– Ладно, как хочешь, – произнесла Тони. – В холодильнике есть салат с ветчиной. Он ужасен, ты знаешь, как скверно Ада готовит, но для перекуса сойдет.

Фрэнки опять села за стол и стянула перчатки.

– Я не хочу есть.

– Ты никогда не хочешь есть. Скоро совсем зачахнешь. Ты как куколка.

– Я не куколка.

– О-о-о! Тебя только послушать, «не куколка». – Тони хлопнула в ладоши. – Мне нравится, когда ты так говоришь.

– Как?

– Как обычная девчонка, которая, прости меня, которая не работает в офисе. – Она постучала пальцами по столу. – Так ты будешь рассказывать, что с тобой сегодня случилось?

Фрэнки не могла. Хотела, но не могла. Тони была в Даннинге, но она не так отреагировала, ее не охватило то же возмущение. Может, она была слишком мала, когда мать исчезла, или она просто другая. В любом случае Фрэнки не знала, как объяснить свои ощущения в приюте, когда она спустилась в катакомбы, – чувство, что она была не одна.

– Ничего не случилось, – сказала она.

Тони вскинула руки, сдаваясь.

– Ладно, не говори. Зато я скажу. Я сегодня устроилась на работу.

– Где? На какую?

– Кассиром в бакалейной лавке. Приступаю послезавтра.

– Ого. И что тебя на это сподвигло?

– Смеешься? Мне надоело околачиваться дома, подчиняться распоряжениям. Папа командует мной в обувном магазине, Ада командует здесь, ее тупые дети тоже командуют. Надоело! – Улыбка пропала с ее лица. – Мне здесь не нравится, Фрэнки. Я думала, что понравится. Думала, что… о, не знаю, что думала. Глупости. – Она сжала кулаки. – Приходил Гай повидаться, а папа не разрешил! Сказал, что я еще мала. Но Дьюи… Если этот Дьюи опять ко мне подкрадется, будет на меня дышать или попробует прикоснуться, я… я… я не знаю, что сделаю.

– Ткнешь его вилкой?

– А это идея.

В голове Фрэнки что-то загорелось – не прежний гнев, а мысль, от которой она раскрыла глаза так широко, что практически ощутила, как натянулась кожа лица. Она положила ладони на стол.

– У меня есть идея получше.

– Да? И какая же?

– Мы уберемся отсюда.

Остаток лета и уже часть осени Фрэнки каждое утро вставала, надевала красивое платье и туфли, шляпку и перчатки, брала сумочку, выходила за дверь и шла к трамвайной остановке, что делала с тех пор как переехала к отцу с Адой. Только она шла не в «Берман», а в кафе. В дамской комнате она меняла красивое платье на розовую униформу с фартуком и весь день суетилась за чаевые. По выходным говорила, что идет в церковь или навестить Лоретту, но вместо этого работала в обеденную или вечернюю смену, когда давали самые хорошие чаевые. Ей приходилось вручать отцу ту же сумму, что обычно, но теперь у нее оставались деньги, и она откладывала каждый цент. Это были деньги на побег, ей и Тони.

Поначалу она все время так боялась, что едва дышала, все думала, что кто-нибудь ее обнаружит, кузина Коры и Бернис зайдет к мистеру Гилхули поболтать, и он скажет, что у Фрэнки возникло так много женских проблем, что ей пришлось уволиться. Но спустя месяц, когда отец, как всегда, отсчитал доллары и отдал Аде, а Кора с Бернис посмеялись над платьями Фрэнки и сказали, что ей в самом деле следует уйти в монастырь, раз она столько времени проводит в церкви, Фрэнки успокоилась.

– Еще кофе, сэр? – подняла она кофейник.

– Очень любезно с вашей стороны, – ответил сидящий за стойкой худощавый молодой человек.

Он произнес «любезно» как южанин, но по его выговору Фрэнки не сомневалась, что он родился и вырос в Чикаго. Она долила его чашку и наполнила молочный кувшинчик.

– Хотите еще что-нибудь? – спросила она.

– Было бы неплохо супа из собаки.

Глаза у него были зеленые и сверкающие.

Она налила ему стакан воды и поставила рядом с кофе.

– От всего сердца спасибо, – сказал он, подняв стакан, прежде чем отпить.

Он был всего на пару лет старше самой Фрэнки. Ей стало интересно, не служил ли он, не знал ли Сэма. Это было глупо: солдат по всему миру миллионы. И все равно ей хотелось его спросить. Хотелось рассказать о мечте, в которой Сэм играл на трубе печально-радостную мелодию, а когда она спрашивала название песни, он отвечал: «Она называется “Прощальная песня”. Прощай, Фрэнки. Ребята зовут, мне пора идти».

Но ничего этого она не сказала, а только произнесла:

– Я вас раньше здесь не видела.

– Нет, конечно, нет. – Он протянул руку. – Меня зовут Рэй. Как луч солнца[28].

Фрэнки рассмеялась.

– Ну здравствуйте, Луч Солнца.

– Если хочешь, можешь называть меня просто Солнце. Я жду, когда ты пожмешь мне руку.

– Долго придется ждать.

Она подхватила кофейник и пошла проверить, у всех ли посетителей полные чашки. Фрэнки нравилась эта работа. Она разбиралась в еде, знала, что такое голод, и никогда не волновалась о том, что сказать этому или тому человеку. Все, что ей приходилось говорить, – «Что будете заказывать?», а все, что делать, – держать кофейник.

Когда она вернулась за стойку, Луч Солнца достал бумажник, чтобы расплатиться.

– Мисс Фрэнки, – произнес он, прочитав ее имя на униформе, – не нужен ли такой прекрасной юной леди партнер по танцам?

Она могла сказать «да», так как была достаточно взрослой. Но ее отец не согласился бы. И она не могла ставить под удар свои планы. Она схватила тряпку и принялась вытирать солонку и перечницу.

– Я еще слишком юная, чтобы ходить на танцы.

Он сделал шаг назад и схватился за сердце.

– О нет, не надо со мной так. У меня слабое сердце.

– Ну я же не буду вечно слишком юной, – сказала Фрэнки. Очень скоро она станет взрослой женщиной, которая может делать что угодно, работать и жить там, где хочется. – Может быть, скоро начну подыскивать партнера по танцам.

Порывшись в переднем кармане рубашки, он достал раковину и аккуратно положил на стойку рядом со своим четвертаком.

– Что это? – спросила Фрэнки, постучав по раковине.

– Я привез ее с острова под названием Окинава. Единственный предмет, который я храню… из моих путешествий.

– Я не могу это взять.

– Вернешь ее мне, когда пойдем на танцы, – ответил он. – Я буду считать дни.

Она подумала о спрятанных под матрасом деньгах, об объявлении о сдаче комнаты, которое прожигало дыру в ее сумочке.

– Я тоже буду их считать.

Фрэнки пришла домой после обеденной смены. Ноги устали, зато щеки горели. Не успела она открыть дверь в кухню, как Ада рявкнула:

– Я думала, ты придешь домой гораздо раньше. Твоему отцу нужна помощь в магазине.

– А Дьюи помочь не может?

Глаза Ады вспыхнули.

– Я попросила об этом тебя.

В магазине отец, стоя на коленях, надевал туфлю на ногу красивой женщине с красной помадой на губах и черными кругами под глазами. Ничего не сказав Фрэнки, он только легким кивком головы указал на метлу в углу и опять повернулся к клиентке.

– Ну как? – поинтересовался он.

Женщина встала и прошлась по магазину в глянцевых черных туфлях из кожи.

– Да. Эти как раз впору.

Она села, отец Фрэнки снял новые туфли, а она надела коричневые, подходящие под ее костюм, и направилась к прилавку, чтобы расплатиться. Фрэнки подметала за прилавком, когда женщина подписывала чек. Фрэнки обратила внимание на легкие пурпурные синяки вокруг изящного запястья. Я же обратила внимание на ее имя.

«Миссис Чарльз Кент».

Кенты жили в обширном особняке на самом севере города, в нескольких милях от дома, где я впервые увидела Чарльза. В огромной прихожей миссис Чарльз Кент отдала покупки и шляпку горничной и попросила подать чай в приемной. Горничная сказала, что мистер Кент наверху, но ожидает ужин ровно в шесть вечера. Миссис Кент кивнула и не стала напоминать горничной, что мистер Кент всегда ожидает ужин ровно в шесть, как не стала говорить об иных вещах, которых ожидает мистер Кент. Возможно, горничная, как и все мы, уже была осведомлена о его ожиданиях.