– То есть она – моя дочь? – переспрашиваю задыхаясь, густо приправляя интонацию страхом и непонятно откуда взявшейся неуверенностью в себе.

– Да, – звучит как контрольный выстрел в голову, полный нокаут.

Я этого ожидал. Знал. Хоть и не было уверенности на сто процентов. Но одно дело, когда только подозреваешь, а другое – когда узнаёшь напрямую, что человечек, сидящий пока внутри живота и топающий оттуда ножкой мне в ладонь, – мой ребёнок, моя дочь... И не существует никаких других трактовок.

Сбивает с ног. Будто наваливается десятиметровая волна, и я перед ней бессилен. Стихия подхватывает меня и крутит как щепку. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни понять, где дно, а где поверхность со спасительным воздухом.

Я никогда не думал, не планировал, не представлял себя отцом… Дети казались мне чем-то далёким и обязательно чужим. Но… Скоро на свет появится малышка, которая является продолжением меня, она создана из моих клеток, то есть, по сути, это и есть я, часть меня, только в отдельной оболочке…

А ещё она будет частью Зои. И эта мысль окутывает моё холостяцкое сердце особым теплом и нежностью.

И я, кажется, безумно рад этой новости…

– Зойка, почему ты мне сразу не сказала? – дышу ей в шею и поглаживаю живот, в котором живёт моя малышка.

– Зачем вам?

Это её “вам”, а не “тебе” режет по нервам. Почему-то раньше оно меня не коробило, а сейчас звучит совершенно нелепо и откровенно раздражает.

– Как это зачем? Ты считаешь, что я не заслужил узнать, что у меня будет ребёнок?

Обида. Сожаление. Недоумение и ещё много всего, гремучая смесь эмоций…

– Я подумала, что я – совсем не та женщина, от которой вы захотите ребёнка. Вернее, я – последняя женщина на земле…

Из её глаз выкатываются слёзы, и я мечусь в поисках правильных слов, которые успокоят её и построят между нами мостик. Я понимаю, о чём она говорит – о своём отце и смерти моей мамы. Но выбор для меня очевиден. Сейчас уже абсолютно однозначен. Мне очень жаль, что пришёл к нему я только теперь. И я произношу вслух как клятву:

– Глупости… Есть ты, я и наша дочь, а всё остальное неважно. Только это для нас имеет значение.

Я должен был понять это раньше и не совершать ошибок. Или, по крайней мере, не пускать ситуацию на самотёк при нашей прошлой встрече. Я должен был догадаться, что прячется за её словами: “Он не может быть вашим, как минимум потому, что он – внук моего отца, человека, который убил вашу маму…”

Увы, я сделал то, что сделал. И готов работать над ошибками, даже если мне будет непросто.

Слегка поворачиваю Зою к себе. Нависаю над ней. Глаза в глаза.

– Мне очень жаль, что я тебя обидел. Я всё исправлю. Верь мне, – произношу ещё одну клятву. – Я вас с дочкой не оставлю.

Сейчас все прошлые сомнения кажутся полной ерундой. Какая разница, кто отец женщины, которая мне очень нравится и носит моего ребёнка? Тем более, если семья фактически отказалась от неё.

Осторожно касаюсь губами слёз, стекающих по её щекам, и слизываю их. Не хочу, чтобы она плакала…

Кожа у неё мягкая и тёплая. Каждое касание вызывает волнение. Мой организм игнорирует то, что у нас сложный и важный разговор, и отзывается на первобытные инстинкты.

Постепенно перемещаюсь к губам. Они немного солёные, но от этого не менее сладкие. Самые восхитительные губы, которые мне доводилось целовать. Я помню их на вкус, помню, как горячо Зоя отзывалась на мои поцелуи.

Она встречает меня настороженно, но почти сразу включается в чувственную игру языками. Слюна смешивается и генерирует сотни мурашек, которые по горлу попадают в лёгкие и щекочут изнутри грудную клетку, усиливая непреодолимый восторг. Я захлёбываюсь им и окунаюсь всё глубже…

Задираю майку и отодвигаю мягкий бюстгальтер, освобождая себе доступ к груди. Она немного увеличилась, но по-прежнему помещается в ладонь, словно создана специально для моих ласк. Не вижу её, но очень красочно воссоздаю по памяти округлую форму и призывно торчащие соски. Разрываю поцелуй, перемещаюсь губами к груди и аккуратно обвожу языком светло-коричневую горошину. Всасываю, не переставая ласкать другую грудь ладонью. Я помню, как Зое нравилось… Она тихонько стонет, и я почти теряю голову.

Трусь членом о её бедро. Готов кончить даже без прямого контакта. Пробираюсь рукой под трусики. Зоя отодвигает ножку, будто приглашая меня. Где взять выдержку, чтобы справиться с животными инстинктами?

Она там горячая и очень мокрая. Смачиваю пальцы её соками и ласкаю между складочек. По участившемуся дыханию и тихим стонам понимаю, что на верном пути. Я хочу, чтобы она кричала от удовольствия и забыла это чёртово “вы”...

Целую её, целую. Высасываю между нами воздух, лижу языком, дурею от вкуса её слюны. У меня было много женщин. Но ни с одной ещё я не сходил от поцелуев с ума.

Зоя меня хочет – в этом нет сомнений. Если бы я не чувствовал её желания и отклика, то, клянусь, выдержал бы как-то и даже не заикнулся о сексе. Но мозг заволакивает туман, и я шепчу ей в губы:

– Зайчонок, моя самая красивая девочка. Дурею от тебя, хочу тебя… Дико… Можно? Я буду очень осторожным…

Почти милостыню прошу. Между нами столько недосказанного и непонятного, скопившиеся обиды и предстоящее новое расставание. Она глубоко беременна, и я даже не знаю, разрешают ли врачи заниматься сексом на таком сроке. Безопасно ли это? Но упрашиваю так, будто от этого зависит моя жизнь.

Зоя

Я совершенно не знаю, как вести себя с Филипповым. Абсолютно. Не знаю, чего от него ожидать. Не доверяю ему. В любой момент у него в голове что-то щёлкнет – и он снова увидит во мне врага. Уверена, что физически вреда он мне не причинит, не ударит, но порой слова и поступки ранят ничуть не меньше. Я его не виню – мы не в силах управлять своим подсознанием и ассоциациями.

Однажды я уже обожглась – и теперь должна дуть на воду. Разум шепчет мне: “Ты опять пытаешься надеть розовые очки. Остановись! Сколько можно наступать на одни и те же грабли?” Но быть сильной и поступать правильно – очень трудно, у меня не получается.

Когда мы встретились на вокзале, я не должна была реветь у него на груди. Нужно было поблагодарить его за участие и спокойно сказать, что у меня всё в порядке и я не нуждаюсь в помощи. Именно так поступила бы настоящая княжна, а не тряпка вроде меня.

Я слабая и уязвимая. И каждый раз напяливаю розовые очки, потому что без них всё вокруг выглядит слишком серо.

“Я всё исправлю. Верь мне”.

“Есть ты, я и наша дочь, а всё остальное неважно. Только это для нас имеет значение”.

Звучит очень обнадёживающе. Хочется ему поверить. Хочется закрыть глаза и просто плыть по течению. Отвечать на его поцелуи, наслаждаться ласками и позволить себе снова испытать удовольствие, которое возможно только с ним.

Я слишком хорошо помню нашу единственную ночь. Помню, каким он может быть горячим и нежным. И пусть это лишь благодаря розовым стёклам, но мне необходимо хоть на время почувствовать себя желанной и необходимой. Особенно сегодня, когда от меня отвернулся весь мир…

Получив моё согласие, Филиппов быстро избавляет нас от белья и входит в меня, не меняя позы. Он и вправду осторожен, но я всё равно замираю, задерживая дыхание. С непривычки он кажется слишком большим, даже огромным. Рукой он поддерживает, словно страхует живот, пока проталкивается внутрь.

Рвано выдыхаю. Вадим даёт мне время привыкнуть к себе и немного расслабиться. И целует… Горячо, напористо и очень порочно. Будто трахает языком мой рот. И мне это безумно нравится.

Орлов никогда не брал меня в этой позе. Она какая-то… будто равноправная. Это успокаивает и вселяет уверенность, что мы не навредим малышке. У меня полная свобода действий, я слегка разворачиваюсь, выбирая удобное положение и открывая мужчине возможности для манёвра.

Он двигается медленно. Смазки много, он скользит легко и входит до упора. Рукой Вадим ласкает грудь. Соски очень чувствительны, прикосновения к ним многократно усиливают возбуждение. Он перекатывает горошины между пальцами, и удовольствие остро отзывается внизу живота, стремительно приближая меня к пику. Взрываюсь неожиданно резко и ярко. Меня будто ослепляет. Разрываю поцелуй и кричу, не в силах справиться с эмоциями.