— За чьи души-то молится? — с недоброй улыбкой спросил Мхитар.
— Верно, пытается искупить свои грехи.
— И как? Удается?
— Кто его знает… — пожал плечами князь Баяндур. — В руках у него, говорят, всегда какая-то цепь — лупит себя без устали. На теле живого места нет — весь в кровоподтеках. Я хотел послать людей, чтобы его прикончили…
— И чем скорей, тем лучше! — бросил мелик Бархудар.
— Не делай этого, — не без грусти в голосе сказал Мхитар. — Тэр-Аветис и без того уже мертв. Мертв для нас и для наших врагов. Он ведь по-своему тоже надеялся спасти Армянскую землю, да только заблудился, не по тому пути пошел. Мне его жаль…
Все примолкли. Может, вспомнили времена, когда Тэр-Аветис, припав к уху коня, без страха бросался на врага, воодушевляя всех своим примером и могучим голосом. Что столкнуло его с пути? Что заставило открыть ворота Алидзора и сдать город врагу, против которого он бился неистово? Неужто такой умудренный опытом воин не понял, что спасение страны лишь в одном — в сопротивлении до последней капли крови?..
А однажды Тэр-Аветис появился и в самом Пхндзакаре.
Хлопьями валил снег. Казалось, небо осело на горные вершины — протяни руку и тронешь его. Было тихо, безветренно. Бесчисленные звездочки снежинок мягко опускались на груды кизяка, на крыши домов, на поля.
Тэр-Аветис скатился как гром на голову. Он являл собой очень печальную картину. С непокрытой головой, в трехах. Изодранные штаны едва прикрывают колени. Ряса вся истлела, висит лохмотьями. На груди крест с отломанным концом, а в руках и правда цепь…
Шел он медленно. Большими ввалившимися глазами своими впивался во все, что видел на пути. Снег падал на его космы, на синие от стужи полуголые плечи, на бороду…
Воины сначала не обратили внимания на этого странного человека, приняли его за нищего. Но, увидев, как он бьет себя цепью, с опаской подошли поближе.
— Кто ты есть? — спросили из толпы.
— Предатель я. Презренный предатель, — спокойно ответил Тэр-Аветис, а голос при этом у него дребезжал, как ржавое железо. — Дайте дорогу предателю, праведные люди. Дорогу…
— Сумасшедший, — заключили воины.
Но иные узнали Тэр-Аветиса. Цатур подошел к некогда прославленному тысяцкому и, окинув его недоверчивым взглядом, спросил:
— Тэр тысяцкий, неужели это ты?
— Я, — со вздохом ответил Тэр-Аветис. — Ха-ха, узнали предателя? Чего же медлите? Берите камни, бейте изменника. Сказано ведь: «Согрешивший грехом своим мается». Я достоин самой жестокой расправы. Карайте! Не я ли учил вас без жалости уничтожать изменников? Ну, чего застыли, армяне?..
Толпа воинов и крестьян все росла. Молодые, толкая друг друга, протиснулись поближе. Дети забрались на крыши. Пришли даже женщины. Всем хотелось своими глазами увидеть вчерашнего победителя, ныне предавшего своих.
Сопровождаемый толпой, Тэр-Аветис дошел до дома, в котором жил Мхитар. Стражники грозно скрестили перед ним копья. Тэр-Аветис подставил открытую грудь под копье и взмолился:
— Пронзи мою грудь, храбрый воин, только дай сначала в последний раз увидеть Мхитара…
Мхитар вышел в накинутой на плечи шубе. Мрачно взглянул на своего бывшего сподвижника и друга и отвернулся.
— Боже праведный, и это он? — сказал идущий следом мелик Бархудар.
— Он, конечно он, — подтвердил кто-то в толпе.
Тэр-Аветис посмотрел на всех, остановился мутным взглядом на Мхитаре и с горечью сказал:
— Послушай меня, Мхитар, послушайте, военачальники, я не затем пришел к вам, чтобы просить пощады и прощения. Боже упаси… Я прошу, заклинаю вас, накажите меня перед народом и войском. Накажите за Алидзор, за кровь армян, за жену мою и детей, за твою жену, Мхитар! И за сына, которого подвергли обрезанию. За все то зло, что я причинил вам в ослеплении, вам и всему своему народу! Убейте меня. Я заслужил это. Только не считайте предателем, — голос его дрогнул, — я хотел спасти наш несчастный народ, пусть ценой своей жизни и жизни детей моих… Хотел спасти, но был обманут. Сыны ислама обманули меня, и нет больше Алидзора!.. — Он повернулся лицом к толпе и возопил: — Армяне, не верьте туркам! Никогда не верьте, ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков!..
Тэр-Аветис горько зарыдал. Вокруг все молчали — их будто холодной водой облили. Не меньше других был взволнован и Мхитар.
— Покарай меня, Мхитар! — снова закричал Тэр-Аветис. — Покарай так, как мы вместе с тобою карали предателей. Уничтожь меня, только сними клеймо изменника! Зови палача, не медли!
— Не будет палача, — покачал головой Мхитар. — Сам бог уже наказал тебя, отняв разум. Иди, Тэр-Аветис, я не обагрю рук твоей кровью. Удались из наших мест, не причиняй нам нового горя своим присутствием!
Мхитар снял с плеч шубу, накинул ее на Тэр-Аветиса и быстро пошел со двора… А бывший тысяцкий повалился в снег и закричал:
— Господи, направь стопы мои! Пошли мне смерть!
Он закрыл лицо потрескавшимися ладонями и, вскочив на ноги, бросился бежать.
Шуба осталась лежать на снегу.
Вскоре Тэр-Аветис спустился в ущелье и исчез в снежном тумане…
Турки прочно засели в Алидзоре. Они очистили от трупов дома, караван-сараи и церкви и разместились в них со всем награбленным добром и с лошадьми. Не сумев одолеть окрестные поместья-замки и сломить сопротивление их малочисленных гарнизонов, Коч Али и Крх Чешмиш паши засели со своим войском в городе-крепости и принялись пожирать запасы продовольствия.
Засыпанные снегом улочки были пустынны. Только вороны каркали на развалинах да собаки грызлись на мусорных свалках.
Но однажды утром турки вдруг всполошились — столпились на крепостных стенах и застыли в изумлении. Отряхивая тяжелые войлочные бушлаты, взобрались на главную башню и паши. Они тоже посмотрели вниз и ужаснулись: все холмы, поляны и ущелья были усеяны бесчисленным войском.
— Что это? — нервно сглатывая слюну, спросил Крх Чешмиш паша, глянув в упор на стоявшего рядом Миграна.
— Войско Мхитара, — пробормотал сотник.
— Откуда у него столько войска? — посинел паша.
— Выходит, сумел собрать…
— Шайтан! — взревел Коч Али. — Хитер Мухитар паша, но это его последний вздох перед смертью. Едва ли он выдержит до весны.
Воины вокруг успокоенно вздохнули, иные довольно хихикнули. Сытые, разжиревшие от безделья, они принялись на чем свет стоит поносить армян. Слишком уж велика была их вера в неприступность города и в силу своего численного превосходства.
И все же покой османской армии был нарушен. Привычный ритм изменился. Отныне следовало и днем и ночью наблюдать за противником. А время от времени турки даже совершали небольшими отрядами ночные вылазки, в надежде захватить пленных, но успеха в этих предприятиях они не имели. Армяне зорко следили за всеми их действиями.
Воины Мхитара нарыли в ущелье и в лесных чащах землянок и, устроившись в них, фактически окружили город. Армяне знали: зима затянется, и туркам придется туго — продовольствия им хватит ненадолго.
Дни текли медленно и однообразно. И потому в этом видимом спокойствии особое волнение вызвал неожиданный взрыв: в небо вдруг взлетел пороховой погреб, что рядом с церковью.
Огненный смерч слизнул ближние конюшни и продовольственные склады.
Турки с криком выбегали из своих пристанищ. Поначалу они не понимали, что произошло. Думали, это армяне устроили под крепостной стеной подкоп, заложили порох и взорвали.
Паши вместе с меликом Муси и Миграном поспешили к охваченным паникой полкам.
Когда выяснилось наконец, что произошло, Коч Али паша одним ударом сабли срубил голову капучи-баши[85].
— Тушите пожар! — яростно закричал он.
Однако турки не успели еще прийти в себя от происшедшего, как новый столб пламени взвился в небо неподалеку от базара. Падающие с неба снежинки окрасились кровавым цветом пламени, и казалось, будто идет огненный дождь.
