Захаров увидел, как Сеченов пытается что-то возразить, сделал предостерегающий жест, не позволяя ему заговорить, и продолжил:

— Чтобы враг не умер слишком быстро, я увеличу инкубационный период на срок до недели, это максимум наших возможностей. Но заражать окружающих инфицированный начнёт сразу, как только боевой реверсант достигнет мозга, то есть, как уже было сказано, через пять — десять минут. Для самокопирования вирусам полимеры станут уже не нужны, так что какие-то из характеристик реверсанта, скорее всего, несколько снизятся, но это ничего не изменит в глобальном плане! За семь суток инкубационного периода враги, ни о чём не подозревая, сами разнесут заразу по всему своему окружению! И когда инкубационный период закончится, все фашисты умрут в мучениях!

— В мучениях, в первую очередь, умрут простые люди! — не выдержал Сеченов. — Обычные гражданские немцы, которые и без всего этого живут под пятой нацистов! Мы убьём сотни тысяч ни в чём не повинных, в то время как настоящие враги укроются в этих подземельях, о которых тут сказано!

Он ткнул пальцем в лежащую перед собой раскрытую правительственную папку.

— Никто даже не знает, где они находятся! — продолжил Сеченов. — С чего ты решил, что реверсант доберётся до них, а не до простых людей и наших солдат, окруживших Берлин?

— Ради спасения целого мира можно пожертвовать каким-то количеством отдельных людей, — веско возразил Захаров. — Разве не так, Дима? Что дороже: два с половиной миллиарда жителей планеты или же шестьдесят миллионов немцев, из которых какая-то часть и есть те самые фашисты?

— Никто не дороже и не дешевле! — возмутился Сеченов. — Всё это люди! Твоё предложение неприемлемо в принципе!

— Партия, — жестко заявил Сталин, заставляя Сеченова замолчать, — находит предложение товарища Захарова единственным способом спасти советский народ и весь мир от атомных бомб Гитлера! — Он посмотрел на Захарова: — Сколько вам потребуется времени для изготовления этого, как вы сказали, боевого реверсанта? Неделю, я вас правильно понял?

— Совершенно верно, товарищ Сталин, — ответил Захаров. — Главная проблема не в создании реверсанта, а в противоядии от него. Нам потребуется вакцина, чтобы прекратить эпидемию, когда настанет пора. Кроме того, вакцина нужна для того, чтобы обезопасить наши войска, окружившие Берлин. Солдаты могут заразиться при контакте с инфицированными фашистами или беженцами из городских районов, охваченных эпидемией.

— Сколько нужно времени для производства вакцины? — уточнил Сталин.

— Этот вопрос лучше задать Дмитрию Сергеевичу, — покачал головой Захаров. — Реверсант — это его детище. Когда мы работали над самыми первыми вариантами реверсанта, у Дмитрия Сергеевича имелось противоядие. Собственно, я тогда случайно подхватил один из вирусов, когда упаковывал его внутрь активной бактерии. Одной инъекции антидота хватило, чтобы организм справился с заражением без последствий.

Сталин вновь перевёл взгляд на Сеченова:

— Как быстро вы сможете сделать вакцину, товарищ Сеченов?

Сеченов беспомощно закрыл глаза и предпринял последнюю попытку:

— Вакцина была готова ещё год назад, я создал её до того, как начал экспериментировать с опасными составляющими реверсанта. Но это ничего не значит! Это лабораторный образец для работы в лабораторных же условиях! То есть в условиях, близких к идеальным! На деле же любой из вирусов, оказавшись на улице, может мутировать! Транспортная бактерия, в которую они упакованы, тоже может мутировать! Нет никаких гарантий, что вакцина сможет погасить эпидемию! Требуются месяцы серьёзных исследований и экспериментов, чтобы убедиться в этом! Харитон Радеонович, как серьёзный учёный, не может этого не понимать!

— В первую очередь, Дима, — спокойно парировал Захаров, — я понимаю, что у нас нет этого времени. Через месяц мир сгорит в атомном огне фашистов.

— Партия очень хорошо понимает… — голос и взгляд Сталина, направленные на Сеченова, были воплощением участия и сострадания. Это застало Сеченова врасплох. Кто бы мог подумать, что Сталин способен на такие чувства…

Тем временем Сталин продолжил:

— …Насколько тяжело советскому учёному принять мысль об уничтожении тысяч безвинных людей. Это тяжёлое бремя, огромным камнем ложащееся на душу любого советского человека. Но другого выхода спасти мир у нас с вами нет, товарищи.

Вождь народов клятвенным тоном закончил:

— Мы сделаем всё, чтобы жертвы среди ни в чём не повинного населения были минимальны. Советский Союз не стремится стать палачом народов! У нас есть способы направить этот неотвратимый удар точно в сердце нацизма!

Сталин сделал многозначительную паузу и вновь перевёл взгляд на Захарова:

— Сколько самолётов потребуется для перевозки этого оружия к Берлину?

— Самолётов? — непонимающе нахмурился тот. — Один самолёт, я полагаю… Для запуска эпидемии достаточно одной колбы с боевым реверсантом. Можно, например, выпачкать им дверную ручку в здании фашистского штаба… Или поступить ещё как-нибудь, аналогичным образом… Враги сами разнесут заразу дальше. Даже если они тщательно вымоют руки после контакта с веществом, это их не спасёт. Полимерная бактерия всасывается в кожные покровы мгновенно.

— В таком случае решение принято! — подвёл итог Сталин. — Через час для вашей работы будут созданы любые условия. Начинайте, товарищи учёные! — Вождь народов повернулся к Берии: — Товарищ Берия! Партия приказывает вам позаботиться о том, чтобы кроме присутствующих здесь товарищей никто и никогда не узнал ни единого слова, произнесённого на этом совещании. Никто и никогда не должен узнать о том, чем будут в ближайшие дни заниматься товарищи Сеченов и Захаров. Вам понятно задание партии?

— Так точно, товарищ Сталин! — Берия окинул всех маниакальным взглядом. — Мы пойдём на любые меры для того, чтобы сохранить в тайне наш ответ фашистам!

Усиленный патруль полевой жандармерии, возглавляемый немецким офицером, двигался по тротуару вдоль мощёной камнем дороги, окидывая внимательными взглядами попадающихся навстречу немногочисленных прохожих. С тех пор как войска Советов подошли к Берлину вплотную, людей в этой части пригорода стало вдвое меньше. Столица окружена коммунистами с трёх сторон, транспортное сообщение с остальной Германией сохранилось только на западе города, отсюда же до укреплений третьего оборонительного кольца, опоясывающего Берлин, осталось чуть больше километра. Не удивительно, что народа здесь поубавилось.

Возглавляющий патруль офицер поднял голову и всмотрелся в низко нависающие серые облака. Сегодня пасмурно, возможен дождь. Мокнуть под дождём не хотелось, а вот нелётная погода — это очень хорошо. Сегодня бомбёжек точно не будет. Впрочем, бомбардировщики союзников досюда не долетают, это зона ответственности Советов. А Советы спальные районы почти не бомбят, предпочитая бомбардировать укрепления оборонительных поясов. Вследствие этого сюда иногда прилетают снаряды их тяжёлой артиллерии, но в общем тут разрушенных домов совсем немного. Гораздо меньше, чем там, где появляется авиация англо-американцев. В тех районах Германии в руинах лежат целые города. Неделю назад он был в Дрездене, эвакуировали оттуда какую-то партийную шишку. Город превратился в нагромождение развалин, повсюду сотни трупов, центр охвачен пожарами, смерч из огня поднимается в воздух на полсотни метров.

Патруль перешёл на другую сторону дороги и продолжил путь вдоль жилых домов. На этой улице располагается небольшой ресторанчик, из-за недостатка посетителей давно уже работающий в режиме кафе. Это единственное ещё не закрывшееся подобное заведение на весь район, там иногда собираются посетители, и инструкции предписывали патрулям проводить среди них проверки документов. Начальник патруля никогда не забывал выполнять это указание, но не потому, что всерьёз ожидал найти там советских шпионов. Вряд ли шпионы коммунистов заинтересуются этим районом. Зачем он им? Пояс укреплений заканчивается до этих улочек, а городские опорные пункты, призванные оборонять столицу в ходе уличных боёв, начинаются после. Тут нет ничего, кроме по-немецки опрятных, но небогатых жилых домов.