Именно так, как когда-то выкрутился Виктор Мезецкий. Убийство моей мамы осталось безнаказанным. Что это, если не бумеранг?

– Я, конечно, хотела бы, чтобы его наказали. Но мне важнее перестать быть его женой, чтобы он не имел на меня никаких прав… И тогда он не посмеет мне что-то сделать. Нам нечего делить, у нас контракт. Но Олег сказал, что развода не будет, требует, чтобы я вернулась. А я лучше умру, чем вернусь к нему! Мне нечем вам заплатить, но мне очень нужна ваша помощь, я боюсь, что сама не справлюсь.

Справки, которые она мне показывает, выглядят довольно убедительно, хотя вызывают ряд вопросов. Услышать бы версию другой стороны. Но главное – какова позиция Виктора Мезецкого? Алёна сказала, что у женщины никого нет. Но я-то точно знаю, что это не так! Зачем она обманывает людей, которые оказывают ей помощь? Что за странная игра?

– Напомни мне, пожалуйста, как тебя зовут, – переспрашиваю, чтобы не открывать заново заметки.

– Зоя…

– Всё, что ты рассказала, Зоя, нуждается в проверке, – резюмирую, давая ей понять, что ложь не пройдёт. – Иногда если умолчать об одном маленьком звене цепи, вся картина в целом искажается. Если немного исковеркать один небольшой факт, то это потянет за собой огромный ком лжи. С людьми, которые пытаются ввести меня в заблуждение, я не работаю. Я – адвокат. А это даже больше, чем священник. Мне нужна вся правда до самых мелких и неприглядных деталей, и только в таком случае я соглашаюсь идти с тобой в суд. Сколько ни прячь, правда всё равно всплывёт, но обязательно сыграет против тебя, если не знать её заранее. И я ничем не смогу помочь. А я слишком ценю своё время и репутацию, чтобы так подставляться.

Она кивает. И непонятно, что хочет этим сказать.

– Мне нужно встретиться с твоим мужем, – продолжаю.

– Зачем?

Зоя поднимает голову и смотрит на меня испуганно. Всё-таки в чём-то соврала?

– Это стандартная практика. Нужно выяснить его позицию, предложить ему решить спор в досудебном порядке…

– Понятно… – выдыхает.

– А к тебе у меня ещё один вопрос. Почему ты здесь? Почему ты ищешь помощи у фонда с достаточно ограниченными возможностями, а не отец занимается твоей защитой? И как он вообще допустил всё это?

– Мои родители против развода. Они считают его позором, – отвечает тихо.

Я ей не верю. Это какая-то чушь! Отморозок покалечил их дочь. Да он её и убить мог запросто! И позор – спрятать голову в песок и не вступиться за ребёнка, вынуждать дочь жить с таким мужем… Мезецкий имеет репутацию хорошего семьянина. Единственный брак за всю жизнь, горячая любовь, четверо детей…

Не стыкуется. Он за дочь должен был Орлову глотку перегрызть или заживо похоронить.

– Приходи через неделю, – просматриваю календарь и нахожу окошко для визита. – Я сообщу тебе своё решение.

Она кивает, раз десять благодарит меня и уходит.

Странная женщина. Неправдоподобная ситуация. Всё в ней неправильно и противоречит здравому смыслу. Если бы не звонок Алёны, я бы решил, что это – какая-то подстава.

Навожу справки об Орлове. Удачливый молодой бизнесмен. Без богатых родителей и покровителей, без протекции и неожиданного наследства заокеанского дядюшки. При этом в криминале не замешан. Говорят, обладает уникальным чутьём и делает деньги буквально из воздуха.

Информация о личной жизни минимальная. Сын-подросток от первого брака. Ни о родителях, ни о первой жене ничего неизвестно. О браке с Мезецкой – только протокольная информация со стороны её семьи и несколько свадебных фотографий.

В невесте трудно узнать женщину, которая приходила просить о помощи. На фото – роскошная красавица с выраженными аристократическими чертами, которая светится от счастья. А сейчас в её глазах читаются страх и усталость. Будто два разных человека.

Может ли рассказ Мезецкой быть правдой? Это – главный вопрос, от которого зависят мои дальнейшие шаги. Найти бы на него ответ.

Орлов соглашается на встречу неохотно, время назначает неудобное, как будто намеренно пытается указать на моё место.

– Ой, я тебя прошу, – с порога “тыкает”. – Ну какой развод? Не смеши мои тапочки.

Не перебиваю его, давая возможность высказаться и продемонстрировать свои намерения.

– Она ж не в себе, – делает характерный жест ладонью у виска. – Как с лестницы свалилась, так крыша протекать начала. Несёт ахинею, выдавая фантазии за реальность.

– Она упала с лестницы? – переспрашиваю, ожидая подробностей.

– Конечно. А ты не знаешь эту историю? Она не рассказала? Вот лиса…

– Просветите, пожалуйста.

– Ой, да что об этом говорить? Упала неудачно, побилась сильно, в больничке лежала. Видать, головой прилично приложилась, потому что напрочь забыла, что с ней случилось. Начала всем рассказывать сказки, что это я её так избил, заяву на меня накатала, следаку с три короба наврала. А он, бедный, уж и не знает, как её угомонить. И ведь всё шито белыми нитками. Характер повреждений такой, что кулаками не нанесёшь. Это тебе любой врач скажет. Да и сам посуди… Знаешь, кто её папаша? Князь Мезецкий! Да если бы я его дочку хоть пальцем тронул, он бы меня тут же в порошок растёр!

Говорит очень убедительно. Озвучивает мои мысли… Если бы не Алёна, поверил бы ему безоговорочно. Но она занимается жертвами домашнего насилия больше десяти лет и видит каждую подопечную буквально насквозь. И даже умеет предвидеть, чем закончится та или иная история. Чувствует, хватит ли женщине сил и мужества пойти до конца и начать новую жизнь без мужа-тирана. Не могла Алёна так ошибиться насчёт Мезецкой.

– Сама упала? – вклиниваюсь в монолог. – Или помог кто?

– Что, решил мне это дело пришить? А вот тебе, – складывает кулак в известную комбинацию из пяти пальцев и выбрасывает в мою сторону. – Хрена тебе! Меня даже дома не было в тот момент!

– То есть вы не в курсе, что произошло на самом деле?

– Послушай, мальчик, – выплёвывает презрительно, но быстро берёт себя в руки и меняет тон на миролюбивый. – Я-то в курсе. Но предпочёл бы, чтобы никто в этом не копался.

– Почему?

– Да потому что в этом замешан мой несовершеннолетний сын! Он и так в стрессе от того, что произошло. Ещё и следак этот дурацкие вопросы ему задавать стал. На фиг надо?

– Я правильно понял, что ваш сын столкнул вашу жену с лестницы? – задаю вопрос напрямую, наблюдая за реакцией.

Продуманный мужик. Мальчик ещё в том возрасте, когда его не привлекут к ответственности. На него можно что угодно свалить.

– Не совсем так. Это была самооборона! Они с Зоей не ладят. Сам понимаешь, ребёнок не в восторге от моего развода с его матерью, а жена ещё и цепляется к нему, пытается воспитывать. Ну он и вспылил. Слово за слово, она его ударила, он защищался и оттолкнул. А Зоя не удержала равновесие… Несчастный случай это! Ты вилочкой пользуйся, когда с ней разговариваешь! Бабы – они такие. Им дай волю – такой лапши на уши навешают, что роту солдат накормить можно.

– Вы знаете, почему ваша жена подала на развод? – перехожу к обсуждению цели визита.

– Слушай… Сказал же: смешно. Не будет никакого развода. Лучше помоги мне её угомонить и вернуть домой, пока она не ничего начудила.

Разговор с Орловым запутывает меня ещё больше. Информация, полученная от него, почти полностью противоречит всему, что рассказала мне Зоя.

Первым делом отправляю копию медицинского заключения знакомому эксперту. Хочу узнать независимое мнение о характере травм. Если они нанесены не кулаками, а получены в результате падения, и он это подтвердит, то я с чистой совестью откажусь иметь с Мезецкой дело.

Пока жду ответа эксперта, проверяю другие факты, о которых упомянул Орлов в своё оправдание.

Зоя утверждала, что она потеряла ребёнка из-за мужа. А он, в свою очередь, предположил, что она заразилась ещё до брака, поскольку вела разгульный образ жизни. И в подтверждение привёл скандал с каким-то видео, где она ещё школьницей участвовала в оргии.