Поутру выехали на охоту. Ханенко ехал в бричке, которой управлял Петр. Василий с Игнатом – следом верхом. Собаки бежали рядом с верховыми. На краю леса остановились. Собаки вертелись под ногами лошадей, поглядывали по сторонам, прыгали, ожидая команду от Игната. Помещик знал здесь все тропы, как и Игнат с Петром.

Ханенко тихо сказал конюху:

– Ты с собаками езжай по этой дороге к роднику и оттуда гони на нас зверя.

– Понял, барин, не впервой.

Он взглянул на собак, махнул рукой и крикнул:

– Пошли!

Игнат поскакал вперед, и вся псарня, поскуливая в предвкушении добычи, побежала за ним в сторону густых зарослей ольхи.

Когда они скрылись из виду, Ханенко на бричке и Василий верхом отъехали до условленного места, куда собаки должны были пригнать дичь, и остановились. Помещик отправил кучера в номер, а сам подошел к сыну.

– Ты запомни, сынок, – наставлял он юношу, – охотничья гончая умеет только брать след и гнать живность. Как только они выгонят зайца или лису – не дай бог кабана – на тебя, вот тут не мешкай, стреляй. Да про упреждение не забудь. Наперед стреляй, пока заряд лететь будет, он в самый раз в то место и прибежит. Понял?

– Да, папа!

– Стань под этим дубом и жди гончих. Я рядом буду, вон под тем вязом. Смотри вдоль номеров не стреляй, а то нас с Петром поубиваешь.

Василий замер в ожидании. Вокруг стояла мертвая тишина, даже птиц не было слышно. Вдруг где-то далеко впереди залаяли собаки. Василий слышал, как они постепенно приближались к дороге, на которой стояли номера. Наконец громко и отрывисто закричал Игнат, натравливая собак на зверя.

Юноша напрягся, вглядываясь вдаль. Тут зашуршали кусты, и на поляну выскочил быстро бегущий серый комок. Заяц. Мало того, что он летел как ужаленный, так еще и петлял.

Василий взвел курок, прицелился, но заяц продолжал бежать. И даже не пытался остановиться. Он уже почти вплотную подбежал к молодому охотнику, медлить было нельзя, и Василий, дрожа от волнения всем телом, выстрелил. Зверек бросился от него в сторону и, передвигаясь большими прыжками, скрылся в кустах. Следом мимо него пробежали борзые с вывалившимися из пасти языками. Рядом раздался выстрел.

– Эх ты, раззява, – с усмешкой сказал подошедший пан.

– А как в него можно попасть? – развел руки сын. – Он несся как угорелый.

– На это умение надо.

– Да не переживайте, барин, – засмеялся подошедший кучер. – Я его прибрал. Вон лежит.

– О, Петруха, молодец, отличился сегодня, с полем тебя! С меня причитается. Тащи котомку.

Петр прекрасно знал, что ждет их дальше. Он достал из брички большой саквояж, расстелил на траве холщовую скатерть, поставил на нее четверть с водкой, черный хлеб, соленые огурцы и нарезал старое, отдающее желтизной сало.

– Хорош! – Ханенко, подняв за уши зайца, с удовольствием рассматривал его упитанное тело. – Смотри, сынок, какой знатный трофей.

Василий тоже с восхищением смотрел на добычу.

– Да, Петр наш молодец, а я вот сплоховал.

– Ничего, еще научишься, лучше меня и Петрухи стрелять будешь.

Приехал на запыхавшейся лошади Игнат, привязал собак к березам недалеко от брички.

Все уселись возле скатерти.

– Наливай! – скомандовал помещик.

Петр разлил в глиняные стаканы водку.

– За стрелка! – провозгласил Ханенко.

Василий заметил, что отец и его крепостные чувствовали за столом себя на равных и пили одинаково.

– Молодец, Петруха! Отличился! Наливай еще!

Петр с удовольствием выпил и даже не поморщился, чего нельзя было сказать о помещике. С каждым стаканом он все больше хмелел, огненная вода забирала его разум и силы.

– Слышите? – насторожился Игнат. – Собаки лают, гонят кого-то, наверное.

– Это Миклашевский на охоту выехал, – рассудил Ханенко. – По этой дороге, у которой мы сидим, граница наших владений проходит. Неприятный человек, борзыми зверье травит.

– А они почему ружьями не пользуются? – спросил Василий.

– А я почем знаю, все по старинке щи лаптем хлебают.

– Похоже, в нашу сторону зверя гонят? – рассудил Игнат, вслушиваясь в усиливающийся громкий лай собак.

– Пускай гонят, у нас добыча уже есть, – соловыми глазами усмехнулся помещик. – Петруха, налей-ка нам еще по стаканчику, да домой будем собираться.

Лай собак с каждой минутой становился все громче. И вскоре всем стало видно, как с десяток высоких и худых борзых гнали лису, а за ними, намного отставая, скакали охотники. Рыжему хвосту не удавалось убежать, борзые догоняли.

– А где же вчерашний кабан? – недоуменно спросил помещик.

– Знать, барин, ушел в другие леса, – рассудил Игнат. – Люди Миклашевского, видать, вчера тоже кабанчика приметили и сегодня хотели взять, да только тот не стал дожидаться, когда на него облаву устроят.

Палевого окраса сука с белыми пятнами резво выскочила из кучи собак и в броске, на взлете, схватила жертву за шею и, пробежав несколько шагов, остановилась. Подняла лису перед собой, сжав зубы и немного постояв, бросила бездыханное тело на траву. Собаки окружили зверя и стояли рядом до появления охотников, которые спешили к месту схватки, чтобы согласно обычаю тут же забрать еще не растерзанную добычу.

Одна легавая белого цвета с коричневыми пятнами выскочила на поляну прямо перед расположившимися на привал охотниками. Рослая, длинномордая, она не поняла, куда попала, и растерянно смотрела на незнакомых людей.

– Гляди, плоская, как доска, – возмутился помещик. – Стреляй ее, сынок!

– Зачем?

– Она в наши владения забежала.

– Ну и что, сейчас убежит.

– Я не позволю, чтобы чужие псы бегали по моей земле. Петруха, стреляй ее.

– Барин, может, не надо?

– Ах вы мерзавцы!

Помещик схватил свою новенькую двустволку и прицелился.

Грянул выстрел; когда дым рассеялся, все увидели на траве бездыханное тело собаки.

Тут же появился Миклашевский. Не слезая с коня, глядя в упор на Ханенко, зло спросил:

– Что это значит?

– По праву собственности, – пьяно пробормотал Ханенко. – По праву…

Проснувшись поутру, Ханенко не помнил происшедшего накануне. Прошел в горницу, налил полный стакан воды и залпом выпил.

Вдруг охнул и опустился на диван, схватившись за поясницу.

– Татьяна! – громко крикнул он.

Через секунду жена стояла перед ним.

– Что случилось?

– Вот проклятая стреляет, аж искры из глаз сыплются.

– Застудил вчера, не иначе! – съязвила жена. – Я же говорила: не ездите на эту проклятую охоту… Посидел на земле – вот тебе и результат!

– Вели баню истопить. Прогреться мне надо.

С улицы незаметно вошел сын, услышав слова отца, с сочувствием сказал:

– Папа, у Игната тоже спину прихватило, даже ружье твое не смог почистить.

– Да, уже осень на дворе, земля холодом отдает, а мы расслабились. Думали, солнце светит и греет, как летом.

– Ага, оно светит, да не греет, – заметила жена.

Вечером следующего дня прискакал вестовой и передал письмо от исправника, который предлагал дворянину – помещику Ханенко Ивану Николаевичу – прибыть в уезд на аудиенцию.

– Вот шалапут! – рассердился помещик. – Даже поболеть не дает, видно, опять денег хочет! Сынок, собирайся, завтра вместе поедем в уезд.

Петр тронул лошадей, и бричка мягко покатилась по пыльной дороге. Некоторое время ехали молча, Ханенко угрюмо смотрел на дорогу. Василий искоса поглядывал на него, понимая, что отец изрядно нервничает.

Чтобы отвлечь его от тягостных дум, юноша заговорил:

– Папа, а у пана Миклашевского собаки не той породы, что у нас?

– Да, у него борзые, а у нас гончие.

– А борзая – это не гончая?

– Нет. Борзые и гончие – это две совершенно разные породы собак.

– А чем же они отличаются?

Отец вдруг окинул его таким взглядом, как будто хотел сказать: «А ты разве этого не знаешь?», но вслух произнес:

– Гончая гонит зверя. Она бежит не быстро, давая возможность дичи уйти от нее в направлении расставленных в номера охотников. Помнишь, когда ты вчера стоял, сначала заяц бежал, а чуть отстав, чтобы не попасть на выстрел, гончаки преследовали его?