С начала 1926 года мне приходится почти каждый день бывать на месте строительства новой больницы. В то время как фрейлейн Коттман следит за лесоповалом, другим отрядом рабочих, занятым на строительстве, руковожу я.

Как же нам следует строить? Все мы единодушно решаем, что в нашей новой больнице не должно быть ни бамбуковых хижин, ни крытых листьями крыш. Такие хижины приходится без конца ремонтировать. После каждого торнадо приходится затыкать в крыше дыры. Буря срывает легкие обуты; смещая их и кидая друг на друга, она оставляет незащищенные места. Каждые два или три года такую крышу приходится покрывать заново.

У нас нередко случалось так, что врач только утро мог посвятить больным, а начиная с полудня уже должен был заниматься починкою крыши. А сколько времени и сколько денег нам пришлось потратить на поддержание и обновление наших строений бамбуковыми жердями и листьями рафии!

Поэтому мы хотим, чтобы в нашей будущей больнице были такие постройки, которые не пришлось бы постоянно ремонтировать. Вначале все это стоит намного дороже. Однако за пятнадцать лет крытая обутами крыша обходится в общем дороже, чем крытая рифленым железом, и требует в итоге гораздо большей затраты труда.

О том, чтобы строить наши здания из камня или кирпича, не приходится и думать. Это потребовало бы слишком много времени и слишком много денег. Поэтому мы решаем строить бараки из рифленого железа, а балки делать из твердого дерева. Балки непременно надо делать из твердого дерева, ибо обычное дерево через какие-нибудь несколько месяцев прогрызают термиты.

Эти бараки из рифленого железа мы будем ставить на сваях. Почему на сваях? Больница растянется вдоль реки. Ее необходимо строить поблизости от воды, потому что туземцы привыкли жить около воды. Кроме того, они хотят, чтобы каноэ их всегда были у них перед глазами. Больница, правда, будет стоять на холме и — на высоте в несколько метров над рекой. Но надо считаться с тем, насколько в исключительных случаях вода в реке может подняться. Если мы воздвигнем наши строения на ровной земле, то при подъеме воды они неизбежно пострадают. Если же они будут стоять на сваях, то вода потечет между свай. Итак, строить на сваях нас заставляет река.

Впрочем, не только река, но также и холмистое расположение местности. Больница будет стоять на склоне холма. Достаточно за ночь налететь двум или трем торнадо, как с вершины холма хлынут вниз мощные потоки воды. Для бараков, стоящих прямо на земле, они могут представить опасность. Если же бараки эти стоят на сваях, то вода опять-таки минует строения и утечет между свай.

Поэтому мне и приходится сочетать доисторическое с современным и строить больницу на сваях, но — из рифленого железа.

Ученые спорят о том, стояли ли свайные постройки наших предков прямо на воде или возле нее — на берегу. Те, которые придерживаются последней точки зрения, может быть, правы. Когда примитивный человек намеревается построить себе постоянное жилище близ воды или на склоне холма, он сталкивается с необходимостью ставить его на сваях. Они защищают его от всех опасностей, которые может причинить вода, и, что также весьма важно, избавляют от труда выравнивать площадку для жилища. Путь от хижины к каменному дому лежит через свайные постройки.

Теперь наша задача — добыть сваи. Лучший материал для них — особая породи твердого дерева, которая встречается довольно редко. Один из моих чернокожих друзей настолько добр, что указывает мне расположенное выше по реке место, где немало таких деревьев растет не очень далеко от воды. Надо, чтобы такое место непременно было выше по течению, ибо нагруженное тяжелым грузом каноэ может идти только вниз по течению, а никак не вверх. Точно так же речь может идти только о деревьях, растущих невдалеке от воды, потому что стволы эти настолько тяжелы, что нет возможности волочить их на большие расстояния по земле или по болотам.

Привезти сваи поручается доктору Нессману. Если бы мы послали негров одних, то они привезли бы каких-нибудь несколько штук.

Место, куда едет доктор Нессман, находится примерно в двадцати пяти километрах вверх по течению, на очень быстрой горной реке. Судоходной река эта становится только во время половодья. Поэтому нашему доктору приходится торопиться, чтобы все заготовить к весне. Первый раз он едет туда 4 января 1926 года. Спустя несколько дней он возвращается и привозит с собой тридцать свай. Но для того чтобы набрать нужное их количество, ему еще придется съездить туда не раз.

Меж тем я распорядился нарубить пальмовых веток и разложить их для просушки, чтобы у нас было что жечь. Надо ведь будет обжигать сваи, чтобы они стали прочнее. Эта работа ложится целиком на меня. Предоставленные самим себе, туземцы либо совсем их спалят, либо недостаточно обожгут. К тому же они всегда бросают в огонь только три или четыре сваи. Я же делаю широкую насыпь; на эту насыпь кладу два десятка предварительно ошкуренных свай и располагаю их таким образом, чтобы один конец подальше выдавался над разложенным вдоль насыпи костром. Когда этот торчащий конец со всех сторон будет как следует обожжен, обжиг прекращают и поворачивают сваи таким образом, что другой их конец, тот, что лежал на насыпи, теперь остается на весу и подвергается действию огня, в результате чего свая обжигается на всем своем протяжении. Особенно хорошо все это удается тогда, когда пылающее дерево, прежде чем вынуть его из огня, проливают водой.

Когда дело ладится, я за день успеваю обжечь от двадцати до тридцати свай. С величайшим вниманием слежу я за тем, чтобы неумелое обращение со сваями не повлекло за собой несчастного случая. Сваи бывают от двух до трех метров длины и около тридцати сантиметров в диаметре. Но они такие тяжелые, что, для того чтобы водрузить одну из них на насыпь, нужны шесть или восемь мужчин. Самый ответственный момент — это опускание свай на землю. При переносе тяжестей ни один туземец не полагается на другого. Он знает, что тот способен, не говоря ни слова, бросить их общую ношу и отбежать в сторону. Поэтому едва только одному из них покажется, что другой сделал какое-то подозрительное движение, как он тут же бросает груз и отскакивает в сторону, чтобы первым позаботиться о своей безопасности. Ибо последнему падающим грузом отдавит ноги. Какого мне стоит труда приучить моих людей к тому, чтобы ни один из них не отскакивал в сторону, чтобы все они слушали мою команду и опускали сначала один конец тяжелой сваи на землю, а затем медленно клонили туда другой! За каждое подозрительное вздрагивание я штрафую виновного — лишаю его одного талона на право получения подарка. Сам же я берусь за тот конец, который последним должен быть опущен на землю. Так за несколько недель я обжигаю около четырехсот свай, причем без единой травмы. Но чего стоит мне уберечь моих подопечных от несчастного случая, может понять только тот, кому приходилось работать с туземцами.

В начале февраля я должен ехать в Самкиту, чтобы помочь миссионеру Морелю и его жене переехать. Как только они вернулись из Европы, их перевели в Бараку близ Либревиля, и теперь надо отправить все их домашние вещи вниз по реке, чтобы потом они могли перевезти их из Мыса Лопес морем в Либревиль. На речной пароход им рассчитывать не приходится. Никак нельзя быть уверенным, что в следующий свой рейс он пойдет дальше Ламбарене. Положение очень затруднительное, потому что миссионерский пункт в Самките не располагает лодками, на которых можно было бы перевезти весь этот груз. Случайно узнаю, что вверх по реке должен пойти маленький пароходик, капитан которого — мой знакомый. Он принимает меня к себе вместе с четырьмя неграми и берет на буксир большое каноэ, которое мне дружески одолжили. В Самките наш приезд вызывает настоящее ликование. Большое, грузоподъемностью в четыре тонны каноэ забирает все имущество миссии. За один день проделываем шестьдесят километров вниз по реке и прибываем в Ламбарене.