасность угрожает ныне со стороны Араратской долины, где дороги уже просохли и откуда нежданно могут появиться турецкие войска. Войску, направлявшемуся в ущелье Вайоц, Бек придал также две пушки, отлитые оружейниками Врданесом и Владимиром Хлебом.

Вернувшись в свои покои, Давид-Бек устало повалился в кресло и закрыл глаза. Потом вдруг встрепенулся и дважды хлопнул в ладоши. Тотчас на пороге показался его единственный слуга.

— Ты звал меня, господин? — спросил он.

— Я? — удивился Бек. — Ах, да… Эх, Согомон, Согомон…

— Ты не щадишь себя, мой господин, — заметил слуга. — Вот уже три месяца не спишь ночами. Нельзя так…

— Нельзя, говоришь? Знаю, что нельзя. Не так, не эдак… Только что поделаешь против провидения? Все от бога, Согомон! Имей милосердие тот, кто наделяет нас счастьем, было бы, глядишь, и у меня свое гнездо, а в нем — птенцы, мои кровные!.. Но ничего, дорогой, устроим как-нибудь. А теперь позови тех двух людей…

— Оружейников?

— Их.

Слуга вышел. Бек скинул военную одежду, облачился в домашний халат и грузно опустился на низенькую тахту. В таком виде он казался даже старым человеком, хотя было ему всего пятьдесят пять лет.

В спальне Бека стояла только покрытая ковром невысокая длинная тахта с подушками да еще два стула возле низенького стола. На стареньком стенном ковре висело кое-что из старинного оружия. Верховный властитель страны жил в одиночестве. Не было у Бека ни жены, ни детей. Проводя всю жизнь в сражениях и заботах о благе народа, не нашел он времени, чтобы обзавестись семьей, и задумался об этом лишь на пороге старости, когда в сердце уже давно погас юношеский пыл.

Слуга ввел Врданеса и Владимира Хлеба. Усталым движением руки Бек пригласил их приблизиться. Оружейники шагнули вперед и остановились.

— Подойдите поближе, братья, садитесь, — предложил он. — Не спали ночь?

— Ничего, тэр Давид-Бек, — ответил Врданес. — Мы привычные. Знали, что позовешь, вот и ждали.

— Не буду вас задерживать, — сказал Бек. — За пушки, что вы отлили, могу воздать лишь хвалу. Спасибо…

Оружейники встали и низко поклонились.

Бек замахал руками:

— Не нужно этого! Чего придумали, кланяться перед братом. С друзьями я предпочитаю быть как равный с равными. А радость мне приносят лишь склоненные враги.

— Да ниспошлет господь, чтобы все враги армян пали ниц пред тобой! — сказал Врданес.

Бек вытащил из-под ковра небольшой, туго набитый мешочек и протянул оружейникам:

— Примите этот скромный дар в знак моей благодарности за вашу бесценную работу.

Врданес догадался, что в мешочке деньги.

— Тэр Давид-Бек, зачем смущаешь нас? — поднявшись, вымолвил он. — Мы получаем свою плату от Пхиндз-Артина. Ты ведь сам определил ее нам.

— Обижусь, если не возьмете, — насупился Бек и насильно сунул мешочек в руки Врданеса. Затем, обратившись к Владимиру Хлебу, спросил: — Ну, брат, как служит тебе жена?

— О, она оказалась вспоенной святым молоком! — ответил за него Врданес. — Невестка ладная. Радость наша и утешение. Одарит скоро Владимира младенцем.

— Вот как, — улыбнулся Бек. — Дай-то бог, дай бог! Не погнушаетесь, приеду на крестины. От души рад! — Он неслышно вздохнул, отвернулся. Чтобы скрыть волнение, достал из корзиночки, стоявшей на столике, почерневшую трубку и, набив ее табаком, закурил. Курил Бек только дома.

Через минуту он снова обратился к Владимиру:

— Брат мой, я готов исполнить свое обещание. Ты уже видел, что послы твоего царя — мои гости. И останутся они у нас еще на несколько недель. Можешь уехать вместе с ними, а если торопишься, отправлю тебя завтра с караваном купцов, которые направляются в Шемаху и Астрахань.

Владимир встал, он был взволнован.

— Покорно благодарю, тэр Давид-Бек, — сказал он. — Но теперь я хочу остаться здесь. Мастер Врданес заменил мне отца, и у жены тут родственники — братья и мать тоже… Прости, но уехать я не могу, останусь в вашей стране.

— Воля твоя, брат мой, — не скрывая радости, сказал Бек. — Смотри только не пожалей об этом в будущем.

— Да что ты, тэр Давид-Бек! — растрогался Владимир. — Здесь я совсем как в родном селе. Говоря по совести, у меня ведь там и родных-то нет. Село наше на Дону, турки сожгли его, отца с матерью убили, а меня угнали в рабство…

— Турки!.. — Глаза Бека сверкнули гневом, и на миг из доброго хозяина он снова стал беспощадным властителем. — Турки враги и вам и нам. Если бы царь ваш и бояре поняли это…

Бек попросил слугу принести кофе. Завязался разговор об оружейном деле. Лишь на рассвете Бек проводил гостей и немного вздремнул. Но покой его длился недолго. Очнулся он от тяжелого сна. И напрасно силился восстановить видение. Вспомнился лишь инок Мовсес и его слова: «Пусть господь наш всемогущий внушит вам, светским владыкам, чтобы смогли вы правильно отличить добро от зла, хорошее от дурного и вызволить утопающий в море крови, измученный народ наш из гибельной бездны…»

И Беку вдруг захотелось сейчас же повидать Мовсеса, сказать ему, что вчера он вступил на путь, которым поведет к спасению народ и страну Армянскую. Сделал то, за что некогда ратовал Исраел Ори.

Припомнилась встреча с Исраелом в Шемахе, когда Ори в качестве посла царя Петра ехал из России в Персию. «Не будет нам друга более надежного, чем Россия, — сказал Ори. — Я потерял лучшие свои годы, обивая пороги европейских властителей, но помощь нашел только у русских. Только в дружбе с ними обретет силу наша страна».

— Ты прав, Ори, — будто видя его сейчас перед собою, вслух произнес Бек. — Так думаем и мы, и народ наш. И благодарение богу, друг уже идет к нам. Не сможет прийти сегодня, придет завтра, но придет обязательно! Во что бы то ни стало надо уберечь страну и народ наш от погибели. Уберечь всеобщим противостоянием натиску врага…

Бек подошел к окну, припал лбом к холодному стеклу и закрыл глаза…

Когда очнулся, уже пламенели вершины гор. Бек встряхнул головой и обернулся. На пороге стоял Согомон.

— Ты слышал мои слова? — спросил Бек.

— Ничего не видел и не слышал, господин мой! — ответил Согомон. — Только чувствую, все чувствую!.. Пусть не падает духом орел Сюника, велик бог и милосерден. Прикажи подать умыться.

— Неси!

— Что нового? — спросил Бек, умывшись.

— Ждет тебя агулисский ходжа Абел.

— Пусть подождет. Мелики уехали?

— Все.

— А спарапет?

— Он еще здесь.

Бек вытер лицо, просушил полотенцем густые волосы и спросил:

— Знаешь, где пребывает пленный юзбаши? — Согомон кивнул. — Проведи его ко мне, только тайно, чтоб никто об этом не узнал. Иди!

Бек был уже в полном вооружении и снова стоял у окна, когда Согомон привел персидского юзбаши Мир Огуза. Пленный, увидев Давид-Бека, пал к его ногам. Долго смотрел Бек на врага своего, затем приказал Согомону принести перо и чернила, подсел к столику и написал: