— Да, сэр! — ответил Грант. — Что делать с моими людьми, которые в данный момент находятся на миссиях по поиску интересующих нас объектов? Они будут возвращаться сюда.

— Вряд ли они вернутся, — прямо ответил Даллес. — Если кому-то из них повезёт, пусть ждут в вашем отеле дальнейших указаний и не вступают ни в какие контакты. Это всё, полковник! Не опоздайте на аэродром! Самолёт будет ждать вас ровно десять минут. Никто не хочет, чтобы его попытались взять штурмом посторонние!

Даллес вышел из эфира, и связь прекратилась. Грант отдал радисту наушники и коротко объявил:

— Срочная эвакуация! Приступить немедленно!

Спустя полчаса все сборы были закончены. Недоумевающих учёных усадили в автомобиль полковника, вещи, оружие и снаряжение уложили в грузовик. Там же разместились солдаты Гранта. Особняк заперли, внутри оставили зашифрованную записку, запас продовольствия, ручной электрогенератор и рацию внутри медвежьего чучела. Если по дороге не возникнет эксцессов, через восемь часов команда Гранта должна быть в районе аэродрома. Теоретически, всё должно пройти по плану. Полковник влез в кабину грузовика, уселся на пассажирское сиденье и приказал начать движение. Грузовик тронулся с места, и легковушка пристроилась позади.

Колонна из двух машин поползла вниз по узкой альпийской дороге и вскоре покинула залитый весенним солнцем перевал. Спустившись к подножию гор, автомобили обогнули очередную высоту, и водитель произнёс, указывая вперёд:

— Полковник, сэр! Там что-то есть! На дороге, сэр! Похоже на легковую машину!

— Останавливайся! — приказал Грант.

Он вылез из кабины, достал бинокль и всмотрелся в указанную сторону. Впереди посреди дороги действительно стоял легковой автомобиль. Машина принадлежала его Секретному департаменту, полковник узнал марку и номерной знак. Именно на ней уехала команда капрала. Судя по тому, что сейчас автомобиль стоял мордой к полковнику, машина возвращалась в особняк, но по какой-то причине остановилась на дороге. Разглядеть, что происходит внутри автомобиля, не позволяло расстояние, но в бинокль не было видно ни признаков жизни, ни внешних повреждений.

— Снайпера сюда! — коротко приказал Грант.

— Сэр? — К полковнику подошёл сержант со снайперской винтовкой в руках.

— Осмотрите вон ту машину, сержант! — приказал Грант. — Аккуратно и безопасно!

Снайпер быстро взобрался на горный склон, и, пригнувшись, осторожно подкрался к неподвижной машине на три сотни ярдов. Заняв стрелковую позицию, он прицелился и несколько минут лежал неподвижно. Потом поднялся и поспешил обратно.

— Полковник, сэр! — Сержант не скрывал испуга. — Это машина капрала! Там вся его команда и неизвестный гражданский мужчина. Все четверо мертвы, сэр! Их лица покрыты ужасными коричневыми нарывами, я не сразу сумел их опознать! Похоже, они умерли сутки назад прямо в дороге, не успели доехать до нас десять миль, сэр!

— Господь хранит нас, — хмуро произнёс полковник. — Другого объяснения у меня нет. — Он обернулся к своим солдатам, собравшимся вокруг: — По машинам! Водителям объезжать автомобиль капрала по широкой дуге! Выедем на шоссе — всем смотреть в оба! Никого не подпускать! — Грант на секунду замолчал и тяжёлым тоном закончил: — Чувствую, джентльмены, нам предстоит очень непростая погрузка на самолёт.

— Дима, похоже, к нам опять незваные гости, — голос Захарова вывел Сеченова из тяжёлых раздумий.

Он оторвал взгляд от микроскопа, на лабораторном стекле которого очередной вариант антидота тщетно пытался поглотить вирусную связку боевого реверсанта, извлечённую из мозга пациента, умершего полчаса назад. Сеченов посмотрел на Захарова, и тот вновь указал ему на гермодверь, отсекавшую лабораторию от шлюза, устроенного на выходе ради повышения безопасности. По другую сторону гермодвери стоял офицер НКВД, возглавляющий охрану НИИ, и делал жесты в дверной иллюминатор. С тех пор как Сеченов с Захаровым приступили к работам по переконструированию полимерного реверсанта в боевое отравляющее вещество, охрана возле них находилась круглосуточно.

С первого же дня работ профильная деятельность НИИ мозга была прекращена, весь персонал распределили по военным госпиталям, а само здание института окружило оцепление из вооружённых до зубов сотрудников НКВД. К зданию никого не пускали под предлогом взрывных работ, и всех прохожих заставляли обходить НИИ по противоположной стороне улицы. Чтобы соблюсти максимальный режим секретности, Сеченову и Захарову пришлось проводить все работы вдвоём. Несколько офицеров НКВД были выделены им Берией в ассистенты, и это неожиданно оказалось полезнее, чем Сеченов думал изначально. Научного толка от них не имелось, зато в организационном плане работы проходили в условиях едва ли не фантастических: всё, что бы ни потребовалось двум учёным, доставлялось к дверям лаборатории не дольше, чем за час. Понятие «нет» у НКВД существовало исключительно в контексте «не существует в природе».

Однако на этом положительные новости заканчивались и начинались трагические. Народная мудрость гласит: «Ломать — не строить», и испортить уникальную микробиологическую конструкцию, которой являлся полимерный реверсант, особых трудов не составило. Входящим в состав реверсанта вирусам и транспортной бактерии вернули изначальные разрушительные функции, и лечебный реверсант превратился в беспощадного убийцу менее чем за четыре дня.

Тем не менее в морально-психологическом плане это далось Сеченову слишком тяжело, гораздо сложнее, чем он ожидал. Пусть сейчас полимерный реверсант не более чем зачаточная и слабо изученная конструкция, но Сеченов возлагал на неё большие надежды. Со временем она могла бы стать уникальным медицинским инструментом, возвращающим к жизни безнадёжных пациентов… Вместо этого он был вынужден собственными руками сделать её смертоносной химерой.

Ещё тяжелее было воспринимать известия о гибели миллионов ни в чём не повинных людей, сожранных творением твоего разума. Пожалуй, Харитон был прав, когда одобрительно высказался о плане Берии, возмутившим Сеченова. Именно Берии принадлежала идея представить всё не как сокрушительный бактериологический удар СССР, а как подлый предсмертный удар нацистов. Кремлёвская пропаганда во всеуслышание без устали объявляла о том, что фашисты, осознав неизбежность своего краха и грядущего за ним неотвратимого возмездия, решили уничтожить сами себя и весь мир. Ужасная эпидемия, спасения от которой нет, была выпущена из секретных нацистских лабораторий. Она убила своих создателей, сожрала Германию и стремительно распространяется по Европе, уничтожая всех без разбора.

Учёному казалось, что перекладывать вину малодушно. Однако, подумав, он понял, что это единственный способ спасти Советский Союз от вечного клейма палача миллионов людей. Всё пошло не по плану с самого начала. Вирусы боевого реверсанта в открытой среде стали мутировать прямо внутри транспортных бактерий. Лабораторная вакцина на них не действовала и даже способствовала мгновенной смерти инфицированных. Из-за этого возникло подозрение, что смертельная эпидемия — дело рук нацистов.

Но спасать войска, окружившие Берлин, оказалось нечем. Пленные, беженцы, дезертиры, падальщики, вороньё — разносчиками реверсанта оказались все. Первую неделю казалось, что войскам удалось избежать контактов с заражёнными. По неофициальным данным советское командование даже запретило брать пленных и отдало приказ пулемётными очередями отгонять беженцев обратно, туда, откуда пришли. Но на восьмые сутки на передовой вспыхнула смертность, с первых же секунд оказавшаяся лавинообразной.

С тех пор ситуация ухудшалась с каждым днём: связи с Германией не было, войска несли ужасающие потери и срочно отступали, оставляя за собой карантинные зоны с заражёнными подразделениями, армии союзников сообщали о критическом уровне смертности. Всевозможные беженцы стремились оказаться как можно дальше от жуткой угрозы и сами разносили её по Европе. Сеченов и Захаров не покидали здания НИИ вот уже месяц, ночевали в соседних с лабораторией помещениях и работали по двадцать часов в сутки, но несмотря на все усилия создать вакцину против мутировавшего реверсанта пока не удавалось.