— Разве уже были проведены успешные испытания атомного заряда? — недоверчиво нахмурился Циммерман.

— Испытаний не будет, — покачал головой Шульц. — На это у нас нет времени. Через месяц Советы будут хозяйничать в Берлине, а союзники захватят большую часть Германии. Некоторые подземные заводы окажутся внутри оккупированной зоны, это предельно опасно и может повлечь за собой катастрофические последствия. Испытания заряда выдадут место взрыва, скрывать существование подземной инфраструктуры станет многократно сложней и так далее. Мы можем не успеть.

Он воодушевлённо вскинул руку, подражая рейхсфюреру:

— Поэтому Германия пойдёт на риск во имя победы! Сто атомных зарядов изготавливаются одновременно. Они будут установлены на «Фау-2» без испытаний. Удар по врагам и будет этим испытанием. Если не сработает ни один из зарядов, хуже уже не будет. Если заряды сработают, с вражескими армиями и столицами будет покончено. Произойдёт коренной перелом в войне, ознаменующий начало новой эры — эры торжества рейха!

— Вермахт ударит атомной ракетой по Берлину? — уточнил Циммерман. — Нам следует подготовиться лучше? Укрепить стены подземного хода? Усилить воздухозаборные шахты вентиляционной системы?

— В этом нет необходимости, — успокоил его Шульц. — Атомные ракеты поразят крупные скопления вражеских войск, а также наиболее важные города и столицы наших врагов. Азиатские полчища, которые к тому моменту заполонят Берлин, будут похоронены здесь при помощи «Фау-5». Этих ракет было выпущено столь много, что на секретных складах образовался их переизбыток. Поэтому через две недели, как только враги завершат окружение Берлина, начинается подземная эвакуация. За десять дней из столицы будут вывезены все, кому положено, после чего тоннели подземной железной дороги будут взорваны. Это страховка на тот случай, если вошедшие в столицу враги каким-то образом обнаружат её местонахождение. Так что, даже если подобное произойдёт, это ничего врагу не даст. Если потребуется, мы взорвём подземные тоннели по всей их протяжённости, но враги рейха никогда не найдут наши подземные заводы!

— То есть через четыре недели всё будет готово к возмездию? — с благоговением выдохнул Циммерман.

— Это есть военная тайна максимального уровня секретности, мой дорогой профессор, — голос Шульца принял суровые интонации. — Раскрыть её я не могу. Если честно, то точные сроки мне неизвестны, этот вопрос находится в ведении профильных специалистов. Насколько я представляю себе общую ситуацию, атомные удары станут возможны через 5–6 недель. Скорее всего, к этому моменту Берлин уже будет оккупирован Советами. Поэтому для вас, тех, кто останется работать здесь, под землёй, сами удары пройдут незамеченными. Но о крахе или победе рейха вы узнаете быстро. Такие известия не заставляют себя долго ждать!

— Это были невероятно счастливые новости! — подытожил Циммерман. — Я давно уже немолод, но мой боевой дух после нашего разговора взлетел на недосягаемую высоту! Уверен, атомные заряды сработают!

— Само собой разумеется, дорогой профессор! — Шульц позволил себе снисходительную улыбку. — Да, полевых испытаний не было, это так. Но теоретические расчёты проводились многократно, и их безукоризненность была подтверждена лучшими умами рейха более сотни раз. Лично у меня, и не только у меня, нет никаких сомнений в том, что наши враги сгорят в атомном огне. — Начальник НИИ выбросил руку в нацистском жесте: — Зиг хайль!

— Хайль! — немедленно откликнулись все остальные.

Шульц извлёк из кармана золотую цепочку, удерживающую часы с гравировкой нацистского орла, и сверился со временем.

— Я вынужден вернуться к работе, — заявил он и поднялся. Все вскочили вместе с ним, и начальник НИИ отмахнулся: — Отдыхайте, коллеги! Вам предстоит многое сделать для становления нового мирового порядка! Мы же не будем взрывать атомные ракеты на плодородных землях и прочих выгодных территориях. Для их очистки от унтерменшей потребуются гораздо более тонкие инструменты!

Шульц вышел из комнаты отдыха, и все немедленно заговорили, обсуждая услышанное. Циммерман, явно находящийся под большим впечатлением, тоже сослался на занятость и направился к выходу. Проходя мимо Гольденцвайга, он увидел направленный на себя взгляд и негромко воскликнул:

— Это потрясающие новости, дорогой Йозеф! Сейчас, когда самолёты Советов бомбят Берлин и ничто не предвещает нашей победы, это было сродни откровению свыше! Рано опускать руки, ещё ничего не кончено, всё только начинается!

С этими словами возбуждённый Циммерман покинул помещение.

Пара потрёпанных бронетранспортёров вермахта, заполненных одетыми в форму парашютистов СС автоматчиками, ползла через бесконечный густой лес, и стоящий в кузове головного БТР рядом с пулемётом офицер-эсэсовец разглядывал в бинокль массивный разрушенный замок, возвышавшийся вдали за верхушками деревьев.

— Мы в заданном районе, — негромко произнёс офицер, опуская бинокль. — Где именно начинается тайная дорога, герр Миллер?

— Я не знаю точно, я же объяснял, — тихо ответил стоящий позади него немолодой чернявый мужчина в поношенном фермерском комбинезоне. — Нас везли туда с завязанными глазами. Я пытался подсматривать, когда делал вид, что сплю, сидя на лавке. Для этого мне удалось прокусить в надетом на голову мешке небольшое отверстие. Но видно через него было очень плохо.

— Но вы достаточно точно указали это место на карте, — нахмурился офицер.

— Да, конечно, это же замок Вевельсбург, тут сложно ошибиться! — всё также тихо воскликнул мужчина, невольно ёжась от страха. — Воистину жуткое место!

— Не такое уж и жуткое, — в голосе офицера мелькнула ирония. Он протянул мужчине бинокль: — Авиация союзников превратила его в руины. Взгляните, герр Миллер, возможно, вы увидите среди окрестностей что-нибудь знакомое.

— Спасибо, — мужчина поднёс бинокль к глазам. — Разбомбили его действительно сильно. Пожалуй, сейчас я впервые рад увидеть последствия бомбардировки. — Он бросил на офицера косой взгляд: — Неужели так необходимо было разрушать Падерборн до основания? Погибли тысячи ни в чём не повинных людей!

— Не знаю, герр Миллер. — Офицер неопределённо пожал плечами. — Мирные города бомбит авиация США, разместившаяся на английских и французских аэродромах. Этот вопрос нужно адресовать им. Вы узнаёте хоть что-нибудь?

— Нет, герр гауптштурмфюрер, — Миллер напряжённо всматривался в лес. — Но везли нас явно по этой дороге. Через прокушенную дыру я видел Вевельсбург именно с этой стороны. Секретный поворот к подземному лифту должен быть где-то дальше, вон за теми деревьями, что на пригорке вдали.

Бронетранспортёры проползли по лесной дороге пару километров, и всё это время находившиеся в них солдаты стояли спиной к спине, лицами к лесным обочинам, ощетинившись автоматными стволами. Никто не проронил ни звука, все сообщения передавались друг другу короткими заранее проработанными жестами.

— Это точно где-то здесь, герр гауптштурмфюрер, — шёпотом произнёс Миллер, в который раз прильнув к биноклю. — Я помню этот пригорок! Вот обломок сосны, в неё попала авиабомба! Грузовики остановились тут! Дальше я ничего не видел, нам надели на головы поверх мешков ещё что-то. Пропала не только видимость, но и слышимость. Мы были привязаны к общей верёвке и шли наугад. Люди часто падали. Я тоже споткнулся, за это меня ударили автоматным стволом в почку…

Миллер болезненно скривился. Офицер снял с плеча автомат и трижды коротко ударил рукоятью по кабине бронетранспортёра. Получив условный сигнал, водитель остановился, следом за ним замерла вторая машина, и офицер сделал жест своим солдатам. Автоматчики покинули бронетранспортёры, и оставшиеся в кузовах пулемётчики развернули пулемётные стволы в направлении леса, беря на прицел противоположные стороны лесной чащи.

— Странно, но здесь нет ни перекрёстка, ни даже тропинки, — Миллер сконфуженно разглядывал обочину дороги. — Я хорошо запомнил этот пригорок и обломок дерева, но я уверен, что нас не вели напролом через кусты… Как же это так…