— Кто дал тебе право дерзить мне? Чувствуешь себя в безопасности? Так это ненадолго, — прошипел Эллариссэ.
Лу Тенгру шагнул вперёд, встав точно за спиной царя Синдтэри, и смотрел Аватару глаза в глаза. Молчание давило на Фео сильнее, чем застывшие фигуры, но сделать он ничего не мог. Осколок Прошлого только тревожно мерцал, не откликаясь на мысленный зов.
Наконец Эллариссэ заговорил, всё так же глухо, как раньше:
— Я оставлю вас здесь. Посмотрите на Казнь Мира, и как менялся Синдтэри. У вас будет две тысячи лет. Боюсь только, человек твой не выдержит. Гронд Силин!
Фигуру Аватара накрыло чёрной тенью, и он растаял. Осколок задрожал и зазвенел, и Фео невольно сжал его крепче, порезав пальцы. Время пришло в движение, и капля крови упала на пол сквозь маленькую ручку, высунувшуюся из-под стола.
Тут же прогремело:
— То, что ты говоришь — чудовищно! Ты не Айюнэ видел, а Оссэ!
Эльф в золотом венце так сильно толкнул тяжёлые двери, что створки с грохотом ударились о стены. Всё, кто сидел за столом, только разочарованно посмотрели вслед.
— Ты поторопился, — сказал сутулый черноволосый эльф Сагарису. — Нужно тоньше, неспешнее.
— Мы уже потеряли много времени! — Сагарис ударил по дубовому столу так, что тот треснул. — Знать уже на стороне Унгвайяра! Он им дворцы обещал и сады! Кнун, надо действовать сейчас, пока остальные синдтэрийцы не решили, что им перепадут богатства кентарийцев!
«Кнун! Демон с десятком рук за спиной! Вот каким он был раньше!» — Фео испугался не самого Кнуна, но тех перемен, что произошли с эльфом. Как он превратился в паукоподобное существо? Что с ним произошло? А Сагарисом? Неужели каждый Живущий на Земле может пасть под властью своих страстей или только тот, чья душа прошла мало перерождений? Не очистилась в Сердце сияющего Мирового Древа.
— Не вся знать переметнулась, — ответил Кнун. — Второе поколение пока на нашей стороне. Им ещё не опостылели леса и голоса простого народа, они ещё ценят свободу. Жаль, отец их боится услышать. Потому тебе и не стоило спешить, дать ему шанс быть с нами. Поверить, что мы сильнее Унгвайяра.
Глаза Сагариса сверкнули красным светом, а на лице появилась жутковатая ухмылка.
— То, что он отказался — к лучшему. Достойная жертва для одного из вас. А мне, пожалуй, стоит подать пример.
Резко Сагарис вырвал младенца из-под стола и за грудки поднял над собой. Малыш запищал и затрепыхался, а у Фео сжалось сердце. Магическим жестом он ударил Сагариса, но удар прошёл мимо. Время не позволяло вмешиваться в свершившееся.
— Нет! — крикнула единственная девушка.
В ответ получила злой взгляд и ехидное:
— Ты знала, что так будет. Что нужно собственное сердце разорвать убийством.
Другие братья только кивнули. Они, похоже, смирились.
— Оставь ребёнка мне! Пусть это будет моя жертва! Для тебя он всё равно ничего не значит! — взмолилась девушка.
Сагарис недоверчиво покосился на неё, но малыша сунул ей в руки.
— Есть ли для тебя разница, кого я убью — ребёнка или другого кого? Ты знаешь цену становления демоном.
— Знаю, — на этих словах она покинула зал, гладя по спине плачущего младенца.
— Проследи за ней, — велел Сагарис эльфу, имени которого Фео не знал. — Мне кажется, она сомневается.
— Так что с отцом? Не передумал? — спросил Кнун.
Вздохнув, Сагарис ответил:
— Станет моей жертвой. Я вижу, вы даёте слабину.
Фео надеялся, что Сагарису возразят, что, быть может, время пойдёт иначе. Наивное, детское желание. Конечно, всё решено. Сагарис уже демон в душе, уже готов убить собственного отца ради власти и силы.
Эльфы, сами того не зная, оставили Фео и Лу Тенгру одних. Багровый закат, наполнивший зал — предвестник кровопролития. Сегодня для эльфов начнётся Казнь Мира.
Фео произнёс заклинание, но ничего не произошло. Потом снова… и снова…
— Ничего не понимаю, — он опустил руки.
— Ты всё слышал. Аватар запер нас в прошлом.
Колдун, погрузившись в себя, бродил из угла в угол и каждый раз, проходя мимо окна, смотрел в него. Фео напряжённо думал, глядя то на Лу Тенгру, то на Осколок, который по-прежнему только сверкал. Даже отражения глубоких синих глаз на зеркальной поверхности не было. Неужели Великий Силинджиум покинул своего подопечного?
— Что нам делать?
Фео плохо переносил долгую, душную тишину. Даже подумал, что раздайся крики снаружи — того стало бы легче, но звуки будто угасли. Остался только кровавый свет и ощущение грядущей гибели.
Почему-то Фео ждал фразы вроде: «Время — твоя вотчина, ты и думай». К злобе Лу Тенгру он привык, но получил вполне спокойный ответ:
— Мы должны понять, почему оказались здесь. Точно не для того, чтобы умереть.
— Ну, может, чтобы узнать, как пал Сагарис.
Лу Тенгру рассвирепел.
— Это все в Нэти знают! Невеликий секрет! Другое дело эта девушка. Кажется, это Камируна…
Он вновь погрузился в себя. Фео терпеливо ждал, подавляя тревогу. Что мог сделать — он уже сделал, оставалось уповать на мудрость Лу Тенгру.
— Её не так звали. Это не колдовское имя. А синдтэрийцы первыми заговорили на колдовском языке.
— И что? — не понял Фео.
— То, что девушку из второго поколения не могли звать Камируна. Она сестра Сагариса, но никогда я не знал её настоящего имени. Она спасла меня, принесла из пекла Казни Мира к трону царя Унгвайяра. Ребёнок, которого схватил Сагарис, скорее всего — я.
Лу Тенгру с печалью посмотрел в коридор, будто порывался выйти и найти себя, но удержался, вновь повернувшись к окну. Фео не знал, что сказать. Мозг гудел в черепной коробке, не справляясь со свалившимися знаниями, а сердце разрывалось от болезненного ожидания.
— Что с ней случилось? — спросил Фео.
Всплыла одна догадка, которую стоило проверить.
— Она умерла от изнеможения. Не могла телепортироваться со мной, потому сама пробиралась через все топи и непроходимые чащи. Никто и ничто не излечило Камируну, да она и не хотела. Так мне рассказывали. Лишь перед смертью она завещала мне сражаться с демонами, ведь она уже не смогла. Забавно, что я стал демоноборцем. Будто судьба держит меня на поводке. Или Время…
Слова звучали странно, но страннее было, что Лу Тенгру мог в них верить. Ведь одна из древнейших истин гласила — воля Живущих на Земле свободна. Дерзость разрывала Фео изнутри, но он продолжил за Лу Тенгру, придавая своей догадке словесную форму:
— Камируной её назвали после смерти. За то, что она отдала жизнь за вас. Как феникс Руна пожертвовала собой, чтобы создали священные артефакты, так и Камируна…
Фео осекся, поймав взгляд Лу Тенгру, полный не привычной злости, а ядовитой обиды, ранящей ещё сильнее своего носителя.
— Руна решала только за себя. Даже то, что весь мир стал тяготиться долголетием — не её вина, это лишь закон. Её жертва остановила Казнь Мира. А Камируна? Что она сделала хорошего? Спасла жизнь, скажешь ты. Вот только отца своего она бросила умирать от рук братьев, заботясь лишь о собственной душе. Она понимала это, и повесила на меня то, что не сделала сама. Думаешь, это правильно? Это милосердно? Я ей не благодарен! Всю жизнь я отрабатываю долг, хотя ничего не брал взаймы! Духи не дали мне умереть, привели вас, чтобы я продолжил быть оружием! А умереть я должен был ещё здесь, в руках Сагариса, а Камируна бы сразилась с ним за отца!
Всё мысли в голове Фео перемешались. Он не хотел просто смотреть, как кипит от гнева Лу Тенгру, хотел успокоить колдуна.
— Я думаю, Камируна спасла вас, потому что могла спасти. А пожелание иногда просто пожелание… оно ничего не решало, вы сами стали демоноборцем…
— Много ты знаешь обо мне, чтобы так говорить, Феонгост? Сейчас Духи привели меня сюда, чтобы я извлёк урок. Только нет, я всё ещё прав, а Камируна не права, и ты не прав! То, что твоя жалость к Теврону не убила тебя — везение!
— Нет. Если жизнь можно спасти — её надо спасать.
Фео тяжело произносил это. Внутри всё клокотало от обвинений, но сильнее давил страх. Не хватало вечность провести с тем, кто тебя ненавидит. Нутро жгло, хотелось воды, но взять её негде. Ту, что стояла на столе в кувшинах, не выпить.