– Я ничего плохого вам не сделала. Клянусь… Я ни в чём не виновата. Можно я пойду, пожалуйста? – шепчу едва слышно, голос куда-то пропал.

Рука на ручке. Нужно только нажать и слегка приоткрыть. Я худенькая, даже в небольшую щель прошмыгну.

Когда адвокат делает очередной шаг, я наконец решаюсь. Но мне не хватает крохотного мгновения. Рукавом кофты цепляюсь за ручку и не успеваю сбежать. Мужчина оказывается рядом и крепко перехватывает запястье.

От ужаса сводит все внутренности… Он ведь не станет меня бить? Это не Орлов… Он ничего мне не сделает? Но убедить себя не так-то просто. Я теперь подсознательно во всех мужчинах вижу опасность.

Кажется, в том пожаре погибла его мать… Это кошмар! Он что-то сказал об оплате по счетам. Он будет мне мстить за неё? Что он собирается сделать?

– Сядь, – говорит командным тоном. – Мы ещё не закончили.

Нет ни одного шанса вырваться…

– У меня нет денег, я не смогу вам заплатить, – выдаю скороговоркой в надежде, что адвокат потеряет ко мне интерес и отпустит.

Он же сказал, что хочет от меня двойную цену… А я, как бы ни мечтала поскорее получить развод, вряд ли когда-нибудь смогу оплатить его услуги.

Филиппов перехватывает меня двумя руками, берёт за плечи как куклу и усаживает на стул. А сам возвращается на своё место.

– Рассказывай.

Вадим

Открываю файл с заметками, который сделал, пока слушал рассказ Алёны об этой девушке. Готовлюсь дополнить его новыми подробностями, сопоставить их и найти нестыковки.

Мне не нравится присутствие Мезецкой в моём кабинете. Я не хочу ей помогать. И дело вовсе не в оплате моей работы. Я бы предпочёл больше никогда не встречаться с её семьёй. С этими подлыми змеями, для которых деньги и бизнес важнее человеческой жизни. Таким, как они, закон не писан.

Они сожгли три дома, уничтожив имущество нескольких семей, оставив людей без крыши над головой, – и ушли от ответственности. Более того, продолжили строительство, сэкономив на расселении. Ещё и злорадствовали: нужно было соглашаться на квартиры, которые вам предлагали первоначально. Мол, сами виноваты. А раз домов больше нет, то они как бы ни при чём, никому ничего не должны.

Мезецкие отняли у меня самое дорогое – мою маму. Они выбросили нас с сестрой на улицу, разом лишив всего. И остались безнаказанными!

Конечно, эта девушка не имеет к той истории отношения, она была ещё ребёнком, и винить её не совсем корректно. Но она – Мезецкая, одна из них. Яблоко от яблони недалеко падает. И то, что она попала в сложную ситуацию, может свидетельствовать лишь о том, что бумеранг существует.

Я не верю ей, заранее готов повесить на неё ярлык аферистки. Но опыт адвокатской практики, в том числе и по работе с женщинами, которых присылает ко мне фонд, научил не торопиться с выводами. Эмоции и личные счёты не должны мешать работе. А потому я даю ей шанс изложить суть своей проблемы.

Как бы я ни ненавидел её и всю семью Мезецких, у меня есть обязательства перед фондом и лично перед Алёной. Я вынужден хотя бы попытаться ей помочь. Но если я уличу её во лжи, то с чистой совестью могу отказаться от её дела и взять другую подопечную фонда в рамках благотворительной помощи.

Посетительница продолжает бормотать что-то о том, что у неё нет денег. Звучит забавно и не слишком правдоподобно. Велик соблазн послать всё к чёрту и отпустить. В конце концов, это не моё решение, а её желание. Но я всё-таки пообещал Алёне, а потому говорю строго:

– У меня мало времени. Соберись и внятно всё расскажи.

Проверено: строгий голос при истерике действует куда лучше мягкого, наполненного состраданием. Мне не нужны тут слёзы и сопли. Я жду от клиенток чётких фактов и документов. А миндальничать и сострадать дочери Мезецкого я в принципе не способен.

– Мой муж – Олег Орлов, – начинает посетительница. – Он – известный бизнесмен. Мы поженились полтора года назад по любви. Вернее, я так думала, что по любви. Он намного старше меня. Сразу заговорил о ребёнке. Наверное, это естественно, учитывая, что ему за сорок. Но я… не хотела торопиться. Это трудно объяснить…

Она делает паузу. Смотрит куда-то вниз. Ситуация кажется нереалистичной. Потому что дочери Мезецкого здесь в принципе быть не должно. У них вагон своих адвокатов и чемоданы денег. Да и решения с такими серьёзными людьми, как Орлов, наверняка принимаются не в зале суда.

Зачем ей помощь фонда?

– Были какие-то неуловимые ощущения или сомнения. Теперь прокручиваю в памяти и понимаю: в наших отношениях и вокруг меня лично периодически происходили какие-то события, которые вынуждали насторожиться. Ничего страшного не было. Скорее, просто непонятное. И это подталкивало мне предохраняться, каждый раз отодвигая решение о беременности на несколько месяцев. Думала: вот ещё раз сделаю укол, а потом уже точно не буду продлевать.

Я не привык давать оценку чужим отношениям. Каждая семья устанавливает внутри себя правила, которые им подходят. Если всё полюбовно и без насилия, то это их личное дело. Моя задача – собрать факты, проанализировать их и построить на них бракоразводный процесс, добившись для клиентки максимально выгодных условий и компенсации.

– А потом муж узнал… – сбивчиво продолжает рассказ. – Он ужасно разозлился… Ужасно! Конечно, я должна была это предвидеть. Но я понадеялась на его благоразумие. Не ожидала... Я впервые видела его таким агрессивным. До того он, конечно, периодически бывал жёстким, мог накричать и на меня, и на кого-то другого из домашних, но никогда не поднимал руку.

Она замолкает. Всхлипывает.

Я слышал много таких историй. Увы, некоторые мужчины, получив власть благодаря деньгам или просто по праву сильного, позволят себе измываться над близкими. И страдают от этого, в первую очередь, жёны и дети. Иногда даже пожилые родители.

– Вы знаете, я из известной семьи… Мой отец – влиятельный человек. Да, я княжна! Вы смеётесь над этим… А я полагала, что имя и статус моего папы обязывает мужа относиться ко мне с уважением. И в общем-то так и было поначалу, до того случая… Хотя были намёки, я не сразу их расшифровала… Не знаю, как и откуда он узнал об этих гормональных уколах! Я старалась заметать следы, потому что догадывалась, что он не обрадуется моей лжи. Но Олег не просто разозлился – он меня побил. Это было так… неожиданно и страшно. И я… сбежала. Мне помогла одна женщина. Это она договорилась, что Эльвира Борисовна, владелица вашей фирмы, возьмёт меня на работу и разрешит тут ночевать, пока я не найду другого жилья. Я тогда ещё ничего не знала о фонде. Это, наверное, не относится к делу…

– Продолжайте, – произношу сухо, делая заметки. – Сконцентрируйтесь на фактах.

– Конечно, люди Орлова меня выследили. И когда я вышла от вас, не застав тут хозяйку, напали на меня на улице и вернули домой… И тогда начался настоящий ужас.

Она рассказывает вещи, которые у нормального человека в голове не укладываются. Нередко мужья наносят своим жёнам побои по пьяни, когда не контролируют себя. Это можно как-то понять. Но такая расчётливая жестокость, о которой говорит посетительница, кажется ничем не объяснимой.

Алёна предупредила меня, что последствия избиения были очень тяжёлыми. Это подтверждается заключением, которые женщина протягивает мне. Мозг отказывается принимать эти факты. То ли она чего-то не договаривает или скрывает, чтобы вызвать жалость и склонить меня взяться за её дело, то ли её муж – отбитый псих, которого нужно изолировать от людей.

– Дело по избиению следователь завёл. Но… Мне кажется, Олег ничего не боится, он всё может решить. Сомневаюсь, что его накажут. Наше общество как-то совершенно неадекватно относится к домашнему насилию, не считает его преступлением. Избить постороннего – это статья. А избить жену – ничего страшного. Ведь бьёт – значит, любит. Орлов наверняка что-то придумает, как-то выкрутится. Или просто даст много денег…