Президент принял сторону своих советников и оказался прав. Спустя несколько суток вспышки смертности начались во всех зонах, а потом Советы прислали изобретённую ими методику выявления заражения. И инфекция обнаружилась у всех. С того момента несчастных не выпускали из Гудзонова залива, не позволяя им ни причалить к берегу, ни выйти в открытое море. Эту психологическую пытку выдерживали не все. Некоторые заражённые пытались прорваться с боем, и их приходилось уничтожать. Всё побережье залива было заполнено войсками, срочно мобилизованными отовсюду, выход в океан блокировали военным флотом, отозванным с японского театра военных действий. Чем Япония немедленно воспользовалась, совершив ряд стремительных завоеваний, и фактически вытеснила США из азиатского региона.

Но сейчас было не до войны с Японией. Два миллиона солдат умерло от эпидемии в Европе, и ещё один миллион оказался заживо погребён во чреве мобилизационного флота. Впрочем, сейчас Гудзонов залив превратился в морг. Живых там осталось не больше двух-трёх сотен тысяч, рассеянных по сотням кораблей. И если сейчас инфекцию нашли в крови у работающих с ними медиков, это совсем плохо.

— Получается, что имеющиеся у наших медиков скафандры не защищают от эпидемии? — уточнил Грант. — Если они заразились, значит, инфекция уже могла распространиться на территорию США?

— Слава богу, пока нет, — ответил Даллес. — Все медики, которые пытаются спасти наших парней, не покидают карантинной зоны. Для них на берегу освободили отдельный посёлок. Все припасы подвозятся на его окраину, выгружаются и оставляются там. Потом машины уезжают, и лишь после этого медики выходят туда и забирают груз. Никто не приближается к ним ближе чем на милю. Но до сих пор в посёлке заражения не было. Медики, работающие на заражённых кораблях, перед возвращением в посёлок делают себе анализ крови. Именно так и обнаружились инфицированные врачи. Они не успели покинуть корабли. И теперь уже не покинут.

— Всё это очень прискорбно, — оценил Грант. — Если я правильно понимаю, то все эти люди, те, что находятся сейчас в Гудзоновом заливе, обречены?

— К сожалению, это так, полковник! — подтвердил Даллес. — Даже те, кто выжил после вспышки смертности, продолжают оставаться разносчиками инфекции. Уже зафиксированы случаи, когда такие люди заболевали вторично. Некоторые из них умирали. Так что выпустить их из карантинной зоны мы не можем, даже если им придётся провести там всю жизнь. Чего не случится. Если верить учёным Советов, то все эти люди рано или поздно неизбежно умрут. Их организм сильнее, чем у других, и потому сопротивляется заразе дольше, но не более того.

Даллес сумрачно вздохнул и закончил:

— Пока это является тайной, но президент уже дал своим советникам задание разработать стратегию увековечивания беспримерного подвига, совершённого нашими доблестными солдатами. Они умерли в заливе, но не пустили эпидемию в США!

— Считаю это правильным решением, сэр! — заявил Грант. — Гудзонов залив должен стать памятником американского патриотизма! Нельзя оставлять всё так, как сейчас, когда там каждый день идут морские бои и флот топит суда с беднягами, пытающимися выжить любой ценой. Людям свойственно стремиться выжить, в этой ситуации каждый доверяется своим инстинктам, а инстинкт выживания далёк от самопожертвования. Затрудняюсь утверждать, что точно знаю, как бы я поступил на их месте. Но мы не можем оставлять в нашей истории настолько чёрное пятно!

— Президент посчитал так же, — кивнул Даллес. — И все с ним согласны. Однако некоторые горячие головы в Сенате требуют от нас ответа: почему разведка США ничего не знала о том, что у нацистов есть такое оружие?

— Никто не знал, сэр, — покачал головой Грант. — Не были проинформированы даже сами нацисты. Пленные, которые покидали секретные заводы, до самого конца были уверены, что создают атомную бомбу. По их показаниям, заражение пришло из-под земли. Это прозвучало на допросах как минимум трижды.

— Полковник, мне нужны протоколы этих допросов, — оживился Даллес. — Я представлю их президенту и сенатскому комитету, который ищет виновных на потребу избирателям, возмущённым кровавой бойней на Гудзоне.

— Протоколов нет, сэр, — Грант беспомощно развёл руками. — Все свидетели погибли, даже не успев покинуть территорию Германии. Эпидемия продвигалась стремительно. Когда вы прислали за мной самолёт в Швейцарию, сэр, я думал, что на аэродроме буду пробиваться к нему с боем, потому что вокруг скопится слишком много желающих улететь. Но когда мы прибыли к аэродрому, там были одни лишь мертвецы. Мне стоило больших трудов объехать аэродром так, чтобы не приблизиться к трупам ближе сотни ярдов. Мы обогнули лётное поле, взломали заграждения и въехали прямо на взлётно-посадочную полосу. Там и дождались самолёта, сэр! Протоколов не существует, потому что никто не выжил!

— Но как-то же вы получили эти сведения, полковник! — Даллес нахмурился.

— Доклады приходили по радиосвязи, сэр! — объяснил Грант. — Мои люди сообщили мне всё это, пока ещё были живы. Потеряв первую команду, я поддерживал радиосвязь с остальными до тех пор, пока все они не перестали отвечать на вызовы. Могу предоставить вам стенограммы этих сеансов связи и радистов, которые при этом присутствовали. Они могут засвидетельствовать правоту моих слов и подлинность стенограмм, сэр!

— Соберите всё, что только можно, и всех, кто может быть полезен, — кивнул Даллес. — Нам это понадобится, когда сенатская комиссия вызовет нас на допрос.

— Надеюсь, всё это будет происходить в режиме секретности? — Грант скривился.

— Несомненно, полковник! Никто не заинтересован в ещё больших проблемах с электоратом. Все материалы по этому расследованию уже признаны Сенатом государственной тайной. Допуск к ним будет у строго ограниченного числа людей. И все они подпишут документ об ответственности за разглашение.

— Это правильно, сэр! — оценил Грант. — Сказать по правде: нам очень повезло с этой эпидемией. Нацисты уничтожили сами себя, Советы, скорее всего, не успеют вымереть до того, как их беженцы разнесут заразу по Азии, и проблема с азиатами вскоре решится сама собой. Соединённые Штаты станут полноправным хозяином мира, как и должно быть. Поэтому сейчас не до миндальничания с родственниками заражённых. Эпидемия должна умереть в Гудзоновом заливе вместе с теми, кто её сюда привёз. Это единственный способ спасти Америку. Мы не можем рисковать жизнями сотен миллионов ради жизней сотен тысяч.

— Совершенно с вами согласен, полковник! К счастью, в Сенате это понимают, так что данная позиция является общей. Но собрать доказательства в свою защиту не помешает. — Даллес поднялся, давая понять, что разговор окончен: — Уверен, ни вы, ни я не желаем оказаться крайними в этой трагической истории.

— Я лично подготовлю всё что есть! — заявил полковник. — Завтра все документы будут лежать у вас на столе! Можете на меня положиться, сэр!

Они коротко попрощались, и Грант покинул кабинет Даллеса.

17 июня 1941 г. Москва, НИИ мозга, два часа пополудни

Громко дребезжащая центрифуга прекратила раскручиваться, и её вращение начало замедляться. Стоящий возле входа в лабораторное помещение офицер НКВД в противогазе, поверх формы облачённый в защитный балахон, облегчённо выдохнул. У этой адской машины, в которой учёные смешивали свои препараты, пару дней назад полетел подшипник. К счастью, крутить она от этого не перестала, но стала дребезжать на весь этаж так, что у него голова раскалывается.

В другое время подшипник давно уже заменили бы, но сейчас найти новый не так-то просто: часть Москвы от Садового кольца и дальше заражена, оцеплена войсками и полностью изолирована. Садовое сейчас заполнено солдатами в противогазах и представляет собой одну большую пулемётную точку. В другой части Москвы, которая осталась внутри Садового кольца, введён строжайший карантин, выходить на улицу запрещено. И завод, и склад, где есть эти подшипники, остались за Садовым кольцом. Так что соваться туда без крайней необходимости никто не хочет, а учёные сказали, что пока машинка крутит свою ёмкость, менять её не нужно. Тем более ценою чьих-то жизней.