— Товарищ генерал, на участок, где стояла первая рота, посылаю разведчиков, — доложил по телефону комбат командиру бригады Жидилову, получившему накануне этих событий звание генерала.

— Скажите разведчикам: я надеюсь на них, — ответил комбриг.

Дмитришин тут же побежал к своим разведчикам и передал приказ генерала. На лицах его товарищей ни тени смятения. Они готовы выполнить любое задание командования.

В какие-то короткие минуты Дмитришин вспомнил характер и привычки каждого из них и поймал себя на мысли: «Зачем я это делаю? Не уверен, что выйдем живыми из боя? Нет, мы выстоим!»

Под прикрытием железнодорожной насыпи разведчики быстро пробрались к развалинам станционных складов. Здесь было много раненых. Разведчики отдали им свои фляги с водой. По мере приближения к окопам первой роты раненые и убитые встречались все чаще и чаще. Продвигаться трудно. Справа, вдоль траншеи, хлестал немецкий пулемет. Противник успел занять наш дот и теперь использовал его против нас.

Разведчики залегли за бугром. Дмитришин всматривался в знакомую тропинку, что ведет в сторону Верхнего Чоргуна, где притаился враг. Надо выбить пулеметчиков из дота неожиданным ударом с тыла.

Вспыхнула яростная перестрелка. Через несколько минут боя вражеские автоматчики начали отходить. Приподнявшись на локте, Дмитришин окинул взглядом свой взвод: потерь, кажется, нет. Остановил взгляд на Азове и не поверил своим глазам: он стоял на коленях и перевязывал бинтом искалеченную яблоню.

Вдруг как вкопанный замер Капланов: кончились патроны. К нему подскочил разведчик, и они вдвоем бросились на фашиста, чтобы добыть автомат.

Азов, закончив бинтовать яблоню, побежал по ходу сообщения к доту. В руках у него гранаты. Бросает он их точно и далеко. Гитлеровцы не выдержали, отошли.

Боевые позиции первой роты были восстановлены. Тяжело ранены несколько бойцов. Разведчиков осталось семнадцать человек. Этим составом они и удерживали позиции первой роты до утра следующего дня, пока не прибыло подкрепление.

С утра 27 июня центром обороны Севастополя стала Сапун-гора с ее многоступенчатой стопятидесятиметровой скалой, поднявшейся над всей долиной.

Позиции, занятые морскими пехотинцами на крутых склонах Сапун-горы, были господствующими, и даже невооруженным глазом отсюда можно было разглядеть, что делает противник.

Взвод разведчиков разместился невдалеке от командного пункта генерала Жидилова. Бригада морских пехотинцев врастала в каменистую высоту.

Ночь на 28 июня была для Дмитришина, пожалуй, самой рискованной. Вся работа разведчика связана с риском, но на этот раз риск действительно был отчаянный. Дело в том, что на Ялтинском шоссе, на крутом повороте перед Балаклавой, под нависшей скалой советскими минерами были заложены мощные фугасы. Они должны были сработать под давлением на корку асфальта тяжелых танков или орудий противника. Но авиаразведка сообщила, что там беспрепятственно передвигаются вражеские танки и орудия. А на проявленных фотопленках видна целехонькая скала. Стоит себе, как сотни лет назад. На верхнем ее выступе появился даже немецкий наблюдательный пункт. Кто-то сказал, что чуть ли не самого фон Манштейна. Короче говоря, перед Дмитришиным встала задача: заставить фугасы сработать!..

Схему расположения фугасов и проводки к взрывателям ему дали в инженерном отделе. Предстояла несложная, но тонкая работа: заменить хотя бы один взрыватель, остальные должны сработать от детонации, Прикинув, каким путем можно добраться до скалы, Дмитришин решил пойти туда один. Почему один? Вести за собой сапера по известной только разведчикам тропке, напоминающей тонкую нитку, продернутую через узкое ушко иглы, все равно что тащить за спиной веревку с толстым узлом, который может застрять в узком месте и все погубить. Брать же двоих или троих разведчиков, как ему рекомендовали в штабе бригады, он отказался: зачем лишний раз рисковать жизнью товарищей?..

И вот он уже лежит среди убитых и раненых вражеских солдат на обочине Ялтинского шоссе. На нем форма немецкого унтер-офицера. Рот завязан окровавленным бинтом — перебито горло или легкие повреждены; под головой санитарная сумка. Левая рука покоится на груди и кровоточит. Кровоточит по-настоящему, без подделки: руку распорол на колючей проволоке... Ждет эвакуаторов. Если скоро не появятся, сам выйдет на асфальт и будет голосовать санитарной сумкой перед возвращающимися с переднего края машинами.

Проходит полчаса. Лежащий подле него раненный в голову солдат, видно придя в сознание, заметался, а затем схватил сумку Дмитришина и стал тянуть к себе. Дескать, помоги, санитар.

Не выпуская сумки, — в ней взрыватели! — Дмитришин поднялся и вышел на асфальт. По дороге мчался огромный дизель. Мчался после разгрузки на полном газу, даже земля дрожала. Дмитритин поднял сумку. Дизель затормозил с пронзительным скрипом. Многие раненые, услышав шум, зашевелились, хотя раньше казалось, что среди них большинство мертвых. Дмитришин показал шоферу на раненых: возьми кого-нибудь. Тот открыл кабину. Влезли двое.

— Генуг, генуг (хвалит, хватит)! — закричал шофер и захлопнул кабину. Дмитришин вскочил на подножку и дал знак — вперед!

Подъехали к скале. На крутом повороте Дмитришину показалось, что именно сию секунду сработают фугасы. Но они не сработали.

За поворотом Дмитришин постучал в стекло кабины и показал шоферу тропку слева: остановись, мол, мне надо сюда. Шофер затормозил, и разведчик спрыгнул на землю.

Машина скрылась за поворотом. Теперь надо спешить: июньская ночь короткая, скоро займется заря, а Дмитришину еще предстоит найти по схеме фугасные гнезда, осмотреть их, а... там видно будет.

Ни в одном из гнезд, которые он нащупал, не оказалось взрывателей. Отверстия были пустые, а концы проводков присыпаны землей. Кто это сделал — непонятно. Если бы гитлеровцы обнаружили такое сооружение, то на месте фугасов остались бы пустые ямы. Быть может, наш сапер ждал подхода танков, чтобы именно в момент появления их под скалой вставить запалы и похоронить себя под обвалом вместе с танками? Но... не успел. Угодил под пулю? Всякое могло быть — кто знает?

Как же поступить Дмитришину?

Вставить запалы, выйти на дорогу, попытаться остановить колонну перед скалой, создать пробку, чтобы от взрыва погибло как можно больше вражеских машин. Риск отчаянный, но не пустяшный. Хорошо сделал, что пробрался сюда один.

Где-то недалеко за поворотом протарахтели мотоциклы и заглохли. Хлопнули дверцы легковой машины. Кто-то, кажется, взобрался на верхний выступ скалы. А что, если в самом деле здесь наблюдательный пункт самого фон Манштейна?

На дороге послышался нарастающий грохот танков. Дмитришин быстро вставил запалы и вышел на асфальт. Остановился метрах в десяти от той линии, где, как значилось в схеме, были спрятаны механизмы нажимного действия — замыкатели электрической цепи. Поднял теперь уже пустую санитарную сумку. Впереди танков катилась легковая машина. В ней какой-то крупный начальник в пенсне. Слегла поблескивали от подсветки радиоприемника. Машина остановилась. Из нее выскочили два офицера, но Дмитришин прорвался к генералу и жестами стал пояснять, что там, впереди, опасность, надо подождать.

— Во, во (где, где) ? — начали добиваться у него офицеры.

Дмитришин, что-то бормоча сквозь повязку, размахивал руками. Ему надо было задержать колонну. Пусть сюда сбегаются офицеры. Может, сверху спустится тот, что поднялся на свой КП.

Генерал хочет узнать, как далеко опасность. Дмитришин подносит к его лицу растопыренные пальцы здоровой руки и начинает отсчитывать. Десять метров, двадцать, тридцать, сорок... Отсчитывает не торопясь, уже перевалило за сотню метров. Генералу надоело ждать, и он махнул рукой: вперед. Видно, торопился занять исходные позиции затемно.

Дмитришин побежал вперед вдоль шоссе. За ним затрусил лишь один офицер. Хетел удостовериться, какая опасность впереди. Дмитришин остановился. Запыхавшийся офицер наткнулся на его спину, затем на нож. Дмитришин ударил его не очень удачно, но не дал выхватить пистолет. Пришлось применить свой излюбленный прием: через спину затылком об асфальт — ни крика, ни стона...