Никаких объяснений сотрудники НКВД никому не дали, поэтому никто ничего не знал, и в первые минуты каждый подумал, что арестован и сейчас будет подвергнут репрессиям. Оказавшись в кремлёвском кабинете, когорта немедленно принялась обсуждать общие исследования, и создавшаяся картина выглядела удручающе: нужды военного производства отнимали все силы, учёные работали по восемнадцать — двадцать часов в сутки, на собственные исследования время удавалось находить крайне редко, а чаще не удавалось вообще. Фактически общее дело почти не продвинулось за эти годы, лишь частные эксперименты Сеченова и Захарова, напрямую связанные с военной медициной, могли продемонстрировать хоть что-то новое. Да и на них времени оставалось в обрез, и потому результаты оставляли желать много более лучшего.
Спустя полчаса в кабинет начали заходить первые лица партии и правительства, и научная беседа стихла сама собой. Потом появились представители высшего военного командования, последним в помещение вошёл Сталин. Последний раз Сеченов видел Сталина месяц назад, в феврале, во время внепланового медосмотра. Вождь народов пожаловался на сильное мозговое напряжение, и Сеченов провёл ему трёхчасовой сеанс полимерных процедур собственного изобретения. Результатом Сталин остался доволен. После процедур Сеченова отвели к Молотову и наркому Ванникову, где ему задали несколько вопросов на тему легированных сталей. Он переадресовал их Челомею и Королёву, надеясь, что это хоть как-то повлияет на судьбу последнего.
Как только что выяснилось из рассказа Челомея, ни Королёва, ни Вавилова на свободу так и не выпустили. Но вроде бы перевели в какую-то спецтюрьму, где режим много мягче, и велели разбираться в устройстве новых боевых ракет вермахта. Иной информации об их судьбе не имелось, и слабая надежда Сеченова на то, что обоих тоже доставят сюда, вскоре сошла на нет.
Войдя в кабинет, Сталин коротко поздоровался со всеми и негромко заявил:
— Товарищи! Партия собрала вас здесь, потому что над Советским Союзом и всем миром нависла чрезвычайная угроза! Мир на грани гибели, и это не преувеличение. Наши разведчики, пробравшиеся в самое сердце гитлеровского логова, двое суток назад раскрыли чудовищную тайну нацистов: гитлеровские учёные создали атомную бомбу! Точных данных добыть не удалось, но однозначно известно, что фашисты уже приготовили к пуску сто ракет «Фау-2», и в настоящее время завершается изготовление ста атомных зарядов.
Вождь народов обвёл учёных суровым взглядом:
— Атомные заряды будут установлены на ракеты и выпущены по Советской Армии и по крупным городам СССР и его союзников. Запуск ракет состоится самое позднее через пять недель, а возможно, и раньше. После этого нацисты произведут ещё больше атомных ракет. Гитлер объявил своим приспешникам, что атомная война будет вестись до полного уничтожения врагов фашизма.
Сталин сделал паузу и с нажимом произнёс:
— В эти тяжёлые дни Советский Союз как никогда раньше нуждается в вас, товарищи учёные! В вашем научном гении, производственной смекалке и коммунистической сознательности! Нам нечего противопоставить атомным ракетам нацистов. Мир на пороге гибели. Вы должны спасти его. Спасти всех, не только советских граждан, все народы планеты!
Вождь народов кивнул, и несколько генералов разложили перед учёными гербовые папки с секретными документами.
— Ознакомьтесь, — велел Сталин. — Это подробная информация, добытая нашей резидентурой. Наши друзья-подпольщики из германской компартии и разведка союзников подтверждают эти данные.
Сеченов открыл папку и углубился в чтении совсем небольшого количества машинописных листов. Перед глазами учёного быстро возникала ужасающая картина происходящих событий. Решение о вступлении в войну с Германией было принято спонтанно, далеко не в лучший для СССР период. В количественном плане армия СССР значительно превосходила фашистов в численности как живой силы, так и боевой техники различных видов. Но имеющееся у СССР вооружение в основной своей массе являлось давно устаревшим и неэффективным, безнадёжно отставая от современных стандартов военного дела. Громкие победы, спасение Европы от фашистской угрозы, освобождение Польши, Румынии, Болгарии и других стран — всё это было достигнуто ценой огромных людских потерь.
На мгновение Сеченов закрыл глаза. Это действительно так. С первых месяцев войны он, будучи врачом и нейрохирургом, всю свою деятельность посвятил военной медицине. На его глазах сначала прифронтовые, а после и тыловые госпиталя заполнились сотнями тысяч раненых советских солдат. Ежесуточно во всех госпиталях СССР находилось от пятисот до шестисот тысяч раненых, и далеко не каждого из них удавалось спасти. Понять точное количество погибших было невозможно, официальные сводки занижались в несколько раз, и цифры потерь, выдаваемые правительством и официальными инстанциями, разительно отличались от рассказов искалеченных фронтовиков, умиравших в переполненных госпитальных палатах на его глазах.
Не единожды раненные офицеры, попавшие к нему на операционный стол, прямо говорили, что официальные сводки потерь нужно умножать на десять, и это будет минимально реалистичная картина, ибо в действительности убитых ещё больше. Но, вставая на ноги, вчерашние пациенты становились хмурыми и молчаливыми. На вопросы о потерях они больше не отвечали, ибо за теми, кто продолжал говорить на эту тему, очень быстро приезжал точно такой же чёрный воронок, что доставил Сеченова сюда. Как врач, лично оперирующий в разных прифронтовых госпиталях, Сеченов видел, что, в отличие от официальных документов, не всегда досконально согласованных меж собой, очевидцы кровопролитных боёв не лгут. Любое наступление сопровождается лавинообразным притоком раненых, и он мчался туда, где его помощь была нужнее всего. Разницу между официальными цифрами и реальностью он видел собственными глазами.
Всё это было ужасно, но неизбежно. Изо всех сил стараясь облегчить страдания раненых и спасти как можно большее количество таковых, Сеченов искренне надеялся, что это неизбежное зло поможет уничтожить зло ещё большее. Пусть ценой высоких потерь, пусть огромной кровью, но Советская Армия всё-таки переломила ход войны и вышвырнула фашистов обратно в Германию. Оставалось разбить врага в его собственном логове, и чудовищно кровавое время закончится. Ради этого стоило терпеть страдания, и он терпел вместе со всеми.
Наверное, кому-то может показаться, что судьбу врача, оперирующего в тылу, тяжёлой не назовёшь. Да, это не то, что ползти под гусеницы фашистских танков со связкой устаревших гранат, взрыв которых оставляет для бросающего совсем крохотные шансы выжить. Но только практикующий врач может понять, что чувствует хирург, пациент которого умирает на операционном столе, истерзанный жуткими ранами, и всё твоё умение оказывается бессильно его спасти. Сколько за прошедший год было таких случаев? Тридцать? Пятьдесят? Семьдесят? Он старался считать только удачные операции, таких были тысячи, но память упрямо считала не эти тысячи, а те десятки…
Однако несколько месяцев назад всё в одночасье стало гораздо более жутким. Советская Армия под предлогом реформы сделала передышку в непрерывных наступательных действиях. К этому времени промышленность СССР начала выходить на серьёзные обороты, всё производство было подчинено ведению войны, и армия получила свежие полки и новую боевую технику. Форсирование Одера и последующее взятие Берлина виделись всем делом пары месяцев, и оптимизм советского народа сильно возрос. В решающий день Советская Армия начала масштабное наступление на едином фронте от Балтики до Померании, сосредоточив для этого на указанных рубежах до трёх миллионов солдат, десятки тысяч орудий, танков и самолётов. Противостоящая им группировка вермахта имела численность, едва превышавшую полмиллиона, при этом количество танков и самолётов противника было мизерным.
Но вместо разгрома последних сил нацистов Советская Армия столкнулась с секретным детищем германских учёных, ракетами «Фау-5». Пока весь мир считал, что, оставшись без нефти, а следовательно, без авиации и бронетанковых клиньев, немецкая военная машина обречена, гитлеровцы верно оценили сложившиеся перспективы и сделали ставку на ракетное оружие. Этого не ожидал никто. Потери мгновенно возросли в воистину ураганных пропорциях. За последние несколько месяцев личный состав войск, гибнущих под ударами «Фау-5», сменился полностью. О потерях убитыми можно было лишь догадываться, все данные были мгновенно засекречены, генералы, наркомы и прочие официальные лица все как один называли настолько заниженные цифры, что поверить в них Сеченову не удавалось при всём желании.
