Из дворца Верховного Армянского Собрания вышли Давид-Бек, епископ Оваким, мелики и князья. За ними следовали купцы, сотники, духовные люди.

Дин-дон! Дин-дон!.. — заливались колокола. Звон их уносился в безоблачное небо и дробился в бездонных ущельях. На звон алидзорских колоколов откликнулись колокола ближних сел, и несся впереклик по нагорью колокольный гул.

Шествие с Давид-Беком во главе достигло площади. Слуги подвели коней. С трудом усмирив своего скакуна, Бек без помощи телохранителя вскочил в седло. Епископа Овакима усадили на послушного старого мула. За преосвященным в пешем порядке выстроились епископы, священники в ризах, дьячки в стихарях, цимбальщики и дьяки. Монастырская братия из Ваганаванка держала высоко над головами бесчисленные хоругви…

Со всех концов вдогонку отъезжающим раздавались возгласы:

— От всей земли нашей приветствуй посланца царя, государь наш Давид-Бек!..

— Добро ему пожаловать!..

От ворот до самого въезда в ущелье все пространство было заполнено народом и войском. По обе стороны дороги выстроились полки, каждый под своим знаменем. Здесь находились и ополченцы. Не было только сторожевых отрядов.

Начало припекать солнце. На небосклоне забелели лоскутные облака. Но ветер с Арамазда быстро развеял их. Намереваясь, видно, опуститься на скалу, стремительно пролетел вдоль ущелья орел, но, увидев несметные толпы людей, испуганно взмыл и улетел в сторону Хуступа.

Наконец показалось царское знамя. И огласилось радостными криками ущелье. Пушки грянули салют. А вот и полк Мхитара. Впереди ехали спарапет, посол со своими помощниками, арцахский воевода князь Ованес-Аван и Тэр-Аветис. За ними, чуть поодаль, дизакский мелик, мелик Хачена Есаи, мелик Бархудар, Минас, Туриндж, Товма. Следом двигались воины.

Бек придержал коня, чтобы епископ Оваким мог стать по его правую руку, а князь Баяндур — по левую. Остальные мелики и воеводы заняли места за ними, по старшинству. Дальше пристроились духовные лица, старшины и купцы.

И вот обе группы съехались и остановили коней. Первым громко заговорил посол:

— От нашего августейшего, могущественного царя Петра нижайший поклон Верховному властителю Давид-Беку, армянским духовным владыкам, войску, полководцам и всему народу.

— Пусть бог дарует долголетие великому русскому царю и самодержцу, — раздался над притихшей толпой голос Давид-Бека. — Хвала великому царю! Хвала! — крикнул он.

— Хвала! — гремело вокруг.

Ущелья грохотали от мощного гула.

Епископ Оваким поднес русским хлеб-соль и прочитал длинную молитву за царское долголетие. Потом духовные отцы все вместе затянули: «Боже да будет свет…»

Давид-Бек и посол сошли с коней, обнялись.

— Окажите честь, господа посланники, ступите в наше жилище, — пригласил Бек.

Все снова уселись на коней, и огромное шествие двинулось к городским воротам.

Войско и народ не уставали кричать «хвала». Надрывали горло гусаны. Краски сотен знамен, отсвет хоругвей и блеск оружия — все это слилось, перемешалось и было похоже на море невиданных цветов. Горским жителям казалось, что совершается чудо. Никогда раньше не видели они подобной роскоши и торжественности. От крепостных ворот и до дворца Верховного Собрания все было украшено цветами и зелеными ивовыми ветками. Из окон и с балконов свисали ковры и разноцветная парча. Лавки, корчмы и харчевни оставались открытыми. На рынке, на улицах и на площади начались пиры. За городские ворота выкатывали бочки с вином для расположившегося там народа. Резали баранов и быков. Женщины раздавали нищим, что жались подальше, еду.

Перед одним из трактиров спешились Вецки Маргар и Семеон. Откуда-то выехал и Есаи.

— Эй, братья! — крикнул он. — Вскрывайте карасы. Сегодняшний пир да будет самым знатным!..

Он спрыгнул с коня и обнялся с друзьями.

— Говорят, царь уже держит путь в Гандзак, правда ли это, братья-воины? — спросил трактирщик, протягивая им полные вина молочные кувшины.

— Не твоего это ума дело, — похлопывая его по вздутому животу, сказал Есаи. — Ты знай свое, неси еду и не мешайся в дела служилых людей. Ну, выпьем, братья! — Он опорожнил кувшин, протянул его трактирщику и, обратившись к людям, которые толпились на улице, крикнул:

— Эй, что вы там толчетесь, а ну, подходите, пейте за здравие русских!.. Дай бог, чтобы нога их поскорее ступила в наши горы. Подходите, пейте!.. Сегодня я угощаю! Зовите гусанов. Эй, где гусаны? Хочу петь, плясать!..

В честь прибытия русских послов Давид-Бек приказал раздать войску и народу вина. В ограде кафедрального собора Алидзора в огромных котлах варилось мясо. Воины по одному подходили к котлам. Служители заворачивали в лаваши мясо, посыпали солью и подавали им. Одна за другой пустели винные бочки. Иные из воинов уже захмелели. Кто-то схватил Есаи за ворот:

— Не могу больше, сотник, жени меня, слышишь, жени!..

Вокруг все закатились от смеха.

Кто-то крикнул:

— Гусан идет! Дорогу!..

Здоровяк десятник из Джраберда нес на плечах совсем юного гусана. Парнишка вырывался, кричал от страха. В одной руке он сжимал саз, а другой крепко ухватился за десятника и молил отпустить. Сзади шла толпа — орущая, веселая.

Вот десятник ссадил гусана на землю. Воины тут же подхватили его и усадили на спину мула, что стоял привязанный к столбу. Все требовали песню. Несчастный гусан забренчал на сазе, но то ли от страха, то ли от растерянности забыл слова. Кто-то поднес парню вина, и малый отошел, язык у него перестал заплетаться.

— Вот хорошо, вот ладно!.. — подбадривал Семеон.

— Живи бессмертно, гусан молодой! — кричала распалившаяся толпа.

— А ну, давай еще!..

Стемнело. Тысячи костров отгоняли теперь мрак от Алидзора. И целую ночь напролет гудела дорога: из дальних и ближних сел все валили люди.

— Ну прямо мир разверзся. И откуда такая тьма народу? — удивлялись старые алидзорцы.

Утром никто из меликов на площади не показался. Все были у Давид-Бека.

А когда наступил полдень, Мхитар, князь Баяндур и Тэр-Аветис направились в покои послов, чтобы пригласить русских на переговоры.

Бек и старейшины уже дожидались их. Большой зал Верховного Собрания был залит солнцем. Один луч падал на шлем Бека и горел бездымным огнем. Справа от Верховного властителя восседал епископ Оваким. Борода его недвижно покоилась на груди, маленькие глазки были полузакрыты. Казалось, что владыка дремлет, наслаждаясь солнечным теплом, греет свои старые кости.

Слева от Бека горделиво стоял увешанный оружием князь Ованес-Аван. Полукругом сзади за ними выстроились мелики и именитые купцы. У стены плотными рядами застыли воины — человек пятьдесят. Каждый сжимал длинную пику и держал боевое знамя.

Перед Беком, подобрав калачиком ноги, сидел дьяк Магакия. На коленях у него лежала гладкая ореховая доска, на ней — лист чистой бумаги. Сбоку, на полу, перо и чернила — все, как положено писцу. У входа в зал параллельными рядами выстроились сотники с обнаженными мечами. Есаи поглядывал на вытянувшегося напротив Товму и время от времени незаметно подмигивал ему. Оба были рады, что Давид-Бек призвал их к участию в приеме высоких гостей.

Наконец послы, предшествуемые Мхитаром, Тэр-Аветисом и князем Баяндуром, вошли в зал. И, увидев все великолепие оказанного им приема, старший из послов слегка смутился. Он подошел к Беку и низко поклонился. То же самое проделали и двое других.

— По велению нашего государя императора мы привезли в страну Армянскую грамоту, посланную вам самодержцем Великой, Малой и Белой Руси.

Протянув вперед обе руки, посол передал Давид-Беку грамоту царя Петра. Это был перевязанный зеленой лентой свиток с императорской красной печатью по краям. Бек поцеловал ленту и, приложив свиток ко лбу, вскрыл его.