Растущая дороговизна также оказывает на все немалое влияние. Если вопрос о переводе больницы на новое место можно считать решенным, то откладывать больше нельзя. То, что будет строиться через три месяца, обойдется уже значительно дороже, чем построенное сейчас. Поэтому надо либо немедленно взяться за работу, либо отказаться от этой мысли. О принятом мною решении я не говорю никому ни слова. Один езжу я на то место, которое представляется мне единственно приемлемым для осуществления моих планов. Оно находится в трех километрах отсюда выше по течению, на ровном берегу и как раз там, где Огове разделяется на два рукава. Там когда-то были большие деревни. Там жил сам Нкомбе — «король-солнце»: в Африке тоже были свои короли-солнца![72] Земля была раньше кое-где засажена. Выросший на ней лес сравнительно молод, и поэтому корчевать пни будет не так уже трудно. Везде, где прежде были хижины и плантации, теперь растут масличные пальмы. Широкая долина близ реки — очень удобное место для больницы. Отлогие холмы над нею как будто специально созданы для того, чтобы мы построили на них наши жилые дома.

Сколько раз я прежде бывал на этом месте! Г-н Морель обратил на него мое внимание еще тогда, когда я приехал в Африку первый раз.

На другой же день после моего возвращения я посетил его снова и жалел о том, что не могу построить здесь новую больницу, вместо того чтобы обосновываться на развалинах старой. Теперь я приезжаю туда еще раз: дизентерия и голод вынуждают меня остановить мой выбор именно на нем.

К моему ходатайству разрешить мне приобрести эту землю комендант округа относится весьма сочувственно. Соблюдение необходимых при этом формальностей потребовало бы нескольких месяцев. Но ввиду особых обстоятельств и отсутствия возражений с чьей-либо стороны, участок этот сразу же предоставляют мне во временное пользование. Я получаю около семнадцати гектаров леса и кустарника как своего рода «концессию». Это означает, что земля останется собственностью государства, но предоставляется мне для строительства и разведения плантаций. Все, что будет на ней построено и посажено, становится моей собственностью. Все остальное будет принадлежать государству. Другого способа приобретения земли здесь, в колонии, нет.

Вернувшись от коменданта округа, я созываю врачей и сиделок и посвящаю их в свои планы. Вначале они не могут прийти в себя от изумления. Потом оно сменяется ликованием. Уговаривать их не приходится. Они уже давно, как и я, убеждены в необходимости переезда на новое место. Не можем только себе представить, как со всем этим справимся. В изумлении взирают на нас негры. К такой бурной жестикуляции и шумным разговорам между нами они не привыкли.

А я думаю о той жертве, которую во имя перемещения больницы должны будут принести моя жена и маленькая дочь. Они ждут, что в конце зимы я к ним вернусь. Теперь же в Европу я смогу попасть не раньше начала следующей зимы. Строительство требует моего присутствия.[73] Для закладки больницы строителям нужен мой опыт. Когда бараки будут уже подведены под крышу, руководство внутренними работами могут взять на себя другие.

То, что новая больница окажется значительно больше, чем я первоначально думал, и то, что необходимо считаться с наличием дизентерии и голода, — это факты, перед которыми я должен смириться. Единодушное и горячее одобрение моего замысла моими помощниками, которые так верны мне и так хорошо меня понимают, — залог того, что я поступаю правильно.

Нам предстоит тяжелая работа. Если бы только наши европейские друзья могли знать, что мы исполняем ее с радостью, как это и нужно, как того требует дело! Если бы они могли также знать, как глубоко мы признательны им за то, что они так поняли наши нужды, и за всю ту помощь, которую они так трогательно нам оказали![74]

Исполненные доверия к ним, набираемся мы сейчас мужества и решаемся предпринять все необходимое для того, чтобы по-настоящему победить в этой несчастной стране страдание и горе.

Чтобы иметь достаточно места, чтобы получить возможность изолировать заразных больных, чтобы обладать собственной землею для насаждений, мы поздней осенью 1925 г. принимаем решение перевести нашу больницу на новую, более обширную территорию в трех километрах от нас вверх по течению. Хотя план уже составлен, он кажется нам таким дерзким, что мы еще какое-то время храним его в тайне. Мы никак не можем избавиться от страха, что из этого ничего не выйдет. Останется ли у нас тот единственный плотник-негр, на которого мы полагаемся? Будут ли доставлены строительные материалы? Не явится ли неожиданно какой-нибудь претендент на землю, о которой мы столько мечтаем, и не окажется ли, что он имеет на нее больше прав, чем мы?

Прежде всего необходимо наметить границы временно предоставленной нам земли, чтобы набросать план, который будет подан коменданту округа. Работаем с компасом в лесу и прорубаем тропинку, чтобы можно было измерять расстояние. Когда мы доходим до болот, то приходится удовлетвориться тем, что в зыбкую почву на расстоянии двадцати метров друг от друга забиваются длинные жерди. А когда мы натыкаемся на заросли кустарника, в котором живут наводящие на всех страх красные муравьи, то белые и негры соревнуются в том, кто быстрее сумеет от них убежать. Муравьи эти укрываются в ветках кустов и целыми кучами валятся на того, кто вторгается в их владения.

Не успеваем мы наметить расположение зданий, как начинаются уже работы по очистке всей территории от леса. Мы должны постараться как можно скорее вспахать какой-то участок земли, чтобы посадить маис. Так как из-за продолжающегося голода нам, по всей вероятности, еще довольно долго придется кормить наших больных привозимым из Европы рисом, нам необходимо обеспечить их и какой-то другой, богатой витаминами пищей.

Давно уже известно, что только неочищенный рис содержит в себе необходимые для человека витамины. Очищенный же рис, иначе говоря, тот рис, который обычно поступает в продажу, этих витаминов не содержит, и поэтому питаться им в течение длительного времени опасно. Напрасно пытаюсь я раздобыть неочищенный рис. В продаже его не бывает. Поэтому мне приходится сразу выписать из Европы десять тонн, чтобы иметь что-то в запасе. Может статься еще, что негры и не будут его есть, потому что он с виду не такой белый, как обычный рис. Одним словом, всестороннего прогресса в наше время никак не добиться. Самые важные положения науки о питании оказывается невозможно применить практически.

Чтобы повалить лес, мы по утрам мобилизуем в больнице всех, у кого в порядке руки и ноги, вооружаем их топорами, сажаем в лодку и отправляем вверх по реке на наш новый участок. Среди них есть и мужчины, и женщины, родственники больных, прибывшие к нам вместе с ними. Есть и уже выздоровевшие больные, которые в благодарность за полученное лечение остаются у нас на несколько дней и помогают в работе. Они едут туда охотно, потому что работающие получают полный рацион, тогда как всем прочим нашим пациентам, за исключением тяжелобольных, приходится довольствоваться лишь двумя третями нормы. Однако иногда случается, что даже долю работающих мы вынуждены бываем урезать.

Голод не только не уменьшается, но, напротив, еще больше растет. Мои запасы риса уже подходят к концу. Заслышав гудок идущего из Мыса Лопес парохода, я тут же выезжаю к нему на катере, чтобы своевременно получить свою долю риса. Не проходит и четверти часа после причала, как драгоценный груз уже распределен между прибывшими. Чаще всего, однако, пароход приходит без риса и привозит только уведомление о том, что вслед за ним идет другой, нагруженный рисом. Но бывает, что и этот обещанный, долгожданный пароход тоже не привозит риса, а вместо него — табак, кухонную посуду, стаканы, фонари и граммофоны. Но капитан его заверяет нас, что за ним идет третий, и тот-то уже непременно привезет рис. Сколько времени мы теряем на все эти бессмысленные разъезды! Сколько раз мне казалось, что я слышу гудок, и я выезжал к пароходу, а потом выяснялось, что все это один обман чувств!