Я опускаю голову. На душе становится так гадко. Меня словно холодной водой окатили, а следом плюнули в лицо.

Аня лила мне в уши, какая мы классная пара, а сама пыталась соблазнить моего парня? Что за ерунда?

Да, на тот момент мы даже не встречались, но ведь Аня пыталась меня убедить, что Тим ко мне неравнодушен.

Какое лицемерие.

Теперь понимаю, почему Костя так за меня переживает — я же ходячее недоразумение, наивная, как кот Леопольд.

— Да уж… — у меня нет слов. Однако я хочу удостовериться, что все поняла верно. — Она правда к тебе пришла? Сама?

— Мне есть смысл врать? — ощетинивается Тим. — Хочешь, сама спроси ее. Даже интересно, что она тебе на все это скажет.

Я верю ему.

Хотя немного удивлена, как легко он признался в том, что Аня с ним флиртовала.

— Не буду, — тихо бурчу я.

— Я и сам не хотел говорить, — смягчается парень. — Да я даже и не придал значения тому случаю.

— Ну еще бы! Девушки же и так на тебя вечно вешаются! — возражаю я.

— Ага, — губы Тима дергаются в усмешке. — Кроме одной. — Я делаю судорожный вздох и закатываю глаза, давая понять Чемезову, что сейчас его улыбочки не проканают. — Мне кажется, она тебя использует, — его тон снова становится серьезным, — манипулирует своей ситуацией, потому что знает, что ты безотказная.

— Я не безотказная, — бросаю на парня сердитый взгляд.

— Ладно. Ты слишком отзывчивая, — исправляется Тим. — Кошаков вон бездомных подбираешь. Петрова прекрасно знает об этом и играет на твоей доброте. Ну, то есть, само собой, ей сейчас хреново, только ты не обязана об этом слушать целыми днями. Вот это я называю здоровым эгоизмом. Но решать тебе.

— Походу, я вообще не разбираюсь в людях, — вынуждена признать я.

— Ничего страшного, я такой же. Будем держаться вместе, — успокаивает меня Тим. — Так что? Поедешь к ней с группой поддержки?

— Нет.

— Точно? — скептически спрашивает парень. — Ты пойми, я не против Ани, я за тебя.

Тим снова берет меня за руку и пожимает пальцы, давая понять, что он на моей стороне.

Я отвожу взгляд. Пытаюсь прислушаться к тому, что чувствую. А ведь я тоже не против Ани. Даже как-то глупо злиться на Петрову, учитывая все, через что она прошла, но осадок остался. Хотя вместе с разочарованием я испытываю и небольшое облегчение.

— Точно, — отвечаю с твердой уверенностью. — Но это не из-за тебя и не из-за того, что она меня обманула, — зачем-то пытаюсь перед ним оправдаться. — Просто я, на самом деле, не знаю, как ей помочь. И я не обязана.

— Умница, — Тим тянется ко мне, обхватывает мою голову и целует в висок, после бережно прикасается к лицу. — Я говорил, как мне с тобой повезло?

То, как Тим смотрит на меня — выразительно и ласково, звук его хрипловатого голоса заставляют мой пульс ускориться. По щекам разливается румянец, и я ощущаю себя самой счастливой девушкой на свете.

И, хотя Чемезов точь-в-точь повторяет слова, сказанные сегодня Аней о парнях, мои губы расползаются в улыбке. Неважно, что говорят другие, главное то, что я вижу и чувствую.

А потом я совсем некстати вспоминаю нашу переписку с Фрицем.

— Тим… — вылетает у меня.

— Да?

Не говори ему, не говори ему.

Я медленно выдыхаю. Прямо сейчас я не хочу думать о проблемах Ани и просьбе Фрица.

Я тоже за разумный эгоизм.

— Да нет, ничего, — и качаю головой.

— Поехали куда-нибудь, меня срочно надо покормить, — заявляет Тим. — Хочу мяса! Я знаю одно классное место, у них офигенные блюда на гриле. А в шесть мне Марка на тренировку надо отвезти.

Я нажимаю кнопку интеркома.

Что за фигня?

Обычно, я спокойно мог входить в дом моей матери и ее мужа. Кто-то из охранников всегда находился на посту перед мониторами и следил за камерами, которыми был утыкан периметр владений отчима. Меня знали в лицо и без всяких звонков и дополнительных санкций впускали на территорию. Однако сегодня я топчусь у ворот словно незваный гость.

— Добрый вечер. Чем могу вам помочь? — раздается мужской голос из динамика.

Я поднимаю лицо к камере.

— Это Тимофей. Ворота откройте. Мне брата нужно забрать.

— Владимир Петрович и Татьяна Сергеевна не давали никаких распоряжений на этот счет.

— В смысле? Ворота откройте! — рявкаю я.

— К сожалению, ничем не могу помочь.

— Моя мать дома? — интересуюсь у охранника, закипая от ярости.

— Нет. Татьяна Сергеевна ещё не вернулась.

— Просто замечательно… Твою мать.

Матерясь себе под нос, я возвращаюсь в машину и в бессильной злобе бью ладонями по рулю.

Этот старый упырь переходит все границы.

Как же он меня бесит, господи!

И это точно он приказал не впускать меня. Мать бы никогда так со мной не поступила.

Наверное…

Я тянусь за сигаретами, но в итоге хватаю телефон и звоню матери.

— Мам? Что происходит? Почему меня к Марку не пускают? Где мой брат? — с ходу набрасываюсь на нее.

— Он дома, — коротко отвечает мама.

— Позвони вашим волкодавам, пусть приведут Марка, я в машине жду.

— Не получится. Служба безопасности подчиняется только Володе. А он запретил Марку с тобой встречаться, — она подтверждает мои догадки относительно отчима.

— Ясно, фюрер вернулся с охоты.

— Да, вчера приехал, — устало произносит мать.

— Что-то я не слышу радости в твоем голосе, — цепляюсь к ее унылой интонации.

— Тима, не лезь. Не нарывайся. Володя… не любит, когда идут против его воли, — не своим голосом произносит мама.

— А мне насрать, что любит твой Володя?! — рычу на нее.

— Немедленно смени тон! — одергивает меня.

— Да какого черта вы делаете?! — все равно продолжаю орать.

— Мы с Володей поговорили, Марку не нужны никакие тренировки.

— А сына вы не хотите спросить?! Ему понравилось! Он там с нормальными пацанами познакомился! Ему нужны друзья! — пытаюсь до нее достучаться.

— Тима… Может, поужинаем? — ни с того ни с сего предлагает мама.

— Ты издеваешься, да?! — вылетает у меня.

— Приезжай. Через час на набережной.

На этом она бросает трубку.

Шокированный таким поворотом я отнимаю телефон от уха и, как дебил, смотрю на экран.

Это что сейчас было? Какой, блин, еще ужин?

Я швыряю телефон на соседнее кресло и смотрю в окно. Над трехметровым забором возвышается особняк, неприступный и мрачный в сгущающихся сумерках.

Мой взгляд скользит выше, туда, где располагается зимний сад. А потом я отчетливо вижу силуэт отчима. Он стоит и смотрит прямо на меня.

Трусливый сукин сын.

Я дергаю рукой, намереваясь высунуть ее и показать отчиму средний палец, но сдерживаю себя от глупой выходки.

Я давно не мальчик и не его пасынок.

Но, покуда отчим решили, что мне не следует переступать порог его дома, так и будет. Я не смогу защитить Марка. А значит, нужно договариваться хотя бы с матерью.

А еще я уверен, мама явно чего-то не договаривает…

Я завожу двигатель, сдаю назад и еду на встречу с ней, намереваясь это выяснить.

В детстве, мне казалось, я всегда точно знал, чего хочу. Неважно, что это было: пицца, новая видеоигра или морская кругосветка. Не могу сказать, что тогда мне удавалось ставить цели и добиваться их, но я с полной уверенностью мог говорить о своих желаниях. А потом мои желания скатились до уровня потребностей. Я понятия не имел, куда иду. Учеба, отношения с близкими — все казалось каким-то неважным. Я словно плыл в тумане на спущенных парусах. И мне даже нравилось мое саморазрушительное поведение. Я считал себя таким, знаете, бунтарем, мятежной душой, сыном анархии, в действительности же даже смешно вспоминать о тех временах.

Дина верно подметила, сказав как-то, что у меня нет цели. Тогда я подумал: “Что за чепуха?”. Однако сейчас понимаю — каким-то образом мне удалось сдвинуться с мертвой точки и задать направление своему бессмысленному существованию. Речь о моем младшем брате. Ведь раньше меня не волновало, каково ему. Казалось, тот, кто заслуживает внимания, сочувствия и заботы — это я сам. Я злился на родителей. Но, если подумать, лучшее, что они могли сделать для меня — вовремя развестись. Конечно, потом на горизонте сразу же замаячил дядя Вова, и я огребал от него чаще, чем того заслуживал. Но он был для меня никем, пустым местом, левым мужиком, с мнение которого я не собирался считаться. Только вот Марку он не чужой.