Татьяна вдруг заметила неравнодушные взгляды Андрея, которые пролетали мимо нее, и будто онемела: она поняла, в чем дело. Ее глаза наполнились слезами, она опустила голову.

– Что с тобой? – шепотом спросила Прасковья.

Татьяна ничего не ответила.

– Я знаю, тебе мой брат нравится.

– Да, – негромко сказала Татьяна, выпрямляясь. – Дивный хлопец, я таких никогда не встречала, – ее щеки порозовели.

Прасковья внимательно посмотрела на нее.

– Кажись, Елене он тоже нравится.

От движения большого количества людей поднимались клубы пыли, сквозь них пробивался ослепительный блеск солнечных лучей, отражавшихся от золотой ризы священника. Нестерпимый зной сушил воздух.

Глафира и Надежда громко пели псалмы.

Анна шла и плакала.

– Что с тобой? – спросил у нее Харитон.

– Это я от радости. Крестный ход – он для души, для покаяния. Дай бог, дождичек прольется на нашу землю.

– И то верно, – согласился Харитон. – Молимся за себя, за других, за долгожданный дождь.

Это торжественное шествие с молитвами священнослужителей и прихожан, когда храмом стала вся природа, показывало торжество святой веры Христовой и возбуждало в сердцах людей благодарности к Богу.

Процессия направилась по прогону к полевым воротам. Потом шли вокруг села по полям, кадили и кропили святой водой. Такое круговое шествие снова привело к полевым воротам, затем по улице двинулось к церкви, где состоялся молебен, – Всевышнего молили о дожде.

Отец Дионисий щедро окроплял присутствующих святой водой, которую ему подносили сельские мальчишки.

Все стояли возле церкви, черные от пыли, а Харитон, пристально глядя на Демьяна и Надежду, заметил, что лица у них стали просветленные, радостные.

– Так ведь с Боженькой пообщались, – мягко проговорила Надежда.

Андрей отнес в храм иконы и подошел к сестре. Увидев расстроенную Татьяну, спросил:

– Что тут у вас? Неприятность какая-то?

Татьяна растерялась, покраснела, не зная, что сказать.

– Нет, – успокоила брата Прасковья. – Просто мы устали.

– Тогда пошли к родителям, они нас заждались, до хаты идти надо…

Незадолго до этого, когда крестный ход близился к завершению, Федор с сыновьями стоял на опушке леса, издали посматривая на происходящее.

– Куды они направились? – недоумевал он, глядя на круговое шествие. – Муравейники рушить надо, а они песни петь надумали.

– Зачем муравейники зорить? – спросил Максим.

– Так отец мой делал, и дед мой так дождя у Всевышнего просил, и мы с тобой не должны отступать от заведенного.

Он взял березовую палку и стал старательно разгребать муравейник.

– Видите, сынки?! – метнув злой взгляд на муравейник, воскликнул он. – Бейте березовым прутом по нему, будто колотите воду в кринице. Смотрите, все эти расползающиеся муравьи и есть магические капли дождя. Этому меня еще мой дед учил. Разгребая муравейник, он всегда говорил: «Сколько муравьев, столько и капель!»

– И что, тятя, вправду дождик пойдет? – удивился Максим.

– Не сумлевайся, сынок, ночью всяко-разно дождик окропит нашу земельку. А ты чаго рот раззявил? – резко сказал он Антону. – Давай отцу помогай, втроем оно сподручнее будет.

– Тятя, я не буду мурашей зорить, – глухо проговорил Антон. – Я лучше в наказание «Жития святых» читать буду.

– Вот сорванец, отца ослушаться вздумал, ну я табе дома задам порку!

Федор с каким-то особым усердием, остервенело бил по разбегающимся муравьям и при этом громко читал молитвы. Максим старался не отставать от отца. Так они переходили от одного муравейника к другому…

– Вы что, совсем из ума выжили?! – закричал на них подошедший Харитон, он с Анной и детьми уже возвращался домой. – Вы зачем муравейник порушили?!

– Это вы ум потеряли! Ходите тут, молитесь с попом, а мы с сынком дождя попросили у Всевышнего, к ночи, будь спокоен, прольется на нашу землю долгожданный.

Подошел Демьян со своим семейством. Недовольно покачал головой:

– Это ж надо такое придумать! Божью тварь, мурашей, разорять.

– Ох! – вырвалось у Надежды. – Спаси господи, – перекрестилась она.

– За мурашей не переживай, это тебе не люди, через пару часов все приведут в порядок, – не унимался Федор. – Муравейник лучше прежнего будет, а вот дождик промочит земельку.

Все затаились в ожидании дождя. К всеобщей радости и ликованию, к утру пошел дождь! Да какой! С небес хлынул настоящий ливень. Огромные капли падали на пересохшую землю. Не успевая впитываться, они мелкими ручьями стекали в низину реки.

Анна стояла на крыльце под навесом и глядела на ливень, по ее щекам катились слезы. Она плакала от радости, что оживет их хлеб, что будет добрый урожай, а значит, и сытая жизнь. Жара спала, и несколько последующих дней шли дожди, которые напитали влагой землю, а та в свою очередь дала силу ржи.

В конце лета зацвели вересковые поляны. Тучи пчел гудели, кружась в воздухе и собирая нектар.

В конце сентября, когда отцвел вереск, у Харитона начиналось трудное, но радостное время – сбор и обработка меда и воска. После ужина все в хате укладывались спать.

– Ну что, мать, самое время завтра пчельницу проверить, – громко зевнув и закинув руки за голову, сказал Харитон, лежа на топчане.

– Да пора уже, хоть детишек побаловать.

– Я думаю, наши пчелки меду хорошо натаскали. И липа нынче недурно цвела, и вереск нектаром пах.

– Тятя, дуплянки зорить будем? – обрадовался Ефим.

– Нет, конечно, – попытался образумить его Моисей. – Мы немного меда заберем, а остальное рою на зиму оставим, чтобы до весны питания хватило.

– Правильно гуторишь, сынок, – похвалил его отец.

С утра приготовили нож для обрезки сот, плетеные короба для переноски сот с медом.

Ближе к полудню, когда солнце пригрело и основная масса пчел из бортей улетела на поиски медоносов, Харитон подошел к иконам, висевшим на стволе старой липы, перекрестился. Затем надел сетку, которую сплел из конского волоса, наклонил колоду, прислонив к стволу дерева, открыл при помощи плотницкого тесла верхнюю крышку, закрепленную деревянными гвоздями. За ней показались длинные языки янтарных сот.

Моисей стоял рядом в надетой на голову сетке, держа нож и короб. На его голове тоже была сетка. Переливаясь золотом на солнце, соты отрывались и падали внутрь короба вместе со всем содержимым: медом, пергой, живыми и мертвыми пчелами. Пустые соты Харитон убирал в сторону, а Моисей аккуратно укладывал их на холстину.

– Это на свечи? – спросил парень.

– Да, сынок.

В какой-то момент отец остановился и оценивающе посмотрел на колоду:

– Ну вот. Этого пчелиной семье хватит на безбедную сытую зиму.

Он закрыл крышку, потом аккуратно, чтобы уплотнить, стукнул по ней топором-теслой и пошел к следующей борти.

Моисей отнес короб под навес и все содержимое вывалил в бочку.

Анна осторожно, чтобы не ужалила пчела, подошла к бочонку. В меду плавали пчелы с пчелиным ядом, маточное молочко, прополис. В воздухе витал терпкий аромат меда с нотками вереска. Следом за матерью к бочке подкрались Иван с Ефимом и Лукерья.

– Мам, – заискивающе спросил Ефим, – а медку можно попробовать?

– Потерпи немного, сынок, вот закончат тятя с Моисеем работу, тогда и отведаем. Идите в хату, а то ненароком пчела ужалит.

После наполнения бочонка отец заставил Моисея тщательно перемешать содержимое: мед, воск, пчелиный расплод, пергу, мертвых пчел. После чего Харитон набрал две миски меда и закрыл бочонок плотной крышкой.

– Одну миску отнеси в хату на стол, а вторую – дяде Демьяну. Скажи, мол, гостинец от меня.

Моисею понравилось такое поручение – лишний повод увидеть Прасковью.

– Ну вот, детки, – обрадовалась Анна, увидев на столе полную миску меда, – теперь будет вам с чем кашу да блины есть.

Из пустых сот вечером всей семьей за столом катали свечи. Для фитилей Анна принесла из кладовой толстую льняную нитку.