По этой же причине пришлось отказаться от мысли отыскать во дворах какую-нибудь тачку или тележку, чтобы погрузить на неё всё, что осталось на складе. Запряжённым в тачку далеко не уйдёшь, катить её придётся по тротуару, садами и огородами через дыры в заборах не полазаешь. И руки будут заняты, оружием не воспользуешься. В случае внезапного нападения шансов выжить нет, застрелят из-за угла или из окна, даже понять не успеешь. Лично он бы на их месте поступил именно так.

Тихий нарастающий гул, донёсшийся с улицы, Йозеф услышал не сразу. На пару секунд он замер, прислушиваясь. А не показалось ли?! Но звук летящего самолёта приближался, и он бросился к выходу, роняя полупустую сумку. Выскочив на улицу, Гольденцвайг задрал голову и лихорадочно заозирался. Как назло, погода стояла безоблачная, солнце приближалось к зениту и слепило глаза, а самолёт шёл как раз с востока. Пришлось закрываться от солнца руками и вглядываться в небо. Самолёт оказался советским бомбардировщиком. Он прошёл прямо над Йозефом на небольшой высоте, и нарисованные на плоскостях красные звезды было отчётливо видно. В следующий момент бомболюки советского самолёта распахнулись, и из них посыпались бомбы.

В ужасе Гольденцвайг рванулся обратно, стремясь как можно скорее забиться в дальний угол между двумя несущими стенами, как вдруг понял, что советские бомбы рассыпались в пыль, едва покинув бомболюк. Остановившись, он вновь задрал голову. То, что Йозеф принял за бомбы, оказалось штабелями листовок. Советский бомбардировщик сбросил на город тысячи небольших бумажек, и в данный миг небо было заполнено кувыркающимися листовками, падающими наземь. Вдали, над самым горизонтом, Гольденцвайг разглядел ещё один самолёт. Похоже, Советы вознамерились засыпать листовками весь Берлин, или, точнее, то, что от него осталось.

То есть Советы выжили! Значит, способ спастись есть! Гольденцвайг ринулся по улице вперёд, стремясь добраться до осыпающихся на мостовую листовок. Схватив одну прямо в воздухе, он вчитался в напечатанный на ней текст. Текст был написан на немецком языке крупными буквами и не содержал ошибок:

«Граждане Германии! Не найдя в себе силы признать поражение, сдаться и понести заслуженное наказание, нацистские убийцы выпустили на свободу чудовищную эпидемию, не пощадив собственный народ! Смертельная зараза распространилась по Европе, слепо убивая всех без разбора. Но советские учёные сумели создать вакцину, полностью уничтожающую заражение! Инфекция будет побеждена, как были побеждены её создатели! В настоящий момент Советская армия проводит вакцинацию всех выживших граждан Германии! Если вы нашли эту листовку, ступайте на ближайший аэродром вашего города или выйдите на окраину вашей деревни! Передвижные медицинские пункты по борьбе с инфекцией будут развёрнуты там! Вы можете обратиться за помощью к любому советскому солдату!»

Гольденцвайг сунул листовку в карман и побежал к дому, являвшемуся его убежищем. Чтобы оградить себя от любых потенциальных проблем, он торопливо разжёг камин и бросил в огонь свою эсэсовскую форму. Пока обмундирование превращалось в пепел, он облачился в медицинскую униформу, прихваченную из центрального госпиталя, и убедился, что его фотография надёжно вклеена в документы покойного Михаэля фон Штокхаузена. Само фото Йозеф переклеил ещё три месяца назад, на всякий случай, когда ожидал, что со дня на день Советы или их союзники войдут в опустевший Берлин. Со сроками вышло иначе, но в целом он не ошибся. Гольденцвайг скупо поздравил себя с очередной победой собственных аналитических способностей, натянул поверх медицинской униформы медицинский халат и выбежал на улицу.

К аэродрому он вышел спустя полчаса. Там было уже довольно людно: на видном месте стоял целый палаточный городок и палаток с красными крестами на бортах, поодаль расположились армейские грузовики Советов, на взлётной полосе заходил на посадку краснозвёздный транспортный самолёт. Со всех сторон к аэродрому, по одному-два человека, с опаской шли уцелевшие берлинцы, испуганно косясь то на советских солдат, стоящих в оцеплении вокруг палаточного городка, то на своих сограждан, оказавшихся к ним слишком близко. Советские солдаты махали им руками, ободряюще улыбаясь, и призывали не бояться. Но русского никто не знал, а голоса переводчиков, вещавших в рупоры, доносились не везде. Йозеф оценил обстановку мгновенно. Врачей мало, инфицированных много, переводчиков не хватает. И самое главное: хочешь быть успешным в этой жизни — держись ближе к тем, у кого сила!

— Товарищ солдат! — Гольденцвайг поспешил к ближайшему советскому сержанту, обращаясь к нему на русском. — Я врач! Если я могу оказаться полезным, буду рад помочь!

— Товарищ капитан! — сержант торопливо обернулся к стоящему возле медицинской палатки офицеру: — Товарищ капитан! Тут немецкий доктор! По-русски говорить умеет!

Капитан немедленно поспешил к ним:

— Это вы врач? Вы немец, из Берлина?

— Да, товарищ офицер! — Гольденцвайг достал свои новые документы и протянул их офицеру. — Доктор Михаэль фон Штокхаузен, практикую в центральном берлинском госпитале… — Он с болезненной усталостью потёр глаза и трагически уточнил: — Практиковал.

— Отлично! — Капитан что-то там прочёл по слогам, сунул ему документы обратно и обернулся к своему сержанту: — Сержант! Бегом его на вакцинацию и сразу в штаб полевого госпиталя! Сдашь его с рук на руки военврачам! Он доктор, немец, знает Берлин и по-русски говорит! Нам такие сейчас позарез нужны!

Внеочередной съезд партии, посвящённый окончательной победе над фашизмом и коричневой чумой, закончился вчерашним вечером, и убранная праздничными флагами Москва была заполнена счастливыми горожанами и гостями столицы. Люди съехались в Москву со всей страны, всюду были видны счастливые лица, вечером небо над столицей расцвело залпами праздничного салюта. Сам внеочередной съезд был проведён с максимальным размахом. Для этого в обезлюдевшую Москву, потерявшую 70 процентов населения, в срочном порядке были доставлены из-за Урала бригады рабочих, ансамбли артистов и более тридцати тысяч коммунистов, которых за героизм на фронте и самоотверженный труд в тылу партия наградила этой поездкой на всесоюзный праздник.

Несколько дней с трибун звучали пламенные речи, первые лица государства вспоминали павших, чествовали героев и вдохновляли катастрофически поредевший советский народ на восстановление мирной жизни и экономики. Имена Сеченова и Захарова, спасших мир от гибели, были на слуху у каждого. Благодарные люди, не переставая, несли в НИИ мозга охапки цветов.

Учёным присвоили звания Героев Социалистического Труда и наградили их Сталинскими премиями. Золотые Звёзды Героев и Ордена Ленина вручил им сам товарищ Сталин.

Праздник ещё продолжался, когда за Сеченовым и Захаровым прибыл правительственный кортеж. Учёных привезли в знакомый кабинет, где собрались члены правительства СССР и высшее партийное руководство. Здесь, без кинокамер и журналистов, высшие должностные лица государства доложили о чудовищных потерях, понесённых Советским Союзом во время эпидемии. Затем слово взял Сталин. Сталин перевёл взгляд на Берию:

— Партия считает особенно необходимым, несмотря на ужасающие потери, найти и покарать тех граждан, что вопреки мольбам Родины сбегали из своих карантинных зон и принесли эпидемию в безопасные регионы! Найти и покарать, невзирая на заслуги!

— Так точно, товарищ Сталин! — ответил Берия. — Уже работаем над этим!

— Только без излишних перегибов, — уточнил Сталин. — Пусть наши товарищи из органов учитывают, что Советский Союз лишился более чем двух третей населения.

— Не волнуйтесь, товарищ Сталин! — преданно заверил его Берия. — Ни один волос не упадёт с головы невиновных! Только предатели и подлецы, проявившие себя врагами народа, понесут суровое и заслуженное наказание!

При этих словах Сеченов не смог удержаться и печально вздохнул. Только что закончилась кровавая война и жуткая эпидемия, а советский народ снова ждут репрессии. Он искренне надеялся, что на этот раз Сталин не станет устраивать лавину арестов и расстрелов, ведь СССР и без этого обезлюдел…