— Можно не нагнетать, а?! — разозлился Ер. — Тут и без вашего ценного мнения темно и жутко!

— Я это все к тому, что, может, повернуть назад? Должен же быть какой-то способ выбраться.

Шен посмотрел на него и покачал головой.

— Вероятнее всего, альтернативный способ выбраться находится как раз в сокровищнице. Нет, ты можешь, конечно, попытаться, никто тебя насильно не держит, — уточнил он. — Напомню также, что тебя никто в гробницу идти не заставлял.

— Ты такой жестокосердный! — фыркнул Лев, но попытки саботажа оставил.

Вскоре коридор вывел заклинателей к высоким (даже высоченным) дверям, перед которыми расположилась команда расхитителей гробниц с Сун Ло во главе.

— Какая встреча! — иронически восхитился Шен. — А что не заходите? Ворота тяжеловаты?

— Вы живы! — казалось, подскочившая Сун Ло искренне рада (хотя кто поручится, что ее обрадовало: то, что Шен выжил, или что помощь вновь подоспела?). — Нам было так неспокойно все это время! Мы боялись, что вы не смогли выбраться!

По кислым минам остальных Шен так и видел, как им было «неспокойно». Сперва «неспокойно», что сокровища близко, и придется делиться, поэтому они так далеко одни и убежали, затем «неспокойно», когда появилось очередное препятствие, с которым они не смогли справиться собственными силами.

Нет, конечно, он мог ошибаться, и даже хотел бы, но после того случая с цветком особых иллюзий у него не было.

— Как вы здесь оказались? — ради интереса спросил он. — По которому коридору шли?

Сейчас, еще раз обведя присутствующих долгим взглядом и пересчитав, Шен определил, что четверых не хватает.

— Мы пошли по центральному. Там оказалась ловушка… — Сун Ло перевела дыхание и продолжила: — Паутина, которой был завешен коридор, оказалась ядовитой. От одного прикосновения она разъедала плоть до кости, а яд довершал начатое. Четверо моих братьев погибли в ужасных мучениях. Благо, паутина хорошо горела. — Девушка отвернулась, проведя кулаком по щеке.

Шен против воли ей посочувствовал. Может, она не казалась ему такой приятной и невинной, как Сун Тян, но, также вероятно, что жизнь заставила ее стать жесткой и беспринципной. Да и то, что ее сестра погибла в этой гробнице, вряд ли можно было считать совпадением. Пусть Сун Ло заявляла, что ее единственная цель — сокровища, трудно было поверить, что то, что она выбрала гробницу, где погибла ее сестра, — всего лишь случайность. Кто знает, что и кому она хочет доказать. Может, она желает закончить то, что сестра не смогла. На какие бы жертвы при этом ни пришлось пойти.

Отголоску Шеновой человечности стало немного стыдно за те мысли, в которых он скупо подсчитывал баллы, размышляя, каким будет штраф, если их здесь бросить. Неужели он на полном серьезе свел человеческие жизни к простым числам? Когда это стало приемлемым для него?

Если не убиваешь лично, то все в порядке, Шен?

Я не обязан спасать всех и каждого.

Нет, не обязан. Но это и отличает человека от зверья.

Шен прикрыл глаза. «Я просто устал. Я устал и… я боюсь. Я боюсь за тех, кто рядом, боюсь, что в любой момент случится то, с чем мы не сможем справиться. У меня просто нет времени беспокоиться еще и о посторонних».

«Какая… удобная позиция».

Разве не это он недавно сказал Еру? Удобная позиция.

И в самом деле удобная. И он может найти с десяток причин, отчего ему не нужно беспокоиться об этих чужих ему, алчных, усталых и раздражающих людях. И никто не посмеет сказать, что он не был прав.

Почему же он чувствует, что лишается чего-то значимого, думая таким образом? Это что-то внутри него, и никто не пострадает, если он этого лишится.

Никто не одернет и не осудит. «Своя рубаха ближе к телу». Каждый это понимает.

Но Шен только сейчас осознал, что с ним произошли перемены. Эмоции не играли столь ярко. Но не потому, что он лучше их контролировал. Просто и радость, и печаль, и даже сопереживание было приглушено чем-то. Это «что-то»… вонзилось в грудь, обострило видимость окружающего пространства, и вместе с тем приглушило все переживания. Как с кровью тело покидает жизнь, так из этой духовной раны смолой сочилась застарелая, запертая глубоко внутри, как сгусток гноя, боль. Он думал, что ее нет. Думал, что справился с этим. У него не было причин вспоминать об этом.

Но Ал тогда ударил точно в старую рану. Не физически. Но его слова всколыхнули переживания, которые он хотел бы навсегда оставить в прошлом. Но внезапно для самого себя он оказался ранен сильнее, чем сам осознал. И даже теперь, после того как они с Алом помирились, рана все еще постепенно извергала из себя застарелый гной, пеленой ложащийся на всю окружающую Шена реальность.

Эта девушка, эти люди помогли ему осознать, что с ним не все в порядке.

Но, может, он ошибается? У него ведь есть… право… не брать в расчет их жизни?

Шен повернулся к Муану и спросил:

«Скажи, мое поведение в последнее время не казалось тебе странным?»

«Кроме недавнего поцелуя?» — хохотнул Муан, но, увидев отчаянную серьезность во взгляде Шена, чуть задумавшись, ответил:

«Да, казалось. Мне казалось, ты смеешься преувеличенно громко. Словно за твоим смехом что-то еще. Ты об этом?»

«Вот как… — Услышав ответ, Шен отвернулся и возвел глаза к высоким дверям. Взгляд заскользил по переплетенью узоров и иероглифов. — Я и сам не заметил».

«Объяснишь?» — помолчав, уточнил Муан.

«Не думаю, что это возможно объяснить… Прозвучало бы глупо».

«А ты попробуй».

Пока они говорили мысленно, Лев занялся выяснением подробностей у Сун Ло. Ал пошел к дверям, и люди, мимо которых он проходил, держа пламя на ладони, провожали его благоговейными взглядами. Шен уперся взглядом в золотистую макушку.

«Ты поверишь, если я скажу, что это из-за него?»

Муан проследил за его взглядом.

«Из-за твоего ученика?» — удивленно-настороженно уточнил он.

Шен мотнул головой:

«Он мне больше не ученик».

В его словах Муан уловил оттенок сожаления и подумал о том, что, как бы Шен ни пытался сделать вид, что его устраивает просто дружба с Алом, на деле то, как все вышло между ними и то, как он сам сдался, сложив свои полномочия учителя, все еще гнетет его.

Глупый, он так стремился стать для них с Аннис хорошим учителем, но за все это время ему так никто и не сказал, что он хорошо постарался.

«Я не должен переживать из-за этого. Это глупо».

«Не должен, — согласился Муан и, помолчав, добавил: — Ну что, теперь, когда я согласился, что ты действительно не должен этого чувствовать, ты перестал?»

Шен помолчал, а затем с возмущением посмотрел на него.

«Ты издеваешься?»

«Ты ведешь себя глупо не из-за того, что переживаешь, а потому, что не хочешь этого признавать».

Шен долго вглядывался в синие глаза, а затем вздохнул и мысленно произнес:

«Когда это ты стал таким разумным?»

Муан приблизился к нему и, пальцами дотронувшись до его руки, наклонился вперед и прошептал почти на ухо:

— Даже через сотню лет мы продолжим удивлять друг друга.

Шен ощутил волну мурашек, пронесшихся от шеи, где кожи коснулось горячее дыхание. Он чуть отклонился и посмотрел в наполненные теплом синие глаза.

— Это звучит как обещание. Очень… привлекательная перспектива.

Хмыкнув, Муан произнес, чуть усмехнувшись:

— Обещание, в реализации которого ты, конечно, будешь каждый день сомневаться.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя скованным обязательствами из-за данного слова. Если когда-то твое желание изменится…

Муан не дал ему договорить, прислонив к его губам свой палец. Только воинская сдержанность не дала ему заткнуть его поцелуем. Благо, на их перешептывания не обращали внимания. Ал с Левом и Сун Ло изучали письмена на дверях, часть команды просто отдыхала, а Ер тихонько точил конфеты из сумки старейшины пика Славы, которые успел вытянуть, пока тот нес его на спине.

«Вернемся к твоим эмоциям, пока мои не вышли из-под контроля», — отступив, сурово произнес мечник.