Поземка с красной гривой снова закружилась перед солдатами. Да, именно здесь, на перекрестке двух бывших улиц, под обломками растертых в песок стен была запрятана противотранспортная мина.

«Сюрприз» оказался коварным: три ложных взрывателя, и только под четвертым таился действительный. Это ловушка для сапера. Благо, солдаты были предупреждены о таких «новинках».

Но кто же кричал им: «Осторожно, «сюрпризы»!»?

Отогревая озябшие пальцы дыханием, солдаты ощупывали взглядом заснеженный пустырь. Кое-где ветер вылизал землю до ледяного блеска, и там виднелись то оперения неразорвавшихся бомб, то головки снарядов, то пустые гильзы. А сколько мин и снарядов укрыл снег! Война долго будет стрелять на том пустыре: и весной, и летом, и многие годы, если саперы не прощупают здесь землю, каждый метр вдоль и поперек и в глубину не меньше как на сажень.

— Тише, Петро, кто-то стонет... — сказал Антон.

— Слышу.

Солдаты затаили дыхание.

Позади в заснеженной траншее послышались шаги. Солдаты обернулись. Перед ними вырос высокий лейтенант в пилотке. Шинель внакидку. Одна рука — под шинелью на ремне, перекинутом через шею, в другой — трофейный немецкий автомат. Пахло от лейтенанта лекарствами.

— Сняли фугас? — спросил он.

— Сняли.

— А почему остолбенели?

— Слушаем, будто кто-то стонал под землей.

— Здесь под землей наших нет. Это у вас в ушах ветер стонет. Вон там, за оврагом, между заводами, приложи ухо к земле — и жутко станет: человеческие голоса, хохот, и гармошка играет. В землю люди ушли и там живут... Ведите в свой штабной блиндаж. Хочу показать вашему командиру кое-что. И этого надо обогреть. — Лейтенант показал на дно траншеи.

Там сидел человек на корточках. Голова закутана в суконное одеяло так, что виден только один посиневший от холода мясистый нос. Серые глаза не моргая смотрели на большие теплые валенки лейтенанта.

Петро и Антон переглянулись.

— Он ставил здесь «сюрпризы» — ловушки, — пояснил лейтенант. — Вот тут, под печкой, был его наблюдательный пункт. Ход из траншеи под землей прямо к трубе. Это я кричал вам из трубы.

— Спасибо, — поблагодарили лейтенанта братья.

Петро, посмотрев на немца, сказал:

— Такой нам очень нужен. Спасибо за находку!

— Свои люди — сочтемся, — ответил лейтенант.

— Тут вчера наши ребята уже подорвались, — пожаловался Антон. — Попался такой «сюрприз» — сразу троих, и хоронить нечего.

— Ладно, — задумчиво сказал лейтенант, — покажите дорогу в штабной блиндаж. Мне некогда. Передам вашему командиру этого, — он кивнул на немецкого минера, — и дальше, мне надо догонять своих.

В штабном блиндаже саперного батальона пахло сыростью и дымом. Оставленный здесь писарь штаба много раз пытался разжечь дрова бумагой, но у него ничего не получалось. От тепляка, забитого до отказа сырыми кругляками, веяло холодом железа. Тесовые стенки и бревенчатый в два наката потолок покрылись пятнами изморози, словно их только сейчас побелили жидким раствором извести.

— Значит, дымом греешься? — спросил лейтенант, оттирая озябшие уши.

Немецкий минер стоял возле него как привязанный. Писарь, видя перед собой незнакомых людей, насторожился.

— А вы кто такие?

Лейтенант шагнул ближе к столу:

— Я спрашиваю, почему печка холодная?

— Печка... — Писарь вскочил, поправил ремень, вытянулся: властный тон лейтенанта как бы оторвал его от бумаг и поставил в строй. — Я не виноват, старшина сырые дрова привез.

— Плохие твои дела, — сказал лейтенант. — Но ничего, сейчас заставим гореть и сырые дрова...

Он расстегнул противогазную сумку, извлек из нее горсть желтоватых трубочек, очень похожих на макароны, и сунул их в открытую дверцу печки. Когда в руке лейтенанта показался коробок спичек, немецкий минер попятился и, прижавшись к стенке, присел на скамейку, а писарь готов был закричать: «Что вы делаете, взорвемся!» — но потерял дар речи. Макаронные трубочки были не чем иным, как связкой пороховых стержней от дополнительного заряда артиллерийского снаряда большой мощности. Всунув в отверстие пороховой трубки несколько спичек, лейтенант отошел в сторону, осмотрелся, затем не торопясь погладил трубу, как бы проверяя, не будет ли она дымить, и, тряхнув коробком, снова нагнулся. Вспыхнула головка спички, затем другая, третья...

Прошло еще несколько секунд, и сквозь щели закрытой дверцы тепляка показались язычки яростного огня. Шипящие от жары дрова заискрились. Труба защелкала, загудела. В спайках закудрявились космы пламени. От железа пахнуло теплом.

— Где комбат? — спросил лейтенант, повернувшись к писарю, на растерянном лице которого уже играли блики огня, пляшущего в утробе ожившего тепляка.

— Комбат... Комбат с утра на участках, с ротными.

— А начальник штаба?

— Тоже там.

— Гони туда связного, — приказал лейтенант.

— Не могу.

— Почему?

— Нет у нас теперь связных. Упразднили. Всех послали мины снимать. Я один тут остался, по справке врача. Ревматизма у меня, и судороги в ногах бывают, — пояснил писарь, начиная приходить в себя. — Скоро, говорят, сюда жители будут возвращаться...

— Вот именно, скоро, — перебил его лейтенант, — поэтому беги сам за комбатом.

— Сам... — Писарь замялся, поглядывая на стол с бумагами. — Самому нельзя...

— Кому сказано! — Лейтенант повысил голос, перекладывая свой трофейный автомат на кучу бумаг, лежащих перед писарем. — Мне некогда ждать. Бумаги твои никуда не денутся. Бегом...

— Слушаюсь, — ответил писарь и, озираясь, выскочил из блиндажа.

— Бегом, бегом, лечи свою «ревматизму»! — бросил ему вслед лейтенант.

Потемнели стены и потолок блиндажа. Теплое дыхание печки быстро смело белесые пятна изморози. Теперь можно раздеться, согреть онемевшую на повязке руку, вскипятить чайник. Тепло и по-домашнему уютно стало в блиндаже — грейся, дыши, отдыхай. Лишь по-прежнему не мог освободить свою голову от одеяла немецкий минер. Он сидел на скамейке, прижавшись спиной к стене.

Вскоре появился комбат. Он пришел вместе с писарем и минерами Петром и Антоном, которые уже успели рассказать ему о встрече с лейтенантом на пустыре. Сейчас лейтенант уже был в гимнастерке. Он сидел за столом, распивая чай из железной кружки. Рядом с автоматом лежали пачка галет и кусочки сахара. Сидел и пил чай, как дома, как в своей, давно обжитой им квартире.

— Приятного аппетита, — сказал комбат, снимая накидку. На его плечах были майорские погоны с эмблемой инженерных войск.

— Здравствуйте, товарищ инженер-майор, — ответил лейтенант, вставая. — Приглашаю отведать горячего чайку из моих запасов на вашем столе.

— Спасибо, только сейчас грелся, — ответил майор и, помолчав, спросил: — С кем пришли?

— Вот с ним, — ответил лейтенант, показывая на немца. Тот сидел неподвижно.

Майор уперся взглядом в синее лицо немца. Ни одной живинки в глазах, ни одной живой черточки. Глухое, бесчувственное лицо.

— Слушаю, — ответил майор.

— Слушать нечего, надо смотреть, — ответил лейтенант.

Одним движением здоровой руки он распахнул шинель немецкого минера, взял у него из-за пазухи пачку бумаг и развернул их на краю стола. Это были карты и схемы заминированных участков заводского района.

— Тут все сказано без слов.

В картах и схемах оказалось и удостоверение личности немецкого минера: инженер специальной команды штурмового батальона особого назначения.

— Почти коллеги, — сказал майор, посмотрев на фотокарточку и окинув взглядом сидящего перед ним немецкого офицера в солдатской шинели.

— Да, да, коллеги, — ответил тот, ничуть не смущаясь тем, что на нем солдатские погоны.

В блиндаже появились начальник штаба батальона, командиры рот, взводов, отделений. Солдатский вестник уже сработал. Из всех подразделений шли люди в штабной блиндаж посмотреть на приведенного лейтенантом автора коварных «сюрпризов». Входили, ощупывали глазами этого с неподвижным лицом человека, затем склонялись над схемами и картами. Документы рассказывали и показывали саперам, где и на каких участках расставлены против них ловушки.