Фео сдернул одеяло и стал рассматривать свое тело, перемотанное на много слоёв бинтами. Из одежды на нем остались только хлопковые штаны, и те закатаны выше колен. И руки, и ноги, и даже голову тоже перебинтовали. В памяти остался только Вихрь времён и странная сила, старающаяся зацепить Фео и причинявшая боль.

На шее в кожаном мешочке висел Осколок Прошлого. Коснувшись его, Фео ощутил прилив сил, а смутное беспокойство ослабло.

Ответы на вопросы нужно получить не у ваз и тумб. Фео поднялся и начал искать рясу или сменную рубашку. Вдруг тот, кто принёс его сюда, позаботился об этом? Так и оказалось. Лёгкая, сшитая из серебристой ткани, рубашка лежала у изголовья. Под кроватью нашлась и кожаная обувь. Одевшись, Фео подобрал фонарь и вышел в коридор.

Колонны взлетали ввысь, подобно белоствольным деревьям, и подпирали свод, расписанный сияющими звездами. Развернув покрывало ночи, с потолочных небес на Фео глядела ослепительно прекрасная Аэлун — царица звёзд. Рядом с ней кружила её свита, Старшие Духи-богини. Всё, как одна, в белых легких платьях, с белыми длинными волосами и глазами-алмазами. Только на богинь бы вечность смотреть.

Фео догадался, что оказался в одном из дворцов эльфийской династии Шандориэн. Пришло время говорить с императором Сондэ от имени царства людей.

Кто-то выглядывал из-за колонны. Луна, как назло, скрылась, и Фео пришлось подойти ближе, выставив вперед фонарь. На сердце стало легче, когда свет открыл тонкую фигурку милой девушки, которая недавно склонялась над кроватью Фео. Девушка легко улыбалась, поправляя кружевной палантин, из-под которого спадали чёрные локоны. Она выглядела юной, по-настоящему юной, словно для неё вечность ещё не успела застыть.

Фео, одолев смущение, спросил:

— Кто вы?

— Эдельвейс. А кто вы, я знаю, — непринужденно ответила она.

Что знает — неудивительно. Стала бы просто так возле двери толкаться. Интереснее было её имя. Фео судорожно вспоминал, как звучит эдельвейс на колдовском языке, но сдался и переспросил.

— Эдельвейс, — она продолжала улыбаться.

— Разве эльфы не должны зваться на колдовском языке? — поинтересовался Фео, чувствуя себя глупым.

Девушка помотала головой.

–Нет такого правила. Мне даже приятно, что меня назвали на человеческом языке.

На это Фео только кивнул. Он никогда не задумывался о корнях собственного имени. «Квенъяр» слово из первичного языка, который даровали Фениксам, как первым из Живущих на Земле. «Феонгост» — из более поздних времён, когда человечество уже расселилось на материке. Люди меньше других народов привязывались к именам, использовали и первичные, и колдовские, и из других языков. Получался салат, но все давно привыкли. Другое дело эльфы, невероятно гордые тем, что через свою связь с Магикором постигли колдовской язык, и предпочитавшие зваться только на нём. Известными исключениями были разве что Унгвайяр и Камируна. Теперь к ним добавилась Эдельвейс — ещё более странный случай.

— Скажите, пожалуйста, госпожа Эдельвейс, где я нахожусь и как здесь оказался? — Фео не стал дальше развивать тему имён, а решил спросить о том, что для него сейчас важнее всего.

— Это дворец императора Сондэ. Вас принесли прошлой ночью принцесса Ситинхэ и Лу Тенгру. Вы едва дышали. Мне же сегодня наказали быть рядом, если вы очнётесь, и вам что-то понадобится, но свита моя не дала мне пойти одной. Они и сейчас могут меня хватиться, потому мне пора. Рада знакомству!

Она исчезла белой вспышкой, оставив Фео только воспоминание о себе. «Странная девица», — думал он, продолжая бесцельно бродить под надзором ослепительной богини Аэлун. Только блеск её был холоден. Всё в этом сумеречном дворце казалось холодным, как небеса и лежащий за ними космос. Здесь Фео почувствовал свою тягу к земле и свету живых существ, и осознал ту иронию, о которой говорил Лу Тенгру. Фео вынужден изучать колдовство, далёкое от мирского и приземлённого. Тонкая магия и Время — удел Фео как наказание, как насмешка бытия над пареньком, который хотел разводить цветы.

«С даром Жизни я бы спас Лу Тенгру от лоз, а Ратибор бы не погиб. Но когда мне дали выбор, я решил стать поганым магикорцем!»

— Я думал, что то путешествие во времени было для тебя, — вслух произнёс он, когда вернулся в комнату и сел напротив пузатой вазы. Нарисованный младенец не отвечал.

— Но нет — для меня. Я такой же заложник судьбы, как ты, и никогда не был свободен.

Осколок, лежащий в ладони, сверкнул холодным светом. Отражение сменилось серебристыми вихрями.

«Зовешь меня? Я и так всё помню».

«Плохо помнишь. И ничего не понял», — чей-то властный голос прозвучал в голове, и гладь Осколка вновь отражала мир вокруг.

«Хотя ещё до рождения предопределено, к какому народу будет принадлежать Живущий на Земле, все мы — дети единого мира, сотворённого Великими Духами. Только Дух Времени Силинджиум наш покровитель, но и остальные к нам не глухи.Не бойтесь обращаться к ним, и вы не будете обделены их благодатью. Пять углов у пентаграммы народов, а в центре её ­— Древо, в котором встречаются все души в потоке огней. И каждый из нас несёт свет не только свой, но и всего живого во вселенной», — вспомнилась Фео одна из первых лекций в Цитадели. Преподаватель говорил так вдохновенно, что казалось, его можно поставить демонов исправлять.

«Лу Тенгру… это он тянул меня в настоящее… и Время услышало его». С этой мыслью Фео задремал.

Проснулся он рано. Оранжевый солнечный свет ещё не стал ярким и потому не тревожил. Открыв глаза, Фео чуть не ахнул. На кресле в дальнем углу сидела принцесса Ситинхэ.

— Доброе утро, Фео, — она отложила пергамент и перо, которые до этого держала на весу тонкой магией. Удобно, если достаточно силён.

— Доброе утро, ваше высочество. Рад, что с вами всё в порядке.

— Не совсем, — она на миг помрачнела. — Но сейчас не будем об этом. Сегодня нам обоим предстоит разговор с императором. Аудиенция в четыре часа.

— Х-хорошо, — только и смог ответить Фео.

— У тебя есть полдня. Посмотри дворец, сад. Уверена, они не оставят равнодушным. Я попрошу принцессу Эдельвейс составить тебе компанию.

— Принцессу Эдельвейс?!

— Что такое? — с легкой улыбкой поинтересовалась Ситинхэ.

— Нет, ничего… просто я… не ожидал. Она…

— Дочь императора Сондэ, — закончила за Фео принцесса. — Похоже, ты думал, что у него только двое детей — Лёдо и Фэйэрэн. Но есть ещё, как видишь.

Удивительные открытия для Фео, похоже, никогда не закончатся. Уточнять у Ситинхэ, почему про вторую дочь императора в царстве людей никто не говорит, он не стал. Как и про имя юной принцессы. Лучше саму Эдельвейс и спросить как-нибудь.

Радости от будущего общества прекрасной императорской дочки он не испытывал. Её манеры были ему неприятны. И где же воспитание высшего общества? Эдельвейс и Ситинхэ будто к разным мирам принадлежали. Старшая принцесса вряд ли бы стала разглядывать человека, как диковинное существо. С другой стороны, Эдельвейс не богиня далёких звезд, и в её присутствии Фео не ощущал холода вечности. Может, только потому, что общение вышло коротким.

На низком столике уже ожидал завтрак — горячий хлеб, печеное мясо и сыр. Фео с недоумением посмотрел на Ситинхэ. Не верил, что это она принесла. Принцесса, угадав его мысли, покачала головой. Ещё бы она несла, второе лицо империи, а слуги для чего?

Ситинхэ вышла, и Фео, умывшись и позавтракав, тоже решил пройтись, а заодно найти Эдельвейс.

В утреннем свете дворец не давил на Фео своим космическим великолепием, а казался пусть превосходным, но всё же творением рук земных существ. Даже в то, что Аэлун нарисовал на потолке художник, а не бог, получалось поверить. Блики плясали на витражах, на которых изображено одно и то же — повёрнутый рогами вверх полумесяц, поделённый на три части разными цветами. Правый рог зелёный. Символ леса Синдтэри, догадался Фео. Левый рог пшеничный — степь Лиёдари, большей частью отошедшая царству людей. Середина у полумесяца серебряная. Титульная нация эльфов, кентарийцы, просто не могла выбрать другой цвет.