Как-то раз банкир и банкомет организовали слияние, выставив девушку в качестве доли в корпорации, ударили по рукам и выпили виски. И в один прохладный день, когда моих родителей не было дома, Чарльз Кент разорвал у меня на спине одно из этих прелестных новых платьев, потому что я не хотела играть. Он рассмеялся, когда я задрожала от холода, рассмеялся, когда подошла к камину.

Он прекратил смеяться, когда я ударила его кочергой. Он закричал, когда я ударила его еще раз.

Война – это ад.

Но в том затхлом, пыльном магазинчике не было камина, чтобы меня согреть, да и никакой огонь не мог это сделать. Со стеллажа соскочила лоснящаяся черная кошка и бросилась приветствовать светловолосого красавца. Еще дрожа от неожиданной встречи в Рукери, он наклонился погладить кошку. Ее огромные ярко-зеленые глаза безмятежно и бесстрашно скользнули по мне с Волком. Мы не представляли для нее опасности, и она дала нам это понять взмахом хвоста и неторопливой походкой, когда последовала за хозяином к дальней стене магазина. Там она вскочила на большой стол из красного дерева, а мужчина сел за стол, дыша и дыша, словно простой факт дыхания сам по себе был мастерством. На столе стояли фотографии мужчины и его семьи. Как и во плоти, на снимках он казался шедевром, высеченным рукой Микеланджело из камня с помощью резца и молота. Неудивительно, что Маргарита не смогла от него отказаться. Я полагала, что рыжеволосая штучка, позирующая с ним на фото, – тоже. Широко распахнутые глаза, губки бантиком, невзрачная и белая, как молоко.

Он был прекрасен, но я видела правду. Я знала, что он натворил.

Черная кошка улеглась на столе и закрыла зеленые глаза, выключая нас из своего поля зрения. Когда мужчина убедился, что может нормально дышать, он достал из кармана снежно-белый платок. Сняв очки, принялся медленно, методично протирать стекла, как поступили бы и вы, увидев призрак девушки, которую убили более десяти лет назад, и пытаясь убедить себя, что ни в чем не виноваты.

Вечерний киносеанс в «Хранителях»

– Опять «Бэмби»? – спросила Фрэнки.

– Нас считают малышней, – сказала ей на ухо Лоретта.

– Некоторые из нас и есть малышня. – Фрэнки посмотрела на Джоани Макнейлли.

Та рыдала в три ручья оттого, что умерла мама Бэмби.

– Мама Джоани умерла? – поинтересовалась Лоретта.

– Не знаю. Наверное. Но моя умерла, и ты же видишь, что я себя так не веду.

Лоретта хмыкнула. Когда ее мама приходила в последний раз, она опять забыла надеть под пальто платье и разговаривала с дочерью в грязной старой комбинации, пока одна из монахинь не заставила ее надеть пальто обратно. Позже девушки узнали, что ее отправили в Даннинг «отдохнуть». Лоретта сказала, что эта лечебница для душевнобольных – последнее место, куда можно послать человека на отдых. Последнее место, куда вообще можно кого-то отослать.

Фрэнки поискала какой-нибудь предмет для разговора, что-либо безопасное, но, похоже, в последнее время напрягала любая тема: мама Лоретты, Сэм, Тони, война, все монахини – такие нервные. Через пару рядов от Фрэнки сидела Стелла, промокая уголки глаз белым платочком. Губы у нее были накрашены идеально.

– Некоторые из нас как дети, зато другие – прям заправские старые Сары Бернар, – сказала Фрэнки, кивая на Стеллу.

Лоретта нахмурилась и убрала с глаз светлую прядь.

– Она привлекла так много внимания, рыдая на панихиде, что теперь все время плачет, как будто у нас сплошные похороны. Что она говорила вчера? «У меня остались только два Роберта?» Так и чешутся руки ее отдубасить.

– Я бы не возражала.

Должно быть, кто-то открыл заднюю дверь кинотеатра, потому что по экрану скользнул луч света, разрезая Бэмби пополам. Малыши начали кричать, а девочки постарше повернулись посмотреть, кто там.

По залу, прихрамывая, медленно шел молодой человек. На нем были униформа и зеленая куртка, он выглядел помятым, словно после долгого путешествия. Когда он подошел ближе, Фрэнки заметила, что парень внимательно рассматривает в темноте зрителей, словно выискивая кого-то. Каштановые волосы падали ему на лоб, а от уха до подбородка тянулся уродливый шрам. Он держал то ли лист бумаги, то ли конверт, то ли еще что-то такое, словно это была драгоценность, завещание или карта сокровищ.

Монахини, как обычно дремавшие в креслах у задней стены, начали толкать друг дружку. Сестра Корнелия надвинула на глаза очки, встала и захлопала крыльями на паренька, крутившего проектор. Фильм остановился, дети недовольно загудели.

– Тихо! – пророкотала сестра Корнелия, и девочки замолчали.

Но солдат со шрамом словно и не заметил, что фильм прервался и загорелся свет. Не заметил он и сестру Корнелию, подскочившую сзади как оса, готовая ужалить. Он продолжал осматривать зрителей в поисках одного лица и остановился у ряда, где сидела Стелла. Его рассеченное лицо прорезала улыбка, хотя, наверное, ему было больно так широко улыбаться.

– Молодой человек! – рявкнула сестра Корнелия. – Молодой человек! Вам нельзя сюда заходить! Это частная собственность! Для посещений существуют особые часы!

Она вопила снова и снова, но он не слышал. Когда парень застыл там с конвертом в руках, брови Стеллы взметнулись почти до линии волос. Он держал именно конверт – теперь я это видела – и все так же улыбался, натягивая свежий красный шрам.

– Стелла, – он произнес ее имя словно мелодию, затем посмотрел на крайнюю в ряду девушку и очень вежливо сказал: – Прошу прощения, мне нужно поговорить со Стеллой.

– Молодой человек! – взвизгнула сестра Корнелия.

Девушка встала, сидевшие рядом с ней – тоже. Солдат стал пробираться мимо них, кивая им и бормоча: «Спасибо, простите, спасибо», – пока не дошел до Стеллы и Тони. Тони вскочила с места, уступая его солдату. Он поблагодарил ее и повернулся к Стелле.

– Молодой человек! Я позову полицию!

– Стелла, – произнес солдат, опустив конверт в карман и взяв ее за руки.

Фрэнки видела только ее профиль, и ей было интересно, о чем думает Стелла, глядя на искаженное шрамом лицо бедного красавца.

– Ты прекраснее, чем на фотографиях, красивее, чем всегда, – сказал он и поднес ее руку к губам.

Хотя в ряду было мало места и это движение причинило ему боль, он опустился на одно колено. Все девушки затаили дыхание, даже я.

– Стелла, – повторил он, – я пообещал себе, что если вернусь домой, то первое, что сделаю, – найду тебя. И вот она ты, такая красивая. Я знал, что ты красавица. Ты мой ангел.

Похоже, даже до сестры Корнелии дошло, что происходит значимое событие, она прекратила вопить и стала слушать с остальными. Все зачарованно смотрели, как он отпустил руки Стеллы и достал из кармана какую-то коробочку.

– Это не бог весть что, но когда я устроюсь на работу, мы найдем для тебя что-нибудь такое же прекрасное, как ты.

Он открыл коробочку, как будто кто-то еще не понял, что в ней. Девушки ожидали, что он скажет: «Ты выйдешь за меня замуж?», – как обычно говорили в фильмах, но он только произнес:

– Пожалуйста.

В зале стало тихо, как в церкви. Все ждали ответа Стеллы.

– Ну, – проговорила она, – это такой сюрприз. Приятный сюрприз, конечно.

Наверное, она поняла, что должна обратить внимание на кольцо, и потянулась к нему, но остановилась, и ее рука повисла в воздухе.

Что-то в лице солдата сникло, улыбка слегка потускнела.

– Прости, что такое тонкое. Я только что вернулся домой, и это все, что удалось найти.

– О нет! – отозвалась она. – Оно прекрасно. Правда.

– Ты сберегла мою жизнь, Стелла. Ты.

– Нет же.

– Ты сберегла мою жизнь. Если бы не ты, меня бы здесь не было. Ради тебя я прошел через все.

– Не говори так. – Ее голос напрягся, когда до нее наконец дошло, что она натворила. – Просто это такая неожиданность, даже потрясение. И так сразу… я не знаю, что сказать.

Он опять схватил ее за руку.