Кучер промолчал. Фео ещё некоторое время смотрел на его трясущуюся спину, постепенно осознавая, что с ним и где он.

Он ехал в повозке, которая шла легко, под горку и видел, как люди наспех выносят пожитки из отсыревших домов. С неба летел пепел. Обернувшись, Фео осел, больно ударившись копчиком.

Гигантские обломки стен Цитадели зависли в воздухе. Серый туман постепенно скрывал их, но даже сквозь него прорывался странный блеск, похожий на звёздный. «Чары Лу Тенгру», — подумал Фео и всё окончательно понял.

В ступоре он не слышал вопросов израненного, почти целиком перебинтованного магикорца, пока последний не стал его трясти.

— Не время спать! Ты нужен, соберись уже!

— Нужен? — рассеянно поинтересовался Фео.

Магикорец кивнул.

— Для чего?

— Ох. Я и сам не в восторге, что выжил именно ты, а не кто-то посолиднее…

Фео остался равнодушен к этому выпаду, и магикорец, не смутившись, продолжил:

— Когда Зеркало вновь соберут, понадобится слуга Времени. Большая честь для такого, как ты.

— Всё там хорошо у парня? Какой-то он тихий, — кучер повернулся, показав лицо в запекшейся крови.

— Хорошо. Дышит, иногда говорит. К концу Шторма будет молодцом.

Фео не ответил. Он так и не сдвинулся с места после того, как упал.

Повозка наскочила на камень. Фео завалился вбок и случайно заметил знакомую яблоневую аллею, но едва узнал её, изувеченную, разбитую.

Под крик магикорца Фео телепортировался из повозки и бросился к дому Ратибора.

С корнем выдранные деревья в саду Митчитрии кронами накрыли черепичную крышу. Белые стены измазаны комьями влажной земли. Через разбитые стёкла глядела тьма. Фео шагнул за порог и тут же запнулся. Показалось, что о бревно. Посмотрев под ноги, Фео едва не упал.

На теле мертвеца виднелись жуткие ожоги от оплавившегося металла. Глаза лопнули и вытекли, рот застыл в вечном крике. Фео быстро выскочил наружу, чтобы не стошнило. Краем глаза он успел заметить, что тело в коридоре лежит не одно.

«Ратибор! Что с ним?» — эта мысль заставила Фео прийти в чувство и вернуться в дом.

От прежней уютной обители ничего не осталось. Кровью заляпаны стены, пол и даже потолок. Больше всего мертвецов лежало в столовой, но Фео лишь мельком заглянул в неё. Людской гнев захлестнул дом, превратив его в кладбище. Полегли простые горожане: они владели магической силой, но без обучения не были искусны и били, чем придётся. А убил их настоящий алхимик.

В дальней комнате что-то зашуршало. Фео пошел на звук, не думая об опасности. Страх за себя выгорел ещё в Цитадели.

В комнате на полу сидел Ратибор и молча смотрел в окно, за которым стелился серый туман. Тут же лежал мужчина с множеством ран. Он не шевелился и не дышал. Приглядевшись, Фео узнал Девора и захотел уйти, но Ратибор повернулся и хрипло произнёс:

— Значит, ты жив. Это хорошо.

В Ратиборе не узнавался прежний простодушный весельчак. Не скорбь, а тяжёлую ледяную ненависть видел Фео во взгляде друга. Как у тени, что пришла с демонами.

— Люди, которых мой отец пришёл защищать, убили его, — сказал Ратибор, глядя куда-то в сторону. — Он спасал меня. Я должен был умереть вместо него.

— Нет.

Ратибор посмотрел на Фео.

— Что значит «нет»?

— То и значит, — сбивчиво ответил Фео. — Я понимаю твои чувства. Мой отец тоже погиб, защищая меня. Но…

— Что «но»?

Фео не знал, как продолжить. Боль захлестнула его, а с ней и непонимание: «Почему я жив, а отец — нет? Он ведь сиял! Он — лучший из людей, но почему жив я!? Великие Духи!»

— Великие Духи! — вырвалась последняя мысль.

— Прошло время молиться. Мы уже проиграли. Я слышу, как трещит Время.

Вновь Ратибор склонился над отцом, а Фео стоял в замешательстве. Он не мог так оставить друга. Скоро хрустальные лозы поглотят дом. А как увести? Как быть сильным, чтобы этой силы хватило и на Ратибора?

— Если ты останешься здесь, — для собственного успокоения Фео начал ходить вдоль стены, — то твой отец погиб зря, а твоего сына будет некому защитить.

Ратибор встал мгновенно, и теперь грозно возвышался над Фео.

— Вчерашний мальчишка поучает меня, как заботиться о сыне? Какая злая ирония… Знаешь, я боялся, что ты не выдержишь боя и спрячешься где-нибудь. В итоге ты бился за город, а я сидел здесь, забыв про все на свете.

Взгляд Ратибора потускнел, когда вновь обратился на Девора.

— Я даже не смогу похоронить его. Время обернулось против нас.

Фео только кивнул. Вместе с Ратибором он вышел из комнаты. Дверь закрылась, навек отделив сына от отца.

— Что случилось в Цитадели? Как она пала?

По дороге Фео сбивчиво рассказывал про демонов и тень, которую Сагарис назвал Лариосой.

— «Лариоса» это же «погибельная ночь» на колдовском языке? — впервые прервал друга Ратибор.

— Да. Вроде, древняя эльфийская страшилка.

— Похоже на имя Аватара.

Фео остановился на пару секунд, пытаясь понять, что его встревожило во фразе Ратибора. Затем, вздохнув, произнёс очевидное:

— У его имени совсем другое значение.

— Да, знаю. Эллариссэ, «Царь, погубивший Тьму». И где сейчас этот царь? Лживо его имя.

Прежде, чем Фео успел ответить, их окликнули. Повозка стояла там, где наскочила на камень, а перед ней злобно сопел магикорец.

— Ты понимаешь, дурень, чего мне стоило вытащить тебя из Шторма Времени?! — накинулся он на Фео, показывая свои напитавшиеся кровью бинты. — Из-за тебя у меня нет сил на телепортацию!

— Уймись, ведун, — произнёс всё ещё сидящий на козлах демоноборец. — Хорошо, что парень за Дево… Ратибором сходил. Чем больше воинов, тем лучше.

Ратибор помрачнел ещё сильнее и молча залез в повозку, а за ним и Фео.

— Время трещит, — произнёс магикорец уже у границы города. — Гневается на нас. Как и в прошлый раз.

Фео тоже слышал треск, хотя звук скорее походил на хруст тонкого стекла. Цитадель скрылась в тумане, но её образ, противоестественный и жуткий, не покидал головы Фео.

— Отец рассказывал, как это было, — сказал он, к собственному удивлению вспоминая подробности. — Люди тогда не поняли, что случилось. Никто не спешил покидать город, когда по нему расползлись лозы и распустились хрустальные цветы. А когда поняли, неслись прямо сквозь заросли, падали и умирали быстрее, чем успевали осознать, что падают. Иногда в лозах лежали младенцы, но никто не доставал их, потому что боялись проклятия, и дети умирали, но медленно…

Фео остановился, осознав, что дальше говорить не может. Катастрофа прошлых лет ожила, вернулась. То, что он в детстве считал страшной сказкой, творилось перед его глазами. Бунт, а затем и демоны подготовили почву для лоз, сбагрив её кровью. Все ли горожане успеют отступить, или засомневаются в своих защитниках, как в прошлый раз? Фео боялся любых новых жертв. Хватит с него, никаких смертей!

— А твой отец не рассказывал, как поднял невидимую стену на пути лоз и час её держал, давая всем рядом с собой уйти? — внезапно спросил магикорец.

Фео помотал головой. Мысли путались. Как он мог такого не знать? Магикорец только усмехнулся на его смятение.

— Гиддеон не из скромности молчал. Всё мучился своим поступком и думал, что никаких хороших дел на него не хватит. Он был великим магикорцем, величайшим, я бы сказал, с блестящим будущим. Вот только…

— Если начнёшь сейчас обвинять столицу, мало тебе не покажется! Мало мы натерпелись из-за вас, белоручек! — прогрохотало с козел.

Снова повисло молчание, разбавляемое лишь мерным скрежетом колес. Фео с болью думал о времени, когда он стыдился и избегал отца, собирал гадости о нём. Вернуть бы те месяцы! Нет, Фео не хотел забывать правду, но себе бы добавил смирения и понимания страданий Гиддеона, его раскаяния и бесконечного искупления. Во вселенной не было лучшего отца, но Фео секрет своего происхождения поставил выше всего, что сделал для приёмного сына Гиддеон. Никогда себе отец не прощал убийство, даже защитив многие жизни. Он остался грешен для людей, хотя ушёл, сияя светом Неру.